Сергей Мусаниф - Во имя рейтинга

Они оскорбили всех участников предстоящей войны и если кого-то и пропустили, то лишь из-за уважения к присутствующим или по причине элементарной забывчивости.

Фениксу было страшно. Казалось он на самом деле ждал здесь явления разъяренных богов или, на худой конец, разъяренных вождей.

Ликомед откровенно потешался.

Патрокл хмурился, глядя за злобного Пелида.

Ахилл молод и горяч. Его только что оскорбили своим невниманием, ему явно не нравились насмешки над теми, в ком он видел своих благородных соратников или не менее благородных противников. Он кипел. Еще немного, и он схватится за меч.

Ликомед просек настроение неуязвимого. Чего ему точно не было нужно, так это чтобы в его доме пролилась кровь героев, предназначенная для пролития в совсем другом месте, поэтому он попытался направить разговор в интересующее Пелида русло.

— Что привело вас в мой скромный дом, богоравные? — А сам подлил богоравным еще вина.

— Не такой уж он скромный, — сказал Одиссей. — Вот мой дом — тот просто воплощение скромности.

— Это ты еще моего дома не видел, — сказал Диомед. — Скромность — это неподходящее для него слово. По сравнению с сегодняшним приемом я обитаю в нищете.

— В нищете? — спросил Одиссей. — Ты, ванакт Аргоса, обитаешь в нищете? Это я, жалкий басилей маленького каменистого острова, затерянного в море, нищий. А ты просто купаешься в роскоши.

— Богоравные! — воззвал Ликомед. — Полно вам спорить о недостатках ваших жилищ. Разве не дело привело вас сюда?

— Дело? — спросил Одиссей. — Ты помнишь о деле, Тидид?

— Смутно.

— А я что-то припоминаю. Мы должны разыскать какого-то юношу.

— Да? — изумился Диомед. — Так мы нашли уже двоих. — Он бесцеремонно указал пальцем на Ахилла с Патроклом. — Мальцы, который из вас Пелид?

Ахилл вскочил на ноги и схватился за меч, Патрокл схватился за Ахилла, Ликомед попытался вклиниться между ними и гостями.

Одиссей с удивлением посмотрел на обнаженную бронзу в руке Ахиллеса, потом перевел взгляд на Диомеда, потом снова на скульптурную композицию «держите меня семеро».

— Убери меч, — сказал Ликомед. — Не видишь, это говорят не они. Это говорит вино, которое они выпили.

— Да, — согласился Одиссей, — это не мы. Это вино в нас пыталось тебя обидеть. Прими мои извинения, горячий Пелид.

Тон, которым говорил сын Лаэрта, ничуть не был похож на извиняющийся, но Ахилл все-таки спрятал меч и позволил Патроклу усадить себя на место. Феникс облегченно вздохнул, Ликомед налил всем вина.

— О, герой богоравный Ахилл, сын Пелея, — сказал Одиссей. — Нас прислал сюда Ага… Агам… мемнон.

— Кто? — спросил Диомед.

— Старший Атрид, — уточнил Одиссей. — Атрид хочет пригласить Ахилла сложить голову во имя его славы.

Я не совсем понял, во имя чьей конкретно славы Ахилла зовут сложить голову, но остальные, видимо, что-то поняли и не стали заострять на этой фразе внимание.

— Он зовет тебя на войну, — пояснил Диомед. — На Трою. Ты дружен с Агамемноном, богоравный?

— Нет, — сказал Ахилл.

— Ты присягал ему на верность?

— Нет, — сказал Ахилл.

— Ты видел его когда-нибудь, хоть раз в жизни?

— Нет, — сказал Ахилл.

— Тогда тебе ничто не мешает умереть за него, — сказал Одиссей. — Хочешь, мы расскажем тебе об Агамемноне?

— Нет, — сказал Патрокл.

— Хороший он человек, Агамемнон, — сказал Одиссей. — Вождь вождей, между прочим.

— Верный муж, — сказал Диомед.

(По возвращении с войны Агамемнон будет зарезан собственной женой, вспомнил я.)

— Любящий отец, — сказал Одиссей.

(Перед началом войны Агамемнон принесет в жертву богам собственную дочь.)

— Стойкий военачальник, — сказал Диомед.

(В критический момент сражения, когда ахейцы будут проигрывать троянцам и те доберутся до их кораблей, сложит с себя командование, которое примет Диомед.)

— Бескорыстный друг, — сказал Одиссей.

(Во время войны он отберет пленную девушку у Ахилла, желая унизить последнего. У меня начало складываться впечатление, что не один я знаю, как дальше пойдут дела.)

— Короче, гнида редкостная, — подытожил Одиссей.

— Как можешь ты говорить такое о человеке, которому присягал на верность? — спросил Феникс.

