Евгений Лукин - Алая аура протопарторга
Африкан приостановился, нахмурился и долго смотрел вслед патрульным. Частный сектор был оставлен не только людьми, но и домовыми… Несомненно, затевалось нечто грандиозное, наверняка лично одобренное Президентом – и, стало быть, мерзопакостное… Впрочем, нет худа без добра: выбирай любой дом – и ночуй.
Пока добрались до первого перекрестка, столкнулись еще с тремя патрулями. Ободренный дружеским отношением Африкана, Анчутка расхулиганился и принялся гасить ментам фонарики – сажал батарейки, с наслаждением выпивая из них весь заряд.
– Ну ты это… – недовольно сказал ему наконец Африкан. – Не зарывайся, слышь?…
Анчутка тут же прижух, а вскоре им подвернулся домишко с относительно целыми стеклами, приглянувшийся обоим. То ли прежние хозяева были слишком зажиточны, то ли просто беспечны, но, съезжая, они оставили даже кое-что из мебели. Лампочку – и ту поленились вывинтить. Съестного, правда, не обнаружилось, но ни Африкана, ни Анчутку это особо не расстроило. Домовому – и крошки довольно, а протопарторг после нелегального перехода границы – постился.
– Зажги!… – азартно предложил Анчутка, тыча пальцем в лампочку, но Африкан лишь покачал головой.
– Зажечь-то недолго… – молвил он. – Только ни к чему нам сейчас, Анчутка, лишние чудеса… Провода-то обрезаны… Слышал, что менты говорили?… Тут же на свет и сбегутся…
Анчутка покрутился еще немного в трех имеющихся комнатах, проверил все углы, побегал по стенам, по потолку, и наконец отправился спать на чердак. А Африкан влез на скрипучий топчан и, подложив руку под голову, долго лежал, глядя в тяжком раздумье на смутно белеющий потолок…
Было над чем призадуматься…
* * *Когда любимец народа и верный соратник вождя гибнет вдруг от руки убийцы, обыватель, конечно, вправе полагать, что виною всему враги. Во-первых, ему так сказали. Во-вторых, он и сам давно уже заподозрил, что по ту сторону баррикады собрались одни идиоты.
Ну а разве нет?
Мало того, что неосторожным террористическим актом эти, прости Господи, недоумки сильно повредили своей политической репутации, вызвали волну народного гнева, – они ведь, получается, еще и выполнили чужую работу! Бесплатно и в ущерб себе.
Представьте облегченный вздох вождя, на чье место нагло и откровенно метил покойный, представьте тихое ликование того, кто, в свою очередь, метил на место покойного…
Нет-нет, всему есть предел, даже человеческому идиотизму. Враги-то они – враги, но ведь не себе же!…
Короче, не будем заблуждаться. Мочат всегда свои. Причем на вождей покушения удаются куда реже, чем на соратников. Да оно и понятно: какой же дурак даст санкцию на собственный отстрел!
Именно в соратники угодил протопарторг Африкан после того, как Партиарх Всего Лыцка Порфирий, и раньше с тревогой следивший за подвигами лидера правых радикалов, приревновал его к народу и объявил в отместку своим преемником.
Жизнь Африкана повисла на волоске. Количество завистников умножилось настолько, что лучше бы протопарторга переехало самоходным орудием «фердинанд» с известной картины художника Леонтия Досюды!… А вскоре в беседе с наркомом инквизиции Партиарх посоветовал усилить личную охрану соратника и сослался при этом на недавний дурной сон, о чем тут же стало известно Африкану.
Что это значит – можно было не объяснять… Теперь перед Никодимом Людским лежали три пути. Один уже был пройден когда-то Троцким, второй – Кировым, третий – Че Геварой. Смерть пламенного протопарторга неминуемо бы свалили на баклужинских шпионов, но Африкана это не утешало ни в малейшей степени.
Во втором часу ночи пожаловали мародеры. Африкан слышал, как они шушукаются на крылечке и все никак не решатся войти.
– …нехорошее место… – придушенно сипел один. – Слышь, ладаном тянет…
– Ладан-то откуда?…
– А хрен его знает! Может, с Чумахлинки нанесло… Тут до Лыцка рукой подать…
Переступить порог дома они так и не отважились. Осторожно открепили гвоздодером наличники – и сгинули.
Снаружи начинал накрапывать мелкий дождичек. Африкан уже задремывал, когда на чердаке поднялась некая загадочная возня, сопровождаемая писком домовых.
– Сгинь!… Контр-pa! – взвился угрожающий голосок.
Кажется, Анчутка нуждался в помощи. Судя по всему, на чердаке шла серьезная разборка.
– Изыди, нечистая сила!… – сердито пробормотал Африкан – и возня наверху стихла.
