Станислав Буркин - Остров Русь 2, или Принцесса Леокады
– Мы падаем! Мы падаем! – вопили попсовики.
– Где, где мой замечательный парашютик?! – горестно выкрикнул Перескоков.
Но хоть самолет и потряхивало, он уже не пикировал.
– Спокойно! – командным голосом рявкнула Самогудова, которая прибежала в салон вместе с нами. – Без паники! Это была всего лишь воздушная яма. Пристегнуть ремни, обхватить затылки руками и засунуть головы между коленей!
Все примолкли и, выполнив ее инструкцию, сидели скорчившись, как креветки, а сама Самогудова исчезла. Через минуту самолет натужно застонал и вновь стал рушиться в пропасть. Тут же прима ворвалась обратно в салон и сообщила почти победным тоном:
– А вот теперь мы действительно падаем! Сидите так же, как сидите, а я пойду попробую все-таки разбудить пилота. Хоть и жалко его.
Свет дважды мигнул и погас.
– Прав ты был, Костя, – услышал я тихий голос Стаса, – надо было поездом.
Мне стало даже не столько страшно, сколько грустно. Как глупо все вышло. Мы решили, что умнее всех и знаем, как спасти мир. А в результате дали себя уговорить на это уродское шоу... Так нам и надо.
Я выпрямился и посмотрел в окошко. Теперь, когда в салоне наступила темнота, там, в рассветной дымке, стал отчетливо виден зубчатый силуэт леса. Мало кто расскажет вам, что чувствуешь, когда падаешь в самолете. Так вот, слушайте. Чувство такое, будто катишься на санках с горы к краю пропасти.
Вдруг в моей голове отчетливым эхом прозвучала последняя фраза примадонны. Выходит, мы падаем, а пилот спит?! И, может быть даже, мы падаем как раз поэтому? А старенькой добренькой дуре жалко его растормошить!
Как раз в этот момент в полутьме салона вновь возникла ее фигура.
– Бесполезно! – заявила она. – Но я считаю, унывать не стоит. Давайте-ка споем хором наш новый хит. Как там? «Жили-были на свете два брата – Стас с Костей...»
Не нравится мне это прошедшее время! Придумала, как скрасить нам последние минуты... Затейница. Я поспешно расстегнул ремень и, спотыкаясь от тряски, стал пробираться в кабину. Ударившись головой о косяк, я миновал тамбур, ворвался в студию и увидел в полумраке распахнутую дверь к пилоту.
Она болталась из стороны в сторону и стучала о стену. Секунду я стоял, завороженно наблюдая, как в огромном лобовом стекле мелькают рваные облака. Какое-то странное оцепенение охватило меня. Говорят, так иногда бывает, когда находишься в смертельной опасности. Но длилось это только миг, придя в себя, я бросился внутрь.
В кабине мигал красный аварийный свет. На панели маячила надпись «Взять управление». Пилот храпел, развалившись в кресле. Я изо всех сил хлопнул его ладошкой по лысине. Он сделал такое движение рукой, словно отмахнулся от мухи, и что-то неразборчиво промямлил.
И тут я увидел, что по полу у него под ногами катаются пустые бутылки из-под коньяка и пепси. Господи, да он же в стельку пьян! Он жрал коньяк, а эта добренькая дура пила с ним пепси-колу! И небось песни с носатым орали...
Я схватил пилота за грудки и принялся изо всех сил трясти его. Он приоткрыл глаза и снова что-то промычал. В панике я стал лупить его по щекам.
– Просыпайся! Просыпайся, гад, мы падаем! – вопил я, прекрасно сознавая, что это бессмысленно, ведь летчик-то глухой. – Возьми штурвал, мерзавец!
– Ах, штурман, – вдруг промямлил тот и неуклюже отмахнулся. – Прошу вас, воздержитесь от рукоприкладства.
Тут кабину накрыла тень. Я бросил взгляд в окно и увидел, что мы уже совсем низко скользим вдоль лесистого склона. Рывком я выдернул пилота за грудки из кресла, бросил в проход, занял его место и схватился за тугой непослушный штурвал. По мере того как я, словно вожжи, тянул его на себя, машина стала медленно задирать нос. Меня вдавило в сиденье, я ощутил легкое сотрясение и услышал треск. Самолет коснулся хвостом верхушек деревьев, догадался я.
И тут же случился ужасающий удар. Меня впечатало в штурвал, а нос самолета погрузился в грохочущую тьму. Сквозь разбитые окна в кабину градом влетели какие-то обломки. Перекрывая предсмертный рев двигателей, раздался громовой взрыв, и все озарилось огнем.
Я выпал из сиденья в проход, прямо на пилота, скатился с него и почувствовал, как меня больно прижало боком к каким-то выпуклостям под приборной доской. Я попытался слезть с них, но мне показалось, что я вешу целую тонну...
