Вячеслав Шторм - Женить нельзя помиловать

— Спр-росить Спикер-ра — не гр-рех! — глубокомысленно произнес он. — Спикер-р пр-ротив анар-рхии!

— Если Спикер не прикроет клюв, он отправится в клетку и останется без крекера!

Попугай тут же замер, склонив голову, и тихонько заявил:

— Пр-рессинг!

— Что-что? — приподняла брови хозяйка, вручая нам меню.

— Умолкаю! Умолкаю! Кор-ри хор-рошая! Спикер-р хор-роший! Кр-рекер-р хор-роший! Дайте кр-рекер-р Спикер-ру!

— Всем салат с креветками, — перечисляла тем временем Глори, — мясное ассорти, тушеную свинину с картошкой, мальчикам — пиво, мне — апельсиновый сок…

— А груши? — тут же заныл Римбольд.

— …две груши…

— Три!

— …три груши, большую гроздь винограда, корзиночки с заварным кремом… — Моя принцесса улыбнулась и закончила: — …и крекеры господину на стойке.

— Ох, сударыня! — с улыбкой покачала головой хозяйка. И, обернувшись к стойке: — Слышал? Скажи спасибо, обжора!

Попугай важно шаркнул лапой, поклонился и изрек:

— Пр-ремного благодар-рен, очар-ровательная бар-рышня!

Глори со смехом вернула поклон и погрозила нам пальцем:

— Все слышали? Чтоб вот так впредь и было, иначе — никакой добавки!

— Пр-рессинг! Пр-рессинг! — тут же отозвался Бон. — Дискр-риминация!

Обед подоспел минут через пять и был настолько недурен, что мы почти не разговаривали и лишь шустро работали вилками и ножами. Корри принимала наши заслуженные восторги со снисходительной улыбкой, попугай вовсю хрустел вожделенными крекерами.

Когда наконец убрали посуду и подали десерт, хозяйка подсела к нам.

— Как вам в Демополисе? — поинтересовалась она.

— Забавно, — отозвалась Глори. — Хотя и немного шумновато.

— Да уж… Выборы…

— Выбор-ры — дешевый кич! Дешевый кич! — тут же завопил Спикер, позабыв о лакомстве. — Пар-рла-мент пр-родажен! Пр-роклятые олигар-рхи маскир-руются под демокр-ратов! Интер-ресы нар-рода лоб-бир-руются! Пр-роцветает чер-рный пиар-р! Кр-ругом кор-ррупция! Экстр-ремизм! Кошмар-р!!! Позор-р!!!

— Спикер! Договоришься! — пообещала Корри.

— Пр-равда дор-роже кр-рекер-ров! — оскорбленно нахохлился попугай. — Пр-равду не бр-росишь за р-решетку!

— Что, неужели так плохо? — сочувственно спросил я хозяйку.

— Кто бы ни заседал в парламенте, кушать хотят все, — пожала плечами та. — И деньги тоже у всех одинаковы. Конечно, мне пару раз в день обещают погром за то, что я терпима к членам всех партий без исключения, но близость полицейского участка остужает самые горячие головы. К. тому же через пару деньков этот кавардак закончится, все пойдет по-старому. До следующих выборов.

— Скажите, почтенная Корри, — включился в разговор Бон, — а толк-то хоть от них есть? Ну, допустим, большинство в парламенте захватят сторонники этого… Сына Юриста…

— Это вряд ли! — рассмеялась хозяйка. — Наш великий оратор, конечно, личность популярная, но как политика его никто всерьез не воспринимает, включая и его самого. А что до толку…. Знаете, молодой человек, однажды, лет шесть назад, мы всем кварталом голосовали за Правых. Через два года тем же составом — за Левых. И наконец на прошлых выборах — за Центристов. И ничегошеньки не изменилось. Может, оно и к лучшему. Стара я, знаете ли, для глобальных перемен…

ГЛАВА VI,

Как бы там ни было, а в Нексии мы решили не задерживаться. Остановиться где-либо на ночлег представлялось делом весьма затруднительным, да и людей КГБ в предвыборной суете искать было не только бесполезно, но и небезопасно. Поэтому мы пополнили запас продовольствия и в тот же день покинули Демополис.

Еще через пару дней вдали показался Борзелиандский лес.

— Ну, какие будут предложения? — поинтересовалась Глори, когда мы остановились, чтобы перекусить.

— По поводу? — поднял брови Бон.

— По поводу Борзелианда. Если ты обратил внимание, мы стоим на развилке.

— Сидим, — с набитым ртом пробурчал Римбольд.

— Да хоть лежим! Положение наших бренных тел в данном случае ничего не меняет. Дальше мы едем напрямик или в обход?

Бон почесал кончик носа:

— А что в этом лесу такого особенного? Дорога хорошая, ровная, по ней даже купцы с достаточной регулярностью ездят. К тому же после Лохолесья нам любое скопление деревьев — тьфу!

