Илья Новак - Мир вне закона
– И вином тоже, хотя при помощи спиртного проделать такое тяжело. Надо напиваться каждый божий день до умопомрачения, пока извилины не переплетутся. Скорее подойдут разные галлюциногены, природные и химические. Ими можно довести свой мозг до такого помутнения, что вообще никогда уже не выберешься из Шелухи. Будет казаться, что путешествуешь ты по неведомым землям, встречаешь фантастических тварей и переживаешь экзотические приключения, а на самом деле – пролежишь всю оставшуюся жизнь в психушке, кушая бульон через трубочку.
– Психушка – это бедлам, что ли?
– Бедлам?
– Ну, дом для умалишенных.
– Точно, для лишенных ума… В Клипате нельзя жить, невозможно. Это недопространство, полуреальность… Там обитают лишь сущности, эфемерные продукты мыследеятельности, отходы разума, так сказать… Смутные тени неосознанных стремлений и подавленных желаний разумных существ из реальностей.
– Вроде малиновых ящериц и фиолетовых крыс?
– Местный фольклор? Да, что-то вроде того.
Не знаю, почему именно после этих слов, но я вдруг вспомнил:
– Эй, Мун, я наконец сообразил, где раньше видел твою… твое лицо!
Если бы я был менее пьян, то придал бы большее значение тому, как он напрягся, быстро глянул на меня и спросил:
– Где?
– Я рылся в столе Хуансло, искал ключ от шкафа. И кроме всего прочего нашел там стеклянную пластину с изображением… твоим изображением. Объемным.
– А, это… – Он заметно расслабился. – Это всего лишь голограмма. Ну, объемное изображение в стекле. Я сам как-то подарил ее Хлору. Где она сейчас?
– Надо полагать, там же, в столе.
– При случае заберу.
Мы помолчали, и я опять спросил:
– А ты не мог бы показать мне, как работают эти штуковины?
– Камуфляжец – нет. Не потому, что не хочу, а потому, что сейчас просто не смогу. А РД-машина – запросто.
Поднявшись, он нетвердым шагом приблизился к аппарату и поманил меня.
– Смотри… – Макой стал показывать, то и дело сбиваясь и путая кнопки управления.
По мере сил я пытался запомнить, что он говорит и делает, но запомнил мало. Выяснилось, что круглая площадка со штангами и есть то место, от которого расходится деформация и на которое надо встать, чтобы переместиться в другую реальность, а куб из зеленого металла является тахионным уловителем. Мне показалось, что включается машина довольно просто, но, скорее всего, мне это только показалось.
– Датчик, – говорил Мун, – инициируется, если кто-то извне хочет воспользоваться твоей станцией. Импульс проходит через радиомаяк, который отправляет «сигнал-о-прибытии», улавливаемый приемником в часах, а затем достигает автомодуля, который через внутренний контур самостоятельно активизирует автоматику. Вообще, это – сложная стационарная машина большой мощности, но существуют еще малогабаритные деформаторы типа «ПАКЕТБУК», рассчитанные на три-четыре перемещения. Сейчас появились даже микроустройства, одноразовые «дефзонды». Машину надо, конечно, уметь ремонтировать, если там вдруг что-то сломается, но, по-моему, там никогда ничего не ломается. Так что можешь теперь считать себя профессиональным смотрителем. – На этой оптимистической ноте мы вернулись в кресла.
– Что же все-таки делать с регистрацией? – произнес Макой уже совершенно пьяным голосом. – Пока найдется новый смотритель, пока все оформят… А дела мои стоять не могут.
– Зачем тебе нужна эта регистрация? – спросил я. Мой голос, кажется, тоже не был голосом человека трезвого.
– Мне-то она не нужна. Но за этим очень ревностно следит Эгида. Если ненароком выяснится, что я вышел за территорию РД-станции, не зарегистрировавшись, меня могут лишить лицензии и наложить штраф.
– Эгида? Я краем уха слышал о ней там, в ресторане. Что это еще за штука такая?
– Ее не любят, но, как ни крути, она нужна. Это контора, следящая за порядком реальностных деформаций и контролирующая все легальные РД-станции. Ею руководит человек, которого называют Принципал. Главные отделы расположены в мире Зенит, Средоточии Пространств, который считается как бы центральной реальностью Конгломерата… Это, конечно, условно. Зенит еще называют Красными Песками. Слушай, Уиш, а кем тебе вообще приходился Халай? – произнеся последнюю фразу, он посмотрел на меня очень внимательно. – Фамилии-то у вас разные.
– Да никем. Я ж говорил – просто мой скупщик.
– Но ты выдал себя за его родственника?
– Ну да.
– Ага… И как у тебя сейчас с финансами?
– Фи… с чем?
– Деньги, я имею в виду, у тебя есть?
– Ни медяка.
– А предвидятся?
– Я вообще-то надеялся на это наследство. А кроме него…
– Вряд ли Хлор много оставил. Я бы на это не рассчитывал.
