Терри Пратчетт - 03 Ринсвинд. Посох и Шляпа
Он повернулся к Кардингу и увидел, что его собрат-волшебник взирает на Койна восхищенными глазами.
На лицах большинства волшебников застыло такое же выражение. Волшебник, которого не притягивает сила, – не волшебник вовсе, а в посохе скрывалась настоящая сила. Посох зачаровывал их, словно кобр. Кардинг протянул было руку, чтобы дотронуться до плеча мальчишки, но передумал и вместо этого воскликнул:
– Потрясающе. – Повернувшись к собравшимся и воздев руки, он вскричал:
– Братья мои, среди нас находится весьма могущественный волшебник!
Лузган дернул его за мантию и прошипел:
– Он же едва не убил тебя.
Кардинг не обратил на него внимания.
– И я предлагаю… – Он сглотнул. – Я предлагаю избрать его аркканцлером!
Какое-то мгновение в зале стояла тишина, а затем он взорвался аплодисментами и криками несогласия. В задних рядах вспыхнуло несколько ссор. Те из волшебников, что стояли поближе, не проявляли такой готовности возражать. Они видели улыбку на лице Койна. Она была сияющей и холодной, как та улыбка, которую можно разглядеть на лике луны.
В толпе произошло какое-то волнение, и вперед протиснулся пожилой волшебник.
Лузган узнал в нем Овина Хакардли, волшебника седьмого уровня, преподавателя Закона. Тот аж побагровел от гнева – там, где не побелел от ярости. Когда он заговорил, его слова пронизали воздух, словно ножи. Они были суровыми, как нитки, и прямыми, как палки.
– Вы что, с ума сошли? – вопросил он. – Аркканцлером может стать только волшебник восьмого уровня! И он должен быть избран остальными старшими волшебниками на торжественном заседании совета! (Разумеется, под чутким руководством богов.) Это Закон! (Как можно!)
Хакардли изучал Закон магии много лет, а поскольку магия обычно является двусторонним процессом, она оставила на волшебнике свой отпечаток. С виду Хакардли казался хрупким, как сырная палочка, а сухой характер предмета специализации наделил его непостижимой способностью произносить знаки препинания.
Он стоял, трепеща от негодования, и постепенно осознавал, что быстро остается в одиночестве. Он стал центром расширяющегося круга пустого пространства. Этот круг был обрамлен волшебниками, которые внезапно ощутили готовность поклясться, что они никогда в жизни не видели этого человека.
Койн поднял посох.
Хакардли назидательно погрозил ему пальцем.
– Вы меня не испугаете, молодой человек, – резко сказал он. – Может, вы и талантливы, но одного таланта недостаточно. Великий волшебник должен обладать и другими качествами. Способностью к управлению, например, мудростью, а еще…
– Этот Закон применим ко всем волшебникам? – опустив посох, уточнил Койн.
– Ко всем без исключения! Он был составлен…
– Но я не волшебник, господин Хакардли.
Хакардли заколебался.
– О, – изрек он наконец и снова замолчал. – Хорошее замечание.
– Но я прекрасно понимаю необходимость мудрости, предусмотрительности и доброго совета. Вы окажете мне большую честь, если согласитесь обеспечить меня этим ценным товаром. Объясните, например, почему волшебники не правят миром?
– Что?
– Это простой вопрос. В этом зале, – губы Койна долю секунды беззвучно шевелились, – четыреста семьдесят два волшебника, искушенных в наиболее тонком из всех искусств. Однако все, чем вы правите, – это несколько акров, застроенных довольно посредственными архитектурными сооружениями. Почему?
Волшебники старших рангов обменялись многозначительными взглядами.
– С виду это действительно так, – в конце концов отозвался Хакардли. – Но, дитя мое, у нас есть владения, простирающиеся далеко за пределы познаний временных владык. – Его глаза блестели. – Магия может увести разум к внутренним полям тайных…
– Да, да, – перебил его Койн. – Однако этот Университет окружают крайне прочные стены. Почему?
Кардинг провел языком по губам. Невероятно. Этот мальчишка высказывает вслух его мысли…
– Вы ведете борьбу за власть, – сладким голоском продолжал Койн, – однако для любого горожанина, живущего за пределами этих стен – для человека, вывозящего нечистоты, или обыкновенного торговца, – так ли уж велика разница между магом высокого уровня и простым заклинателем?
Хакардли смотрел на него с бесконечным изумлением.
