Любен Дилов - Неоконченный роман одной студентки
— Красота, взошедшая над этим городом, как розовоперстая богиня зари, — изрек важный муж. — Уделишь ли ты мне немного времени?
Он был невысок, некрасив, с отвислым животом, но Циана все же мило улыбнулась ему.
— С удовольствием.
— А когда и где ты меня примешь?
— О, — смутилась молодая специалистка по древней истории, догадавшись, что раз ее просят уделить время, то, значит, не для высокоинтеллектуальных бесед. Ища выход из положения, она сказала первое, что пришло ей в голову:
— Одна из моих сестриц в подобных случаях говорила: вы любите красоту, а я — деньги. Так давайте же без обиняков приступим к удовлетворению наших взаимных желаний.
Она вычитала это в книге «Беседа гетер» Лукиана, позабыв, однако, что автор был сатириком, к тому же он написал ее на несколько веков позже. На лицах троих мужчин отразилось такое смятение, что Циана тут же сообразила, насколько неуместна ее цитата. Важный муж с кривой, как и его ноги, улыбкой на лице изрек:
— Надеюсь, мы договоримся. Я здесь начальник городской стражи.
Совершенно неопытная. Циана не знала, что ни один начальник городской стражи денег не дает. Как правило, все они привыкли только получать. А потому она обрадовалась:
— Так вот, значит, кто мне покажет, где живет моя приятельница Фрина.
— Кто она такая?
— Как же ты не знаешь такую знаменитую гетеру! Она подруга Праксителя.
— Праксителя я знаю, но Фрины в нашем городе нет.
— Не может быть, ведь она жила как раз в это время!
— Что-что? — не понял странного выражения начальник стражи, отнеся это на счет ее не менее странного эллинского языка. — А ты откуда идешь, красавица, что твои благоуханные губы так странно выговаривают наши слова?
Когда-то он учился ораторскому искусству у дешевого афинского учителя.
— Из Милета, — пропела Циана заученную фразу из своей биографии, которую она знала назубок. — Когда моя матушка умерла, отец пригласил мне в воспитательницы две принцессы — родосскую и эфиопскую, поэтому…
— И куда направляешься ты теперь? — прервал ее начальник стражи. По опыту он знал, что чаще всего гетеры представляются княжескими дочерьми.
— К Праксителю. Ты покажешь мне, где он живет?
Лицо начальника стражи перекосилось, будто он раскусил тухлую маслину. С тех пор, как вошли в моду проклятые философы, художники и писатели, самые красивые женщины Эллады так и липнут к ним.
— Иди вниз по улице, а там, кого ни спросишь, любой покажет дорогу. А когда же мы увидимся?
— Это ты скажешь, сын Ареса. Как только найдешь свободное время и удобное место, пошли мне весть.
— А куда?
— Куда… к Праксителю, он будет знать, где я нахожусь.
На этот раз начальник стражи раскусил две тухлые маслины: во-первых, ему не хотелось хоть как-то зависеть от модного скульптора, а во-вторых, перспектива самому искать подходящее место для любовной встречи была чревата неприятностями. Жена давно предупредила его: «Спутаешься с гетерой — голову оторву!» И почему эти жены так ревнуют к свободным женщинам, а к рабыням и наложницам равнодушны — одному Зевсу известно. Однако необходимо соблюдать осторожность, ведь в свое время тесть дал ему золота, для того чтобы купить это доходное место начальника стражи.
— Ладно, — сказал он. — Однако я надеюсь, что ты уплатила налог, — намекнул он еще раз красивой дуре, как будет обстоять дело с деньгами в их будущих взаимоотношениях.
Циана с готовностью сунула руку в складки хитона, где у нее был карманчик с горстью золотых и серебряных монет, специально чеканенных под те, которые имели хождение в этом времени.
— Я, конечно, заплачу. Тебе надо…
Начальник стражи засмеялся в сладостном предвкушении:
— Ты, кажется, и впрямь совсем новенькая в этом деле!
— То есть… да… новая… — призналась специалистка по истории древних веков.
— Ну, о налоге договоримся! Когда установишься, обзаведешься клиентами… Я помогу тебе захомутать парочку богачей, но для того, чтобы я мог рекомендовать тебя, и ты ведь должна постараться. Верно я говорю?
— Я постараюсь, — пообещала ему Циана, хоть ей не вполне было ясно, в чем должно выразиться ее старание. Главное сейчас было отвязаться от досадного человека, предлагавшего ей какое-то гадкое содружество.
У нее была совершенно конкретная задача: встретиться с Праксителем, узнать от него, кем выполнены некоторые известные скульптуры, относящиеся к этой эпохе, об авторстве которых историки спорили уже несколько веков. Только машина времени давала возможность разрешить, наконец, давний спор.