— Я присягал, — сказал Одиссей с пьяной улыбкой. — Я признал его владычество над Итакой. Я клялся в верности, я клялся исполнять его приказы, я клялся воевать за него. Но я никогда не клялся любить его, и я никогда не клялся его уважать.

— И ты готов высказать все это ему в лицо? — осведомился Ахилл. — А не клясть за глаза?

— Я высказывал, Тидид может подтвердить.

Диомед кивнул.

— И Агамемнон знает, как я к нему отношусь, — продолжил Одиссей, — и отвечает мне взаимностью. Но ничего не может сделать, ибо я не нарушаю свою клятву. Он хотел, чтобы я отправился на Скирос, и вот я здесь. Он хотел, чтобы я нашел Ахилла, и я его нашел. Правда, это было не так сложно, как он думал. Еще он хотел, чтобы я уговорил Ахилла отправиться в Троаду, так я и уговариваю. Поплывешь на Трою, Пелид?

— Не говори сейчас, — сказал Диомед. — Подумай до утра. Мы все равно не тронемся в обратную дорогу раньше завтрашнего полудня.

— Сбор войск в Авлиде, — сказал Одиссей. — Еще вина, Тидид?

— Не откажусь.

Они выпили.

— Не держи на нас зла, Ахиллес, — сказал сын Лаэрта. — Мы будем горды биться плечом к плечу с сыном Пелея.

— И с твоим другом Патроклом.

— И мы всегда будем рады выслушать совет твоего учителя Феникса, — сказал Одиссей.

Про Ликомеда он ничего не сказал, очевидно, у правителя Скироса был «белый билет». И только тут сын Лаэрта заметил меня. Или сделал вид, что только что заметил.

— Боюсь, я забыл твое имя, богоравный.

— Это Алекс, сын Виктора, — сказал Патрокл. — Мы встретили его сегодня днем на берегу.

— Алекс, сын Виктора? — повторил Одиссей. — Откуда ты, богоравный Алекс?

— Издалека.

— Он говорит, что боги дали ему дар видеть на расстоянии, знать, что происходит сейчас по всему миру. И даже стены не преграда для его всепроницающего взора, — сказал Патрокл.

— Это полезный дар, — признал Одиссей, — особенно во время войны. Хотя я никогда и не слышал о подобном.

— Не оскорблю ли я богоравного Викторида, если попрошу продемонстрировать мне его дар? — спросил Диомед.

— Нет, тем более я обещал Ахиллу показать его.

— Отлично, — сказал Диомед. — Скажи мне, богоравный, чем занят сейчас наш вождь вождей?

Я активировал терминал и ввел имя. Мои манипуляции не остались незамеченными для сына Лаэрта, и он более внимательно стал смотреть на мои руки.

Я не стал закрывать глаза. Так изображения наслаивались друг на друга, но не создавалось впечатление, что я сплю. Напротив, казалось, что я всматриваюсь в даль.

— Агамемнон сидит в своем шатре наедине с Менелаем и амфорой вина.

— Что делает сейчас моя жена?

Перенастройка. Я точно знал, что за Пенелопой тоже ведется наблюдение.

— Спит, как и положено в столь поздний час.

Одиссей улыбнулся:

— Что делает Аякс Большой?

Ввод.

— Тешит свой приап в обществе рабыни.

Ахилл с Патроклом сияли, как мальчишки, которым дали потрогать космический корабль. Феникс недоверчиво улыбался.

— Да простит меня богоравный Алекс, — сказал Одиссей, — но это не доказательство. Сейчас уже ночь, и вполне естественно, что кто-то объят Морфеем, кто-то возносит хвалу Эроту, а кто-то приносит жертвы Дионису. В твоих словах нет ничего удивительного, я тоже мог ответить так же.

— Что убедит тебя, Лаэртид?

— Мой друг Диомед выйдет в соседнюю комнату, — сказал Одиссей. — Посмотри, что он будет там делать. А когда он вернется, он подтвердит твои слова. Согласен?

— Конечно, — сказал я.

Учитывая, сколько здесь собралось персонажей реалити-шоу «Троя», «насекомых» тут должно быть не меньше пары дюжин. А может, и больше. Но пересчитывать мне было лень.

С выходом Диомеда возникла небольшая проблема. Оказалось, что Диомед так хорошо посидел, что почти забыл, как ходить. Лишь после трех неудачных попыток ему удалось подняться на ноги и выползти в соседнюю комнату.

Обратно он не торопился.

— Ну, что он делает? — спросил Одиссей.

— Спит, — сказал я. — Лежит на полу и спит.

— На спине или на животе?

— На правом боку. Левая нога согнута в колене, правая рука под головой.

Одиссей встал и, продемонстрировав неожиданно твердую походку, сходил полюбоваться на спящего приятеля, после чего вернулся за стол.

— Ты прав, богоравный Викторид, — сказал Одиссей. — Воистину ты щедро одарен богами.