Вокруг трещало и скрежетало, видно, самолет катился, скребя корпусом о землю. Тряхнуло... И вдруг наступила такая пронзительная тишина и такая легкость, что я было решил, что все-таки умер. Но боль в боку заставила понять, что это не так.
Стараясь не наступать ладонями на ошметки стеклопакета, на какие-то щепки и даже ветки, я пополз по наклонному полу развороченной кабины, так как лежали мы, по-видимому, слегка завалившись набок.
Меня колотила нервная дрожь, в ногах и в животе то и дело возникала сосущая слабость, в голове гудело. Но все-таки мы приземлились и все-таки остались живы. А еще неизвестно, что было бы, не возьми я в последний момент штурвал в свои руки...
Вдруг я услышал абсолютно трезвый голос пилота:
– Ну и кто так садит самолет?
Придерживаясь за сиденье, я поднялся и хотел со злости как следует пнуть его. Но он лежал все так же с закрытыми глазами и просто бредил.
– Это был ваш последний полет, штурман, – не открывая глаз, сказал он саркастически: – Вы уволены...
Через разгромленную студию я осторожно двинулся в салон. Разрушений там практически не было. Похоже, все были живы-здоровы и даже более того, тут, словно в плацкартном вагоне во время посадки, царил приглушенный, будничный базар.
– Ты, главное, Веничка, не расстраивайся! – кудахтала Клавдия Самогудова. – Самолетик был уже старый, потрепанный... С таким проектом, как «Тот-Того», ты себе десять новых купишь!
– Это просто безобразие! – сурово вещал Шпулькин. – Кто отвечает за транспортировку в турне? А если мы все будем так выполнять свои обязанности?
– И какие это у тебя обязанности?! – огрызнулся Перескоков. – Критиковать мы все горазды!..
Кто-то схватил меня за рукав. Я подпрыгнул от неожиданности. Это был Стас.
– Костя, ты в порядке?
– Кажется, да... В башке только звенит и боком треснулся... Надо срочно сваливать отсюда, а то рванет еще!
– Не-не-не, – быстро помотал головой Грелкин. Глаза у него были как два блюдца и еле помещались на лице. – Я в окошко видел: крылья с баками уже отвалились и взорвались раньше.
– Точно? – усомнился я.
– Точно-точно, – снова покивал он взволнованно. – Я полагаю, нам не следует никуда выходить. Нужно оставаться здесь и ждать.
– Чего? – протянул Стас с сомнением.
– А – старателей, бэ – карателей, це – эмчеэсовцев-спасателей! – выпалил тот.
– Це – спасателей! – обрадовался Стас.
– Ответ правильный! – воскликнул Грелкин. – Вы переходите на следующий уровень!
– Да! – сделал победный жест Стас.
– Но ведь за полетом никто не следил, – вернул я к реальности этих перевозбудившихся любителей телевикторин. – Нас могут хватиться только через несколько дней. А то и вовсе не хватятся.
– Хватятся, – уверенно вклинилась в разговор прима. – О нашем гастрольном туре по всем каналам кричат.
– И что, спасатели пойдут искать нас пешком? Вертолеты-то не летают.
– Даже если так, куда мы сейчас среди ночи попремся?
– Осмотреть самолет все равно нужно, – сказал я. – Вдруг баки с топливом горят близко, и пожар может добраться до нас?
– Оглядеться, может, и надо, – согласилась прима. – А то в окнах ни хрена не видать. Только не ты пойдешь, а кто-нибудь не такой важный.
– А вот не надо таких намеков! – вскричал Грелкин.
– Нет, пойду я! – твердо сказал я.
– И я! – поддержал Стас. – Мы вместе пойдем. И даже не спорьте, бесполезно.
– Как мне надоели эти вечные капризы дебютантов! – возвела глаза к небу Самогудова. – Ладно, идите. Но уж, пожалуйста, будьте осторожны. Ведь если мы, к примеру, Лелика потеряем, то и не почешемся, а вот если вас, тогда весь проект – насмарку!
Двери оказались заклинены. Примадонна нашла возле одного из кресел запасный выход, но и его открыть тоже не получилось.
– Может быть, мы завалились на двери? – предположил Стас.
– А с другой стороны дверей нет, – с победным видом развела руками прима. – Так что сидите.
– Мы можем выбраться через кабину, – возразил я. – Там все окна разбиты. Кстати, осмотрите пилота, он вроде цел, но кто его знает.
...Светало. Я думал, что мы рухнули в лес, но оказалось, что самолет, похожий без крыльев на гигантский тюбик, лежит на кочковатой поляне среди кустарника и небольших елок. Далеко позади, на склоне холма полыхал какой-то барак, и от него поднимался столб темного дыма. Пожар освещал часть пробуравленной нами ложбины с поваленными по сторонам деревцами. Немного пройдя вдоль нее, мы увидели на фоне пожара силуэты коров.
– Слава богу, – сказал Стас. – Если есть коровы, значит, где-то рядом есть и люди.
