Владимир Пучков - Черти поневоле
— Знаю, — смягчился Эдик. — Все равно найду гада, он у меня полетает! Отвечаю!
Он повернулся к заводу и неожиданно с умным видом произнес:
— Однако нет худа без добра. Вот, пацаны, то, что мы ищем! Надо теперь только Лисипицина откопать. Без него — никак.
— Найдем, шеф, — сказал Колян. — Он наверняка где-нибудь рядом.
В это время на крыше показалась лохматая башка.
— Смотри-ка, — удивился Серый, — мужик!
— Работяга, — отмахнулся шеф. — Кровлю небось ремонтирует.
Тут надо сказать, что Эдик сильно ошибался. На крыше была обезьяна. А вышло так… Когда Лисипицин был директором завода, он с помощью импортного колдуна нашел заброшенный вход в Тридевятое царство. Царство оказалось большое, а главное — богатое.
Лисипицин недолго думая стал сплавлять туда пластмассовые изделия, оплату же требовать золотом и драгоценными камнями. А чтобы никто к заводу и близко не подошел, поставил охрану из братков.
Один из них вел себя настолько скверно и нагло, что Костя при помощи камня чудес превратил его в обезьяну. А Яга наложила свое заклятие, и стала обезьяна жить на крыше и сторожить завод от непрошеных — на ее, конечно, взгляд — гостей.
Обезьяне бросали корм, а она в ответ кидалась камнями. Такая вышла история. К обезьяне быстро привыкли и перестали удивляться. Зато и без особой нужды к заводу не подходили.
— Эй, мужик! — крикнул Эдик, обращаясь к обезьяньей голове. — Где тут Лисипицин живет?
— А ху-ху не хо-хо? — изрекла обезьяна, размахивая длинными волосатыми лапами.
— Фильтруй базар, фраер! — возмутился Серега. — Не то схлопочешь по самое некуда!
Но обезьяна подпрыгнула, затем изогнулась и показала браткам неприличную часть тела.
— Уррр! — оскалилась она. — Ху! Хо!
— Ну ты сейчас получишь! — вскипел Эдик. — Колян, дай ему в глаз!
— Щас, пацаны, только подсадите на козырек! — обрадовался Колян. Он подскочил к козырьку и оказался в опасной близости от стены. Обезьяна только этого и ждала. Тяжелое надкушенное яблоко с хрустом ударило Коляна по макушке и раскололось надвое.
— Вай! — взвизгнул Колян с кавказским акцентом и бросился бежать, но в это время второй огрызок угодил ему меж лопаток. — Уя! — Колян споткнулся и рухнул в пыль.
— Ты че, баклан! — заорал Эдик и тут же с хрустом сомкнул челюсти.
Следующий огрызок угодил ему прямо в рот. С трудом прожевав кислое яблоко, отплевываясь от семечек, шеф поднял кверху полные слез глаза и погрозил кулаком. И тут увидел в обезьяньей руке обломок кирпича.
— Все-все, уходим, — сказал он, пятясь задом. — Но мы еще вернемся и побазарим, блинн!
Шурх! Обломок кирпича прошуршал буквально в сантиметре от бугристого черепа бандита. Братки бросились бежать.
Запыхавшись, они остановились возле небольшого двухэтажного дома. У калитки стоял рыжий мужичок в косоворотке и смазных сапогах. Его козлиная бородка задорно вздернулась вверх, а глаза сверкали каким-то бесовским любопытством. В руках у мужичка была здоровенная метла.
Эдик остановился напротив него и некоторое время переводил дыхание. Наконец он огляделся — не видно ли какой-нибудь новой каверзы — и только тогда спросил:
— Земеля, подскажи, как Лисипицина найти?
Глаза мужичка вспыхнули еще ярче.
— А зачем он вам? — поинтересовался он.
— Да надо привет от одного конкретного пацана передать, — пояснил Эдик.
— Что за пацан? — насторожился незнакомец, и его хитрые глазки опасно прищурились.
— А твое какое дело? — огрызнулся Эдик. — Ты че, всех пацанов знаешь, да?
— Не всех, но кое-кого знаю, — сказал мужичок, испытующе глядя на бандита.
Эдик подошел к незнакомцу вплотную. Ему очень хотелось по-свойски разъяснить этой деревенщине, кто такие конкретные пацаны, но что-то во взгляде мужичка заставило его сбавить обороты, и он просто недовольно сказал:
— Не хочешь говорить, так и скажи!
— Да ладно! — усмехнулся незнакомец. — Знаю я, о ком вы говорите. Кислый, да?
— Точняк! — удивился Эдик. — А ты откуда знаешь? Догадался?
— Ага, — сказал незнакомец. — Лисипицин — это я!
Эдик хотел сказать, что-то вроде: а зачем ты нам мозги целый час компостировал? Или чего лапшу на уши вешал? Но почувствовал вдруг дикую усталость и только махнул рукой.
— Ну что ж… Пойдем поговорим! — предложил Лисипицин и, оглянувшись, открыл калитку.
Они устроились за столом в беседке.
— Значит, говоришь, Кислый привет передавал? — Лисипицин снова усмехнулся. — Как он? Жив еще?