— Ладно, будем считать, что твой голос — «за». Сэд?

— Присоединяюсь. Кроме эльфов, в Борзелианде ничего необычного нет. Да и эльфов видел один лишь Гансен, в самой глуши, куда нам забираться незачем.

— Римбольд?

— Категорически против. Хотя живого эльфа никто не видел уже Пругг знает сколько времени, легенды моего народа повествуют о кровопролитнейших войнах с ними на заре мира. Тогда лишь доблесть воинов-гномов спасла всех живущих от полного уничтожения!

— Что-то я не слышала ни одной подобной легенды, — прищурилась Глори.

— Ты и не могла слышать! — подбоченился Римбольд. — Я же говорю, это было на заре мира, когда вас, людей, даже в задумке Пругга не было! У нас, в Стоунхолде, среди трофеев даже череп какого-то эльфийского короля хранится. Толи Элве, то ли Финве… Здоровый такой, с рогами!

— Какими еще рогами?! — возмутился я. — Сэр Андерс Гансен описывал эльфов как дивных существ, поражающих красотой. А про рога у него нет ни слова. Ты ври-ври, да не завирайся!

— Может, тому королю просто с женой не повезло! — оскорбился гном. — А может, вру не я, а вовсе даже твой Гансен! Думаешь, просто так, кроме него, за последние пятьдесят лет с эльфами никто не встречался?

— Сэр Андерс Гансен был самым правдивым человеком в мире! Это у него наследственное от дедушки, Карла Фридриха Иеронима фон…

— Ладно, хватит! — прервала нашу перепалку Глори. — Двое «за», один «против», а я…

Узнать, какой же стороны придерживается моя супруга, нам в тот раз было не дано. На дороге возникло порядочное облако пыли, с каждой минутой приближающееся к нам.

— Три человека, верхом, — прищурившись, объявил Бон. — Славно скачут!

Парень оказался прав. Уже через пару минут мы могли созерцать трех верховых. Едущий впереди франт в роскошном охотничьем костюме осадил своего драконозавра и, сняв изящный берет с пером, отвесил нам поклон.

— Очаровательная госпожа! Судари! Доброго вам дня и приятного аппетита!

— Благодарим, и вам доброго дня и доброй дороги, — ответил Бон, вернув поклон.

— Ох, хотелось бы верить! — Расфуфыренный кавалер уже хотел было ехать дальше, но неожиданно почесал шею под пышным кружевным жабо, посмотрел на парня (как мне показалось, с тщательно скрываемым изумлением) и заявил:

— Вы не будете возражать, если мы разобьем свой лагерь по соседству? При виде вашей трапезы у меня что-то забурчало в животе.

— Присоединяйтесь, — гостеприимно махнул рукой я. — До Тилианы нам все равно всего этого не съесть.

— Вы направляетесь в Тилиану? Какая удача! Мы тоже. — Франт спешился и вновь поклонился: — Хуан де Ловер, маркиз де Маза Новва из Оргейла, — представился он, — более известный как Рыцарь Неистовой Ласки. Всегда к вашим услугам.

Интересное какое прозвище! Можно толковать весьма двояко, особенно если учесть, что на гербе маркиза, украшающем одежду всех троих, была изображена ласка, вытворяющая с собственным хвостом нечто совершенно противоестественное.

— А это мои добрые слуги Тибальдо и Меркуций. Несмотря на то что вышеупомянутые слуги лыбились в тридцать три крепких зуба, у меня отчего-то не возникло ощущения, что они столь уж добры. Скажу более: если этих увешанных оружием крепышей, в плоских касках и клепаных бригантинах, с холодными глазами профессиональных наемников, поменять местами со всей бандой Доцента, они бы смотрелись на большой дороге куда как уместнее.

Пока мы знакомились с Маза Новва, слуги, не дожидаясь приказа, принялись бодро распаковывать сумки, извлекая из них кувшины и серебряные судки со всякой всячиной.

— Скажите, господин маркиз…

— Просто дон Хуан, очаровательная леди. Титулы и чины — прах и мишура. Мужчину ценят отнюдь не за это, вы со мной согласны?

Глори едва заметно покраснела. Я чуть заметно побагровел. Глори и Бону (хотя последний время от времени почесывал шею, вполголоса проклиная проклятущую мошкару) беседа доставляла истинное удовольствие: они искренне смеялись над шутками маркиза с удовольствием угощались его деликатесами и вообще были довольны жизнью. Я же рядом с этим изящным кавалером «дважды де» чувствовал себя неуклюжим деревенским увальнем, заявившимся прямо из коровника на светский раут. В рабочей робе и с испачканной навозом лопатой в руках.

— Как вам будет угодно. Вы собирались двигаться сквозь Борзелианд или же в объезд?

— А, так тот лесной массив, что столь живописно синеет вдали…

— Совершенно верно. Это он.