Сергей Мусаниф - Прикончить чародея

— Все, — сказала Карин, останавливая лошадь. — Земли Тревора остались позади. Гони мне еще один золотой, красавчик.

— Пожалуйста, — я выложил монету на подставленную ладонь.

— Береги себя, — сказала она, пряча монету в карман и разворачивая лошадь.

— Постойте, — сказал я.

— Что еще?

— Я подумал, может быть, вы согласитесь сопровождать меня и дальше. За соответствующую плату, разумеется.

— А куда ты направляешься?

— В Бартадос.

— В Бартадос? — удивилась она. — Это же на побережье, черт знает, в скольких километрах отсюда. Дорога будет долгой.

— Поэтому я и хочу, чтобы вы меня сопровождали, — странное для мужчины заявление, но рядом с этой женщиной я чувствовал себя в безопасности. По крайней мере, в большей безопасности, нежели без нее.

— Возможно, нам придется добираться туда несколько месяцев, — сказала она. — У тебя хватит золота, чтобы оплатить мои услуги?

— У меня есть около тридцати золотых, — признался я. — С собой. Но там, куда мы направляемся, я сумею раздобыть еще.

— А что тебя ждет в Бартадосе?

— Мой учитель, — сказал я. — И мой приемный отец. Это два разных человека, если вам интересно.

На самом деле, три разных человека, ибо в Бартадосе помимо приемного отца меня ждали целых два наставника.

Я долго размышлял, куда мне следует направиться, и решил вернуться домой. Конечно, старики посчитают мое возвращение признанием их правоты и моим поражением, но это был самый безопасный вариант из всех возможных.

По крайней мере, там до меня не доберется граф Осмонд. А мой наставник в чародейских делах сумеет разобраться с зацепившим меня заклинанием.

К посторонним же волшебникам мне лучше не соваться.

— Тариф будет прежний, — сказала Карин. — Один золотой в день.

— Согласен.

— Жаль, ты сразу не сказал, что направляешься в Бартадос. Мы целый день ехали не в ту сторону.

— Тогда я еще не решил окончательно, куда именно направляюсь.

— Понятно. Сначала ты бежал откуда-то, а теперь решил бежать куда-то, — сказала она. — Что ж, ты хорошо ориентируешься на местности?

— Не очень.

— Я никогда не была в Бартадосе, но могу доставить тебя на побережье.

— Это мне подходит.

— Самый короткий путь к побережью лежит через горы, — сказала она. — Ты не боишься высоты?

— Нет.

— Это хорошо. Так и не придумал, кто мог в тебя стрелять?

— Увы.

— Чувствую, нас обоих в этом путешествии ожидает много сюрпризов, — пророчески сказала она и тронула свою лошадь каблуками сапог. — Поехали, Рико. Примерно в двадцати километрах отсюда есть небольшая деревня с постоялым двором, в котором мы остановимся.

Так я обзавелся телохранителем. Пожалуй, это было одно из самых разумных моих решений за последнее время.

Глава седьмая,

в которой главный герой пытается залезть на колокольню, а также рассказывает Карин о части своих проблем

Мы поужинали в общем зале гостиницы, а потом поднялись наверх. Сначала я хотел снять нам с Карин отдельные комнаты, но она возразила, что телохранитель не может спать отдельно от охраняемого тела, и я просто снял номер с двумя кроватями.

Она легла в постель, скинув только сапоги. Я последовал ее примеру.

Кровать — это величайшее достижение современной цивилизации после изобретения колеса. А может быть, даже без всяких скидок.

Последнее время я ночевал преимущественно в спальных мешках или стогах с сеном (мою последнюю ночь в прежнем жилище можно не считать), и только сейчас понял, как мне не хватает моей кровати. Как я истосковался по относительно мягкой перине, подушке, теплому одеялу и прочим благам цивилизации.

Разумные существа не должны спать на земле. Это удел животных.

— Ты спишь, Рико? — поинтересовалась Карин.

— Еще нет.

— Я тоже не могу заснуть. Эта постель слишком мягкая для меня.

— А для меня — слишком жесткая.

— У нас с тобой была разная жизнь, — сказала Карин. — Ты привык спать на мягкой перине, а я — на земле. Не возражаешь, если я перелягу на пол?

— Нет, если вам так будет удобнее.

Она тут же перетащила одеяло на пол, оставив на кровати даже подушку. Черт побери, в компании этой девушки я чувствовал себя изнеженным юнцом. Кроме того, мне было неудобно, что я сплю в кровати, а она — на полу.

— Сейчас нормально? — спросил я.