— Да так, — пожал плечами Эдик, — не очень.
— Я так и думал. Кислый всегда был дураком. — Лисипицин забарабанил пальцами по столу. — Ну а вам-то что от меня нужно?
Эдик на секунду замялся, но затем решительно полез в карман и вытащил золотую монету.
— Вот!
Пальцы у Лисипицина предательски дрогнули, он так и впился в монету взглядом, но в руки ее не взял.
— Что это? — Его хитрющая физиономия излучала искреннее непонимание.
— Рыжевье! — процедил Эдик. — Я знаю, что оно отсюда. А ты этим делом занимался!
— Все! — Лисипицин поднялся со скамьи. — До свидания! Я с сумасшедшими не разговариваю.
— Двадцать процентов, командир! Все будет чисто, отвечаю.
— Сейчас я спущу собаку! — пообещал Лисипицин.
— Тридцать процентов! — взмолился Эдик.
— Вон! — холодно повторил Лисипицин, указав бандитам на дверь.
— Сорок! — едва не плача от жадности, простонал Эдик.
Лисипицин ненадолго задумался.
— Семьдесят! — твердо заявил он, не спуская с братков глаз.
— Что?! Это грабеж! Это… это… — Эдик не находил слов.
Некоторое время он беззвучно шевелил губами, под конец схватился за сердце и, с трудом ворочая языком, проговорил:
— Пятьдесят!
— Семьдесят! — упрямо повторил Лисипицин. — Иначе потрудитесь очистить помещение.
— Очистим без проблем! — подал голос Толян. — Это в легкую! У тебя тут и мусора немного. А что, прям сейчас?..
— Заткнись, идиот! — рявкнул шеф и тяжело кивнул головой:
— Согласен!
Лисипицин сел и снова застучал пальцами по столу, испытующе глядя на парней.
— Только, чур, не светиться! Вы у кого остановились?
— У Маланьи, — с дрожью в голосе сказал Эдик.
— Это хорошо, — кивнул Лисипицин. — У Маланьи не попляшешь.
— Она… петуха четвероногого держит! — неожиданно пожаловался Эдик и провел рукой по черепу.
Лисипицин еле заметно усмехнулся.
— Знаю, — сказал он. — Считай, что вам еще повезло. Она бабка нормальная, в чужие дела не суется, но и разгуляться не даст.
— Ох не даст! — горестно покачал головой Серый.
— А ты вообще молчи, — нахмурился Эдик. — Тебе слова не давали. Кормит она… неважно. Что свинье, то и себе.
— Ты хотел сказать — вам! — засмеялся Лисипицин. — С нее станется! Жадная она, но для нашего дела — самое то! Я с ней поговорю. А пока — терпите. И вообще… Вам надо сказаться дачниками. Мол, приехали к тетке отдохнуть. Ну это я беру на себя. Самое главное — ведите себя мирно, тихо. Вы, я вижу, уже и подраться успели, в грязи где-то извалялись… непорядок.
— Мы не хотели, — проворчал Эдик. — Откуда мы знали, что у вас село сумасшедшее?
— Не сумасшедшее, а необычное, — поправил его Лисипицин. — Ну да это ничего. Скоро привыкнете. Только мой вам совет: с главным механиком не заедайтесь, у него робот живет, Гаврила… — Тут взгляд Лисипицина подернулся темной болотной ряской, а руки невольно потянулись к затылку. — Он все время с палкой ходит и дерется больно…
— Ладно, учтем! — кивнул Эдик. — Когда начнем операцию?
— Экие вы шустрые, — сморщился Лисипицин. — Сначала все обкумекаем, а потом решим. Проблема в заводе. Тут подход нужен. Опять же, обезьян проклятый на крыше живет.
— Это тот, который огрызками пуляется?
— А что, уже познакомились? — хмыкнул Лисипицин. — Да, есть такое дело. Может и кирпичом зазвездить! — И он снова притронулся к своей макушке.
«Тоже, видать, доставалось! — злорадно подумал Эдик. — Так ему и надо! Не мне же одному!»
— Так это обезьян? — изумился Серый. — То-то я вижу, больно рожа знакомая!
Лисипицин критически посмотрел на парня и неожиданно спросил:
— А что у тебя с шеей?
— Ничего! — испугался Серый. — А чего?
— Такой шеи не бывает, — твердо заявил Лисипицин. — Значит, уже успели вытянуть.
— Это ему ведьма пролетная бадью на уши надела, — оскалился Толян. — А когда бадью стаскивали, шея-то и подлиннела!
— Укоротить бы ее тебе, — зловеще произнес Лисипицин, — чтобы в глаза не бросалась, — тут же поправился он. — Но это дело наживное. Есть тут у нас один хирург. Правда, бывший, его за пьянство выгнали. Но руки — золотые! Я с ним поговорю. Будешь человеком. А так ведь жираф, да и только! Как домой-то вернешься?
На глазах у Серого выступили слезы. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но Эдик опередил его:
— Не бойся! Если надо будет, отрежем и обратно присобачим!
— Не хочу, — чуть слышно прошептал Серый.