– Дитя, эта разница очевидна для самого ничтожного из горожан, – ответил он. – Сами наши одежды и их отделка…
– Ага, – кивнул Койн, – одежды и отделка. Разумеется.
В зале ненадолго воцарилось тяжелое, задумчивое молчание.
– Мне кажется, – высказался наконец Койн, – что волшебники правят только волшебниками. Кто же правит снаружи?
– В том, что касается города, это, должно быть, патриций, лорд Витинари, – с некоторой оглядкой сообщил Кардинг.
– Его можно назвать честным и справедливым правителем?
Кардинг обдумал этот вопрос. Шпионская сеть патриция, по слухам, была великолепной.
– Я бы сказал, – осторожно начал волшебник, – что он нечестен и несправедлив, но безупречно беспристрастен. Он нечестен и несправедлив со всеми, независимо от положения.
– И вы довольствуетесь этим? – спросил Койн.
Кардинг постарался не встречаться глазами с Хакардли.
– Дело не в том, довольствуемся мы или нет, – ответил он. – Полагаю, мы не особенно об этом задумывались. Видишь ли, истинное призвание волшебника…
– Неужели мудрецы действительно позволяют управлять собой таким образом?
– Конечно же, нет! – зарычал Кардинг. – Не будь глупцом! Мы просто терпим. В этом и заключается мудрость, ты узнаешь это, когда вырастешь, речь идет о том, чтобы выждать благоприятный момент…
– Где этот патриций? Я хотел бы с ним увидеться.
– Это можно устроить, – пообещал Кардинг. – Патриций всегда принимает волшебников и…
– А теперь я приму его, – заявил Койн. – Он должен узнать, что волшебники достаточно долго выжидали свой момент. Отойдите-ка.
Он навел посох на цель.
Временный правитель широко раскинувшегося города Анк-Морпорка сидел в кресле у подножия ступенек, ведущих к трону, и пытался углядеть в донесениях соглядатаев хоть какие-то признаки здравого смысла. Трон пустовал уже более двух тысячелетий, со времени смерти последнего из рода королей Анка. Легенда гласила, что в один прекрасный день в городе снова появится король, и добавляла к этому различные комментарии насчет магических мечей, родимых пятен и всего остального, о чем обычно болтают легенды.
По правде говоря, в настоящее время наследника трона определяли лишь по одному признаку: перво-наперво, он должен был остаться в живых в течение пяти минут после сообщения о наличии каких-либо магических мечей или родимых пятен. Последние двадцать веков городом правили богатые торговые семьи Анка, а они проявляли примерно столько же желания выпустить власть из своих рук, сколько обычный бульдог – отпустить жертву.
Человек, занимающий в данный момент должность патриция, глава чрезвычайно богатой и могущественной семьи Витинари, был худ, высок и хладнокровен, как дохлый пингвин. Именно такие люди любят держать дома белых кошек, которых рассеянно поглаживают, приговаривая людей к смерти в водоеме с пираньями. Для полноты картины вы бы рискнули добавить, что патриций, вероятно, собирает редкий тонкий фарфор и крутит его в своих голубовато-белых пальцах, пока из глубоких подземелий доносится эхо затихающих вдали криков. Вы бы не усомнились в том, что он любит употреблять слово «изысканный» и что у него тонкие губы. Он казался человеком, который моргает настолько редко, что это событие каждый раз можно отмечать в календаре как праздник.
На самом деле почти все ваши предположения неверны. Хотя у патриция действительно был маленький и чрезвычайно старый жесткошерстный терьер по кличке Вафлз, который сильно вонял псиной и наскакивал на всех подряд с одышливым лаем. По слухам, это было единственное существо на всем белом свете, которое патриций по-настоящему любил. Он и правда время от времени приговаривал людей к смерти в страшных мучениях, но это считалось вполне приемлемым поведением для правителя города и обычно одобрялось подавляющим числом горожан[10]. Жители Анка – народ практичный, и они считали, что патриций, запретив все уличные театры и выступления мимов, заботился прежде всего о благосостоянии своих подданных. Патриций не сеял в душах горожан ужас, он бросал его туда по зернышку.
Патриций вздохнул и положил последнее донесение на высокую стопку рядом с креслом.
В детстве он как-то видел жонглера, который мог удерживать в воздухе дюжину тарелок. Чтобы приступить к обучению искусством управлять Анк-Морпорком, городом, который кто-то описал как «нечто напоминающее перевернутый вверх дном термитник без присущего последнему шарма», он должен был проделать такой же трюк с сотней тарелок.