— Желаю тебе, солнцеликая, успеха! Ты скоро получишь от меня весть! — сказал ей благосклонно начальник стражи, а потом вздохнул ей вослед: загадочная женщина! Все на ней дорогое — и ожерелье, и заколки в волосах. Не задумываясь, готова была тут же оплатить налог. А благовония у нее — с ума сойти! Может, и в самом деле это обедневшая принцесса, решившая стать свободной женщиной? А хитон у нее, наверное, и впрямь из Милета, только там делают такие тонкие ткани. А может, и она, как знаменитая Аспасия? Та тоже когда-то пришла, и никто никогда не узнал о ее происхождении, а денег у нее было при себе столько, что хватило сразу же открыть школу для девочек…
Тут он еще вспомнил, что Аспасия была сначала любовницей Сократа, потом женой Перикла, эта же направлялась к Праксителю. И начальник городской стражи разразился бранью:
— Распоясались эти философы и художники! Да-да, они понимают демократию как вольницу, вообразили себе, будто могут делать все, что им вздумается! Но… — он звучно рыгнул. На обед он переел голубцов из виноградных листьев, которые жена его великолепно готовила из мяса молодого барашка, и тут же засмеялся:
— Я еще скручу этих голубчиков в бараний рог!
Так, сам того не подозревая, он первым дал название вкусного греческого блюда одному из методов ведения государственных дел, которому еще предстояло утвердиться в грядущих веках. Но в то молодое, прекрасное время многое происходило впервые.
Свой первый вывод после встречи с городской стражей сделала и Циана: в эллинском мире красота и в самом деле большая сила, но рассчитывать только на нее не приходится. Вот почему, прочитав над красивым фризом, венчавшим портик: «калос кай агатос», она только скептически улыбнулась. Будь прекрасен и доблестен, красота — есть добро, и добро есть красота — этот лозунг всенародного воспитания, который Перикл провозгласил еще сто лет назад, дал хорошие результаты в архитектуре и искусствах. Гетеры тоже руководствовались им в искусстве любви, но такие, как этот начальник стражи, не выглядели ни прекрасными, ни доблестными. Да и в трех мужах, восседавших посреди двора в прохладе мраморной беседки, она не видела пока ничего привлекательного.
Циана попыталась было угадать, кто из них Пракситель, но все трое были одинаково лохматые, со свисающими до плеч жирными волосами. Под их хламидами, так же одинаково грязными, очерчивались отвратительные животы любителей дионисиевых возлияний. Вообще, пройдя из конца в конец почти весь город, включая агору, Циана не встретила ни одного человека, лицом и фигурой хоть отдаленно напоминавшего прекрасные скульптуры, разбросанные сейчас во дворе Праксителя или бережно сохраняющиеся в античных отделах музеев будущего. Она уже нащелкала тысячи снимков спрятанной в ее ожерелье миникамерой, чтобы в ее веке увидели превозносимую древность в ее истинном виде.
— Хаире! — сказала она громко. Это было приветствие свободных граждан, обозначавшее нечто вроде «Радуйся!» или «Будь весел!». Все трое подняли головы от какого-то папируса и не выразили никакой радости, а самый пожилой рявкнул:
— Черт побери, нет покоя от этих блудниц!
Он употребил слово, непонятное Циане, но по тону нетрудно было догадаться, что оно бранное.
— Это ты — Пракситель? — спросила Циана. — От тебя я не ожидала такого отношения…
— Зачем я тебе? — спросил самый молодой из троицы, но в тоне его тоже не было и тени учтивости.
— Тебе не нужна модель?
Скульптор оглядел ее, словно торговец лошадьми.
— Не нужна.
— Я не возьму с тебя денег, — сказала она, пав духом. А если он не примет ее, что тогда? Право на пребывание в этой эпохе довольно ограничено.
— А что тебе надо? Насколько мне известно, вы, чертовки, ничего не даете даром.
Его иронический тон подсказывал, что к гетерам он относится с предубеждением: то ли он пережил какое-то личное разочарование, связанное с гетерами, то ли с течением времени в отношении к гетерам вообще что-то изменилось.
— Пока чашу воды. Я пришла издалека, а в эту жару…
Он подал ей знак войти, показал на два меха, валяющиеся у них в ногах, как тела закланных ягнят.
Ее нарочито кокетливая походка не привлекла их внимания. А может, их больше интересуют юноши? — усомнилась Циана. Кто знает этих древних греков! Ей даже захотелось плакать. Слезы готовы были брызнуть из глаз. Мех с водой, который скульптор пнул ногой, зашевелился у нее в руках, как животное, готовое вот-вот вырваться и убежать. Пить из меха она не умела, просто не догадалась заранее научиться, ведь в музеях полно амфор, чаш, всяких-превсяких чудесных сосудов, употреблявшихся в те времена!