Илья Варшавский - Контактов не будет (Фантастические повести и рассказы)
— До свиданья! — насмешливо ответила девушка, вновь погружаясь в изучение таинств брака.
Заполнение анкеты оказалось делом кропотливым и неприятным. Ушло три дня на то, чтобы ответить на все 100 вопросов. Многие из них казались Филимону Орестовичу просто бестактными. Они извлекали на всеобщее рассмотрение подробности насчет потаенных желаний, склонностей и привычек, которые обычно составляют интимную сферу каждого человека.
Ставили в тупик и такие вопросы:
"Как вы оцениваете свою привлекательность для лиц противоположного пола:
сильная, средняя, слабая? Нужное подчеркнуть".
Поначалу Филимон Орестович невольно преувеличивал свои достоинства, но потом решил, что это ни к чему. Пусть принимают его таким, как есть.
Больше всего смущало отсутствие вопросов, на основании которых машина могла бы судить о его идеале. Все они почему-то относились к нему самому.
Только последний пункт вопрошал:
"Что вы больше всего цените в партнере по браку: красоту, ум, талант, доброту, темперамент? Нужное подчеркнуть".
Пропотев над ответом больше часа, Филимон Орестович дипломатично написал: "Женщину в полном смысле этого слова". Да, пожалуй, именно такой была героиня в том фильме, с которого все и началось. Прообраз современной Евы.
Наконец труд был закончен, и Филимон Орестович вновь отправился в Бюро консультаций.
Сдав анкету и получив квитанцию в том, что все хлопоты Купидона оплачены авансом, он поинтересовался, долго ли придется ждать.
Девушка пожала плечами.
— Трудно сказать. Это зависит от количества заказов. У нас все наоборот, — она улыбнулась, — чем больше заказов, тем скорее. Ждите, вас известят.
Ждите! Ждать всегда неприятно, а в таком деле особенно, если к тому же принять во внимание, что дома у тебя все вверх дном.
Варвара Степановна устроилась работать, и Филимон Орестович целые дни без толку слонялся один в своем закуте. Питался он в столовой, отчего все чаще побаливала печень. Кроме того, почему-то стало не хватать денег. Раньше такая проблема не возникала. Они вполне сносно жили на пенсии, даже что-то удавалось отложить на летний отдых. Теперь же, когда в его руках была большая часть их прежнего бюджета, он постоянно испытывал нужду в деньгах.
Единственное, что его подбадривало, — это надежда, что все уладится с женитьбой. Он переедет к жене, и заживут они в покое, согласии и достатке.
Между тем время шло, а обещанного извещения не было.
Филимон Орестович несколько раз ходил справляться по этому поводу, но безрезультатно. Теперь вместо былой красавицы, устроившей, видимо, свою судьбу без вмешательства электронной техники, там сидел грубоватый юноша в очках. В довольно резкой форме он попросил Филимона Орестовича не шляться сюда каждую неделю, не мешать людям работать, а спокойно ожидать дома, поскольку тщательный подбор супруги в интересах самого же Филимона Орестовича. Раз нет извещения, значит не появилась достойная кандидатка. Все дело в том, что еще мало народа обращается за помощью.
С горя Филимон Орестович стал захаживать в то самое кафе, отчего его бюджет стал еще более напряженным, а характер и вовсе утратил былое добродушие. По ночам мучили кошмары. То он в образе Фавна оказывался в хороводе прелестных нимф, насмехающихся над пунктом девятым его анкеты ("Считаете ли вы себя способным составить пару женщине, мужчине с нормальными задатками, да, нет? Нужное подчеркнуть"), то безрезультатно преодолевал множество препятствий, пытаясь настигнуть белокурую прелестницу, то электронное чудовище, подмигивая красным глазом, предлагало ему в жены корову.
Птиц он совсем забросил. Попугаи сдохли, а канареек пришлось срочно продать на рынке, так как они заразились от своих тропических собратьев черной меланхолией и петь больше не хотели.
Нужно сказать, что не раз, просыпаясь по ночам, Филимон Орестович обдумывал планы капитуляции. Порою ему нестерпимо хотелось броситься на колени и вымолить прощение у Варвары Степановны. Однако он самым решительным образом гнал эти малодушные мысли. Пойти на мировую значило навсегда распрощаться со своим идеалом и разменять ожидавшее его счастье на серые будни.
И вот однажды, когда, казалось, уже всякая надежда была потеряна, он обнаружил в почтовом ящике адресованный ему конверт со штампом Вычислительного центра. По краям конверт был окаймлен гирляндами красных роз, а в левом углу, над электронной схемой, парил Амур, изготовившийся к стрельбе по живым целям.
