Сэнди Митчелл - Архив комиссара Каина

Не станет неожиданностью для моих читателей, которые, как и все мы, должны сознавать врожденное вероломство чужаков, что добились они этого коварным путем тайного проникновения. И, как ни горько это отмечать, добровольными помощниками тау были те, чья алчность и глупость сделали их идеальными жертвами этого чудовищного заговора. Я веду речь, как вы, без сомнения, уже догадались, о так называемых каперах. Этих настоящих пиратах, которые готовы поставить свои интересы выше интересов Империума, человечества и священного Его Императорского Величества!

[Я опускаю изрядную часть возбужденных, но размытых порицаний в адрес каперов. Логар, похоже, страдал какой-то навязчивой идеей касательно них. Возможно, один из каперов задолжал ему денег.]

Каким образом и почему эти изгои предпринимательства начали сделки с тау, история умалчивает[8]. Но можно сказать с точностью, что Гравалакс с его уединенным местоположением на краю Имперского космоса и вблизи расширяющейся сферы влияния опасных чужаков стал идеальным местом для запрещенных сделок.

Глава третья

Старые друзья — как сборщики долгов. Всегда появляются тогда, когда их меньше всего ждешь.

Таскаясь по всей Галактике, я повидал множество городов, от вздымающей шпили Святой Терры до захлебывающегося кровью склепа эльдаров-убийц[9], но я редко видел что-то более странное, чем широкие проспекты Майо, планетарной столицы Гравалакса.

Мы высадились в безупречном порядке, только что сшитый штандарт 597-го полка гордо хлопал на ветру, пролетающем вдоль камнебетонных гектаров космопорта. Пока вальхалльцы строились поротно, я с трудом сдерживал искушение, чтобы не наклониться и не поздравить Суллу с идеальной точностью построения. Вряд ли она имела какое-то реальное отношение к этому результату, но не это предотвратило такой мой шаг. Она просто не способна была принять мои слова, даже как шутку, и еще не смирилась окончательно с теми организационными изменениями, которые я произвел. Но должен признать, на нас было любо-дорого посмотреть, и другие полки, маршируя мимо, кидали на нас косые взгляды, что, возможно, объяснялось простым удивлением при виде смешанной боевой единицы[10].

— Все на месте, полковник, — отчеканил Броклау, отдал честь и встал в строй рядом с Кастин.

Она кивнула, набрала полную грудь воздуха, готовясь отдать команду, но…

— Комиссар, — сказала она. — Я полагаю, эта честь принадлежит вам. Если бы не вы, этого подразделения просто не существовало бы.

Не постесняюсь признаться, я был тронут. Хотя мне принадлежит высшая власть в любом соединении, к какому бы я ни был приставлен, комиссар всегда остается вне обычной вертикали командования; а это значит, что он нигде не к месту. Предложив мне отдать приказ выдвигаться, Кастин выказала в максимально доходчивой форме то, что я являюсь такой же частью 597-го, как она сама, или Броклау, или дневальный. Непривычное чувство единения на минуту сбило мне дыхание, пока более рациональная часть моего «я» не восторжествовала по поводу того, насколько это облегчит мне задачу собственного выживания. Я кивнул, удостоверившись, что выгляжу глубоко тронутым, под стать моменту.

— Благодарю вас, полковник, — просто ответил я. — Но я полагаю, что эта честь принадлежит в равной мере всем нам. — Затем я набрал воздуха в легкие и проревел: — Шагом марш!

И мы это сделали. И если вы думаете, что это так же просто, как звучит, то вы об этом толком никогда не задумывались. Если посмотреть шире, то можно увидеть, что соединение включает до полудюжины рот — в нашем случае их было пять, в большинстве из них четыре или пять взводов. Единственное исключение — Третья рота, которая играла роль нашей тыловой опорной части и состояла в основном из транспортных машин, инженерных единиц и всего того, чему мы не смогли найти другого разумного места в ПРО. При этом по количеству единиц получалось примерно то же, что и нормальная рота. Добавьте в свои расчеты пять отрядов на взвод, в каждом десять солдат, плюс командное звено, чтобы держать их в строю, — и перед вами предстанет почти тысяча человек, если не забудете различных спецов и все уровни командной структуры.