– Так мне больше не на что рассчитывать.
Он подумал и провозгласил:
– Уиш, я знаю, как решить твои финансовые затруднения! Тебе надо стать смотрителем РД-станции на Бьянке!
– Как это? – удивился я. – Что ты? Мне – смотрителем?
– А почему нет? Очень приличная должность. Ты ведь получил в наследство дом, землю и личный прайтер Хлора. Правда, ты ничего не знал о прайтере, но ведь это лишь потому, что старик внезапно помер, не успев дождаться твоего появления и ввести в курс дела. Для чего еще он вызывал тебя к се… Да, я забыл, он же тебя не вызывал, ты сам написал то письмо… Не важно, в общем, теперь ты получаешь в наследство станцию. Во всем Конгломерате никто, кроме тебя и меня, не знает, что на самом деле ты ему не родственник. Что с тобой? Тебе плохо?
– Не… Мне хорошо…
Я сидел, развалившись в кресле, и смотрел на Макоя одним глазом, потому как уже понял, что если смотреть двумя, то собеседник начинает раздваиваться и уплывать куда-то. Мысли путались.
– Но… но ведь эта станция не была собственностью Хуансло Хита, – возразил я.
– Ничего не значит. Прайтер твой, автопилот запрограммирован на полет к станции и обратно, датчик охранного люма на регистрационное поле прайтера, как обращаться, с машиной я тебе показал… Ну, потом еще подучу… Кому же, как не тебе, становиться новым смотрителем?
– Не знаю, не знаю, – промямлил я. – А какие здесь заработки?
– Вот это правильный вопрос, Уиш. Деньги – пусть, по мнению некоторых ханжей, и низменный, но – главный лейтмотив всей нашей жизни. За каждое пользование твоей станцией клиент платит, понимаешь? Величина оплаты зависит от того, сколько энергии затрачивается на конкретную деформацию. У каждой реальности, видишь ли, своя сила поверхностного натяжения событийной сферы, да и расстояние между реальностями разные… Ну, насчет расстояний, это, конечно, условно. Но, в общем, деньги сами потекут к тебе.
– А налоги?
– Их мало, и они не слишком обременительны. Вот если бы Бьянка была белая, местные власти изымали бы свои пошлины, а так… Амортизация оборудования – два процента, пенсионный фонд тоже. Больше всего забирает Эгида – десять процентов, и кроме того, маленький налог на бездетность… У тебя ведь нет детей?
– Откуда я знаю?
– А… э… не важно. Кроме того, если хочешь, можешь стать членом профсоюза смотрителей, они помогают своим, а берут немного, всего полтора процента. Да, еще считается хорошим тоном отстегивать иногда небольшие пожертвования в какие-нибудь благотворительные организации… Ну, там, к примеру, закрытый мужской клуб поддержки молодых девиц из неимущих семей или что-нибудь в этом роде…
– Довольно внушительный список, – заметил я.
– Да нет, это все чепуха. Ты будешь уверенно преуспевать. Так что, согласен?
– Не знаю, Мун, не знаю… Все это кажется слишком неожиданным. Лучше я пока повременю, осмотрюсь.
Но ему явно требовалось, чтобы его кто-нибудь зарегистрировал, и Макой принялся убеждать. Он был очень красноречив, и выпитое вино лишь усилило его красноречие, расцветив речь неожиданными метафорами, смелыми сравнениями и яркими аналогиями, вся мощная лиричность которых сводилась к тому, что я просто не могу не стать смотрителем. Я же, как-то подзабыв, для чего, собственно, ему это требовалось, и ощущая, что голова кружится, а мысли путаются все больше, в конце концов дал себя уговорить.
– Стой, Мун! – выдохнул я на третьей минуте его проникновенной речи. – Стой, Зарустра тебя побери! Беззаботная жизнь до самой старости? Полные карманы денег? Вкусная еда и изысканные вина? Толпы красоток со всего Конгломерата? Лучшие курорты? Уважение и почет? Ты не преувеличиваешь, Мун? Должность смотрителя станции даст мне всеэто?
– У… уверен, – пробормотал Макой, слегка ошалевший от собственной трепотни. – На все сто!
– Ну, тогда я согласен!
– Молодец, Уиш! Так и надо принимать судьбоносные решения в своей жизни – быстро и без оглядки. Сейчас подпишем бумаги, и вступишь в новую должность.
Он достал из-за кресла вместительный баул коричневой кожи, который я раньше не заметил. На стол легли голубая папка и несколько листов тонкого белого пергамента, похожего на тот, что я видел у Хуансло Хита. Из кармана пиджака появился тонкий белый стержень, и с некоторым удивлением я догадался, что это пишущее перо. Я оглядел стол в поисках чернильницы, но Мун уже принялся писать. Чернила каким-то образом сами появлялись на пергаменте, будто вытекали из кончика пера.