— Вполне, — должно быть, у нее действительно была очень тяжелая жизнь.

— Рука не беспокоит? — перед тем, как мы легли спать, я сменил повязку. Рана под ней выглядела неплохо и обещала зажить без всяких неприятных последствий, вроде нагноения или гангрены.

— Нет. Ты прекрасно знаешь свое дело.

— Это не совсем мое дело, но все равно спасибо.

— Не за что. Спи, красавчик. У нас впереди долгая дорога.

Судя по ритму ее дыхания, она заснула минуты через две после этой фразы. Я так не умею.

Иногда я засыпаю моментально, как только представляется хорошая возможность, а иногда ворочаюсь в постели по нескольку часов, стараясь отключиться. Уж не знаю, с чем это связано.

В общем, в этот раз засыпал я долго и мучительно, то и дело переворачиваясь с одного бока на другой. Я даже попробовал считать овец, то это не помогло. Тогда я стал считать ребят, желающих моей смерти. Их было не так много, как овец, но все же набралась порядочная компания.

Интересно, как отреагируют мои старики, когда я доберусь до Бартадоса и вывалю кучу своих проблем на их мудрые и седые головы. Наверное, обрадуются. Они страсть как любят оказываться в кризисных ситуациях и ввязываться в смертельно опасные истории.

Взять хотя бы Мигеля.

В одной опасной истории он потерял левую руку. Удивительно, но ни отсутствие одной конечности ни весьма преклонный возраст не мешают ему входить в десятку лучших клинков Вестланда. Он учил меня драться начиная с того возраста, когда я мог удержать в руках деревянный меч, и не его вина, что я до сих пор избегал пользоваться полученными навыками.

Мигель считает, что любую спорную ситуацию можно разрешить несколькими способами, но сам всегда предпочитает пользоваться силой, утверждая, что этот способ — наилучший. Насколько мне известно, за всю свою долгую жизнь он отступил только один раз, и это отступление до сих пор не дает ему покоя. К сожалению, переиграть он уже ничего не может, и бесится всякий раз, когда я ему об этом напоминаю.

Я могу побить его в трех схватках из десяти. Тренировочных схватках, естественно. Когда дело дойдет до настоящего боя, он даст мне сто очков вперед. Мигель утверждает, что в те времена, когда у него еще сохранялись обе руки, он в одиночку противостоял отряду орков и положил пятьдесят шесть воинов, троих шаманов и одного вождя. Я полагаю, что он немного приукрашивает, но…

Исидро — чародей. Тоже один из самых крутых в Вестланде, хотя его имя мало кому знакомо. В отличие от некоторых представителей нашей профессии, обожающих работать на публику, Исидро предпочитает держаться в тени.

Он научил меня всему, что я знаю, но далеко не всему, что знает он сам.

Эти двое — маг и воин — натаскивали меня с самого детства. Заставляли меня занять активную жизненную позицию. Даже более активную, чем их собственная. Когда я стал чуть постарше, мне это надоело, и я сделал им ручкой, отправившись искать самостоятельной жизни. Что ж, учителям будет приятно услышать о куче неприятностей, которыми закончились мои изыскания.

Мой приемный отец Диего младше любого из них, но, как мне кажется, более мудр. Он вовсе не прославленный воин и не могущественный чародей, и мудрость его чисто житейская. К моим наставникам и их потугам направить меня на путь истинный он относится слегка пренебрежительно и свысока.

Дайте мальчику время, говорит он, и мальчик сам поймет, что такое хорошо, что такое плохо, нарисует для себя картину мира и найдет свое место в этой картине. Подход дона Диего нравится мне куда больше, но его авторитета оказалось недостаточно, чтобы переубедить моих воинственных учителей, и нам пришлось расстаться.

Я скучал по ним все это время, но меня отнюдь не вдохновляла мысль вернуться домой с поджатым хвостом. А что делать?

Утро застало меня на улице.

Я стоял вплотную к стене какого-то здания, на котором, судя по всему, совсем недавно собирался потренироваться в альпинизме.

Я был в той же одежде, в которой ложился спать. Босые ноги болели то ли вследствие моих попыток скалолазания, то ли просто потому, что улица была усыпана мелкими камешками и глиняными черепками от разбитой посуды.

Карин сидела на корточках в нескольких шагах от меня с невозмутимым лицом. Рядом с ней на земле стояли мои сапоги.

— Доброе утро, — сказал я.

— Вижу, ты снова вернулся в свою голову, красавчик, — сказала она, холодно улыбнувшись. — Еще немного, и я начала бы тревожиться.