Вдобавок к этой путанице Кастин решила разделить отряды на группы по пять человек, предчувствуя, что любой открытый конфликт, скорее всего, будет происходить в городских районах или около них. Отражение атак тиранидов на Корании убедило ее, что мелкие группы проще координировать в городском бою, чем полновесные отряды[11].

Но в целом, можете быть уверены, мы представляли собой неплохую демонстрацию силы, с нашими летящими на ветру штандартами и военным оркестром, громыхающим и выдувающим «Если я забуду тебя, о Терра» так, будто оркестранты были злы на композитора. У них не было времени по-настоящему порепетировать, учитывая все эти волнения на борту «Праведного гнева», но они восполняли нехватку мастерства энтузиазмом и, как и все мы, прекрасно проводили время. День стоял приятный и свежий, ветерок нес дыхание близкого океана — по крайней мере, пока наши «Химеры» и транспортные грузовики не начали испускать в воздух прометиевую вонь.

Мы намеревались произвести впечатление своим прибытием, и, клянусь Императором, нам это удалось, учитывая наш растянувшийся на десяток или около того кломов[12] марш к городу.

Большинство солдат были рады прогулке, упиваясь свежим воздухом и солнечным светом после столь долгого времени, проведенного меж корабельных переборок. Будучи сам уроженцем улья, я был привычен к замкнутому пространству, но общая праздничная атмосфера захватила и меня, и я с радостью погрузился в эту расплывчатую ауру благоденствия. Кастин и Броклау, конечно, не могли идти пешком, вынужденные соблюдать субординацию, так что мы тряслись впереди на «Саламандрах».

— Не могу же я позволить ключевым офицерам строить заговоры за моей спиной? — сказал я, улыбаясь.

Теперь я вовсю пользовался возможностью наслаждаться собой, свободно развалившись в открытом заднем отсеке разведывательной модификации «Саламандры», которую Юрген держал на полкорпуса позади машины полковника в интересах протокола и дабы подчеркнуть мою, пусть и притворную, скромность. Слаженные удары двух тысяч подошв по шоссе и кукареканье оркестра почти перекрывали собой рокот моторов, и, покидая главные грузовые ворота космопорта, мы, должно быть, представляли собой великолепное зрелище.

И вот тогда-то мои ладони снова начали зудеть. Поначалу я не мог понять, чем объяснить все возрастающее чувство тревоги, но что-то определенно похлопывало мое подсознание по плечу, нашептывая: «Что-то не так…»

Когда мы вошли в город, мое беспокойство выросло еще больше. Меня не удивляло, что на улицах почти нет движения — они были освобождены для нас местными властями; тысяча солдат и десятки единиц боевой техники занимают довольно много места, а мы были далеко не первым подразделением, высадившимся сегодня. Время от времени долетавшие сквозь шум приглушенные ругательства из передних шеренг, несомненно, говорили о том, что солдаты предпочли бы, чтоб Мужественных Всадников придержали подольше вместо того, чтобы посылать их впереди нас. Если уж на то пошло, думаю, Кастин тоже не находила удовольствия в том, чтобы любоваться целой улицей лошадиных задниц в течение всего марша. Но широкие проспекты были, на мой вкус, слишком уж тихими и излишне открытыми. Я не страдаю агорафобией, в отличие от многих уроженцев ульев, которые не могут чувствовать себя комфортно под открытым небом, но что-то в этих просторных улицах заставляло меня думать о снайперах и засадах.

Это заставило меня приглядываться к зданиям, которые мы оставляли за спиной, и мое беспокойство росло все больше. Собственно, в них не было ничего плохого — ничего похожего ни на те гротескные, болезненные для взгляда архитектурные формы, которые приносит с собой Хаос, ни на отвратительный функционализм сляпанных на скорую руку орочьих жилищ, но что-то в их обводах казалось смутно нечеловеческим. Элегантная простота зданий навела меня на мысль об эльдарской архитектуре, и тут мне, наконец, бросилось в глаза: вокруг не было ни одного острого угла, даже стыки стен были закруглены и сглажены. Но под странной стилизацией явно просматривались контуры складов, жилых блоков и фабрик, создавая впечатление, будто город забыли на ярком солнце и он начал таять.

Одно это должно быть достаточным доказательством распространяющегося коварного влияния ксеносов, но когда мы достигли пункта нашего назначения, мне довелось увидеть много больше.