Он сердито прислушался, потом поправил ботинки, служившие ему подушкой, и со скрипом перевалился на другой бок…
Выспаться Африкану, однако, так и не дали. В шестом часу утра страшный удар сотряс дом до бетонных блоков фундамента. С треском и грохотом полетели обломки белого кирпича и куски штукатурки. Происходящее напоминало бомбежку…
Африкан рывком сел на пошатнувшемся со вскриком топчане. На месте окна зияла огромная рваная брешь, в которой влажно синело промытое ночным дождем чистое утреннее небо. В косом потоке солнечного света лениво клубилась удушливая мутная пыль. Под растрескавшимся облупленным потолком качался на шнуре огрызок лампочки.
– У, чтоб тебя приподняло да так и оставило!… – прорычал в сердцах протопарторг, не подумав спросонок о последствиях.
Тут же закашлялся, сбросил ноги на пол и, дотянувшись до ботинок, принялся обуваться. В горле першило. Из пролома слышались бормотание мощного двигателя и оробелое матерное многоголосье. Покончив со шнуровкой, Африкан встал и, обойдя особо плотный клуб белесой пыли, выглянул в пролом. Глазам его представилась следующая картина:попирая чудовищными гусеницами поваленный заборчик, влажную кирпичную дорожку и пару сломленных яблонь, посреди двора утвердился кран с задранной стрелой. Вокруг машины собралось уже человек десять. Все смотрели вверх, где в синем утреннем небе, натянувши цепь, покачивалась на манер аэростата черно-ржавая гиря.
– Матвеич!… – жалобно взывал высунувшийся по пояс из кабины амбал в голубеньком комбинезоне и такой же каскетке. – Матвеича, блин-переблин, позовите!…
Африкан досадливо поморщился и мотнул головой. Ну надо же было так по-глупому засветиться!… Хотя, может быть, оно все и к лучшему… Во-первых, пусть нечаянно, но сорван один из паскудных планов Глеба Портнягина – не важно какой… А во-вторых, чем больше баклужинцев уверует в чудотворца Африкана, тем меньше он будет зависеть от своих лыцких избирателей и лично от Партиарха Порфирия…
Толпа вокруг крана все увеличивалась и увеличивалась. Шум во дворе нарастал. Наверняка парящую на цепи гирю видно было издали. Потом люд внезапно раздался, и рядом с кабиной возник неприметный мужичок в жеваном костюме. Он озабоченно глянул на гирю и, не выразив на мятом поношенном личике ни страха, ни удивления, вынул из внутреннего кармана сотовый телефон. Надо понимать, видывал чудеса и похлеще. Деловито перекрестился (окружившие его зеваки отпрянули, зароптали) и набрал номер.
– Оксанка?… – ябедным голосом осведомился он. – Это Матвеич… С Толь Толичем соедини… Да плевать, что занят! Скажи: диверсия…
Африкан отстранился от проема и взглянул на ветвисто треснувший потолок.
– Анчутк… – негромко позвал он. – Слазь давай… А то нас тут, понимаешь, сносить решили…
Ответа не последовало. Протопарторг тревожно прислушался и понял, что чердак пуст, причем давно. Да уж не случилось ли чего с Анчуткой? Гирей вроде задеть не могло – первый удар угодил в стену… Может, просто испугался домовичок? Африкан моргнул и вдруг сообразил, в чем дело. Он же сам приказал ночью: «Изыди, нечистая сила!…» – и не подумал, старый дурак, о том, что Анчутка-то ведь – тоже домовой! Конечно, тут же и унесло – вместе с остальными… Ну и где его теперь искать?…
Помог, называется!… Ах, как неловко все вышло-то… Африкан досадливо почесал плешь и, покряхтывая, направился к двери. Во дворе на него внимания не обратили. Протопарторг постоял рядом с Матвеичем; откинувшись назад всем корпусом, поглядел на покачивающуюся в синеве гирю… Да, хорошую он им задал задачу – небось всей Лигой расколдовывать будут…
– Взлетела – и висит… – скрипел Матвеич в трубку сотового телефона. – Типа шарик надувной…
Африкан обошел кран и выбрался на влажную подсыхающую улочку, где урчал и отплевывался сизым дымом самосвал, груженный сверкающими на изломах осколками.
– Понял, Глеб Кондратьич… Сейчас скажу…
Заслышав имя-отчество заклятого врага, Протопарторг вздрогнул и обернулся. За мокрым проломленным штакетником заваривалась суматоха. Матвеич пинками разгонял толпу.
– Отойти от крана!… Всем отойти!… Тебе что, особое приглашение?… Хочешь жертвой бомбежки стать?… Станешь… Готово, Глеб Кондратьич… – сообщил он в трубку, а затем, тоже отбежав на пару шажков, воздел ее над головой – наушником к гире.
Трубка буркнула что-то хорошо знакомым Африкану голосом – и кожа на спине протопарторга от ненависти съежилась и поползла. А в следующий миг гиря с кратким снарядным свистом тяжко ухнула с высоты на влажную садовую дорожку. Дрогнула земля, брызнули обломки кирпичей. Цепь с лязгом натянулась, стрела сыграла, и огромный кран устрашающе подпрыгнул на широко расставленных лапах…