Сомнений быть не могло. Наконец-то Филимон Орестович держал в своих руках судьбу!
С пылом юноши, срывающего маску прекрасной незнакомки, он единым махом вскрыл конверт и прочел заветное имя:
Варвара Степановна Орешкова Далее следовали адрес и телефон, столь известные Филимону Орестовичу.
Говорят, что в момент сильных потрясений перед человеком проносится вся его жизнь. Ну, если и не вся, то хотя бы важнейшие ее этапы.
Так и сейчас, закрыв глаза, Филимон Орестович за короткое время вспомнил прошедшие тридцать лет. По сравнению с его нынешним состоянием они казались годами настоящего счастья, которое он так неразумно упустил, предавшись несбыточным иллюзиям.
Он радостно улыбнулся и направился в кухню, откуда доносились сладостные его уху звуки переставляемой посуды…
Если бы автор задался целью написать новогодний рассказ, то лучшего конца и придумать нельзя. Вновь соединенные супруги под звон курантов поднимают бокалы в честь электронного Деда Мороза.
Однако, как утверждают философы, жизнь — очень сложная штука. Пусть они даже немного преувеличивают, но, во всяком случае, она сложнее примитивных сюжетных схем. Что же касается гибрида Амура с компьютером, то даже воображение фантаста не всегда может предугадать, на какие пакости этот ублюдок способен. Итак, терпение, читатель!
…С радостной улыбкой вошел Филимон Орестович в кухню. Он тут же заметил на столе точно такой же конверт.
— Ну, чего тебе? — спросила Варвара Степановна.
— Значит, ты тоже?.. — Филимон Орестович указал на конверт.
— А ты как думал?! Что ж я, по-твоему, одна и помирать буду?
— Эх, старуха, старуха! — вздохнул Филимон Орестович. — Много мы с тобой глупостей понаделали. Ну, теперь все! Завтра идем в загс.
— Ишь, какой прыткий! — усмехнулась она. — Я своего еще и не видела.
— Так посмотри! — Филимон Орестович петухом прошелся по кухне.
— Ты что, обалдел?!
— Обалдеешь тут! — Он засмеялся и, взяв со стола конверт, извлек оттуда извещение. Тут же смех комом застрял у него в горле. На плотной бумаге с водяными знаками заказчица торжественно извещалась, что лучшего мужа, чем некий Аврелий Маркович Октовианов, проживающий в поселке Ручьи, улица такая-то, собственный дом, ей не сыскать.
Удивительное создание человек! В этой новой ситуации Филимона Орестовича почему-то больше всего возмутили именно Ручьи.
— Ручьи! — захохотал он. — Нет, вы только подумайте, Ручьи! Собственный дом!
Усы у него брезгливо топорщились, как у кота, нюхнувшего нашатырного спирта, глаза сверкали дьявольским пламенем, нос заострился и выгнулся дугой.
— Ручьи! Ха-ха-ха! Ручьи!!! Что ж, не смею препятствовать!
Отвесив насмешливый поклон, он с достоинством Каменного гостя направился к себе за шкафы.
Я не мастак описывать сложные душевные переживания. Сопутствующие им мысли настолько сумбурны, что изложить их хоть в какой-то логической последовательности очень трудно. Да и ни к чему это. Важно, что теперь Филимон Орестович готов был один на один биться за свою поруганную честь со всеми электронными своднями на свете. Что же касается гнусного соблазнителя из поселка Ручьи, то хороший удар шпагой:
Впрочем, чушь, какие теперь шпаги? Правда, есть еще кулачная расправа, но и эта мысль тоже была откинута. Возраст не тот, да и сердце пошаливает.
Оставалось одно: протестовать, протестовать!
Протест — одна из самых хилых форм борьбы. Ниже его в табели о рангах стоит только кукиш в кармане. Кроме того, попробуй протестовать, когда перед тобой — равнодушный очкарик, впившийся молодыми зубами в яблоко.
— Вот, полюбуйтесь! — Филимон Орестович швырнул на стол извещение. — И зачем вас только тут держат?!
— Что, не подходит? — спросил очкарик, чавкая при этом самым омерзительным образом.
— Подходит! — дрожащим от негодования голосом произнес Филимон Орестович. — Очень подходит, только я ей не подхожу. По вашему мнению не подхожу. Это вы ей какого-то Аврелия подсунули!
— Что ж, бывает, — усмехнулся тот. — Тут уж, как говорится, ничего не попишешь. Вам она подходит, а вы ей нет, ситуация вполне жизненная. Платить будете? — Он вытащил из стола квитанционную книжку. — За повторную рекомендацию пять рублей.
