Андрей Белянин - Заговор Черной Мессы
Митяя перенесли в мою комнату, он метался во сне, что-то снова шептал, но не просыпался и не приходил в сознание. Длинные следы упыриных когтей на его шее почернели и распухли, Яга прикладывала к ним мокрую тряпочку. Мне она сунула голубоватую мазь в горшочке, я, морщась, натер оба бока, боль отпустила. Вот Митьке, похоже, повезло меньше, ему становилось все хуже…
– Если до вечера не выходим парня, готовь гроб, участковый, – мрачно предупредила Яга.
– Мы можем что-нибудь сделать?
– Я и делаю, что могу!
– Ну… лекарства какие-то, уколы обеззараживающие, операция или переливание крови? Может быть, кровь нужна?
– Одно лекарство ему помочь может – вода живая. А у меня, как на грех, кончилась. Вот что, Никитушка, собирайся-ка ты в дорогу дальнюю, на речку Смородину поедешь. Там под мостом гиблый омут есть, надо тебе тамошних русалок выкликнуть – они помогут.
– Понял, отправляюсь. Сколько надо воды – пузырек, флягу, канистру? – Я накинул китель и взял фуражку.
– И трех капель довольно, но лучше все-таки флягу возьми, – наставляла бабка. – Кобылу нашу седлай, в телеге там не проехать. Как из городских ворот поскачешь, сразу налево бери до распутья, там направо по дороге до леса, за лесом пруд увидишь и мельницу заброшенную, вот от них по тропиночке на восход и погоняй. Как речку увидишь, так при ней и мост старый, рубленый. Русалки, они – девки капризные, ну да уж убеди их добром поделиться… Да смотри, до заката назад возвращайся, а не то плохо будет – сгубим парня во цвете лет.
Я молча кивнул и бодро направился на конюшню. Ребра еще болели, что, впрочем, не мешало мне успешно оседлать лошадку и с помощью чурбачка взгромоздиться ей на спину. Ездить верхом мне здесь уже приходилось, так что есть надежда, не упаду.
– Поспешай, Никитушка! – прокричала вслед Баба Яга, стрельцы распахнули ворота, а я изо всех сил толкнул кобылу пятками.
Она послушно припустила тряской рысью. Всю дорогу я ехал на «автопилоте», сказалась бессонная ночь и утренние потрясения. Такого массированного давления на милицию я здесь еще не видел. Ну, жаловались на нас, кляузы писали, угрожали неоднократно, терем поджигали, но чтоб… Ни с того ни с сего, в первый же день следствия, покушение на жизнь прямо в помещении отделения?! Террористический акт – взрыв моста, на следующие сутки?! А потом еще и явление мертвецов-зомби, жестокое убийство одного стрельца, травмирование другого и мой младший сотрудник, бьющийся в горячечном бреду, – это не слишком?
– Дядя, дай сироте копеечку!
Неожиданно кобыла чуть не встала на дыбы, с трудом удержавшись в седле, я углядел стоящего в придорожной пыли мальчика лет пяти. Светловолосый, голубоглазый, мордашка грязная, одежонка драная, ноги босы, через плечо – холщовая сумка – классический побирушка. Вообще-то в Лукошкине это редкость.
– Эй, малый, так под копыта коня лезть опасно. Какая-то мелочь у меня есть, вот, держи…
– Ой, сколько! Спаси тебя Бог, добрый дяденька!
– А по дорогам больше не бегай. Все-таки проезжая часть – не место для детских игр. Иди-ка прямо в Лукошкино, найди отделение милиции, там спросишь Еремеева. Это старшина стрелецкой сотни, ответственный за порядок в городе. Ему скажешь, что тебя участковый послал, младший лейтенант Ивашов. Запомнишь?
– Запомню, дяденька участковый младший лейтенант Ивашов, – послушно повторил мальчик.
– Так вот, он отведет тебя в детский приют при церкви Кирилла и Мефодия. Там есть школа, столовая, кормят хорошо (я проверял). Поживешь, поучишься годик-другой, а там, глядишь, и в подмастерья к кому-нибудь поступишь. Грамотные люди везде нужны.
– Спасибо, дяденька! – не переставал кланяться мальчик, а потом прямо в лоб спросил: – А чего это ты ко мне такой добренький?
– Работа наша, милицейская, такая, – буркнул я и тронул поводья.
Вскоре из-за деревьев показалось полуразрушенное строение, это наверняка была старая мельница. От нее мне следовало свернуть и ехать по солнышку, но едва я поворотил, как из-за кустов мне навстречу шагнул тот же самый мальчик.
– Ну и скорость у тебя, паренек! – искренне восхитился я. – Тебе бы в спортшколу по легкой атлетике, все медали на юниорских соревнованиях собирал бы. Что еще случилось?
– Дай милостыньку, дяденька участковый! – Он вновь затянул ту же песню. – Мамка хворая, батька хворый, дома хлеба нет, малые братишки да сестренки по лавкам сидят, кушать просят, а сами от голода плачут…
Голос мальчика, такой жалобный и проникновенный, мог бы растопить и камень, не то что чувствительное сердце милиционера. Я пошарил по карманам, извлекая последний серебряный рубль, оставшийся от зарплаты, в Лукошкине на эти деньги можно было пировать три дня.
– Держи, передай родителям. А насчет школы все-таки подумай. С грамотой и такими ногами, как у тебя, можно бы к самому царю скороходом устроиться. Ему вечно курьеров не хватает…
– Спасибочки, дяденька. – Мальчик мигом исчез в кустах.
Я поехал дальше. В третий раз он поджидал меня на холме, когда впереди уже змеились тяжелые воды речки Смородины.
– Ну ты даешь, братишка… – только присвистнул я. – Так бегать… Прямо Маленький Мук какой-то… Волшебных лаптей у тебя, случайно, нет?
– Дяденька, подай на хлеб сиротинке нищему, безродному, вся семья по полатям с голоду пухнет. Бабка с дедом еле дышат, тетка с дядькой уже и есть не просят, только слезы точат, а про двоюродных братьев и говорить-то страшно…
– Все, малыш! Рад бы помочь, да нечем.
– Что, больше совсем ничего нет? – недоверчиво сощурился он.
– Ничего – ни меди, ни серебра, – вздохнул я.
– А золота?
– Слушай, ты… малолетний вымогатель! – вдруг дошло до меня. – Ты что ж это тут дорожный рэкет устроил, всех проезжих трясешь? Что было – я тебе отдал, назад отнимать не буду, но имей же совесть…
– Не сердись, дяденька участковый, – тут же лучезарно заулыбался он. – Хочешь деньги свои вернуть? Так мне не жалко, бери!
С этими словами неблагодарный дошколенок как-то необычно размахнулся и ловко отправил полную горсть монет прямо в речку, только «плюх» раздался. У меня, наверно, челюсть отвисла. Не от его наглости – от таланта. До реки – добрых метров сто! У ребенка феноменальные спортивные данные!
– Дяденька!
– А? Что? Что тебе, мальчик?
– Рот закрой, ворона залетит, – серьезно посоветовал он, а потом попросил: – Фуражку дай померить.
– Великовата она тебе будет.
– Ну дай, а?
– Вот что, малец, она у меня форменная, заколдованная, – попытался сочинить я. – Кто ее наденет – сразу в милиционера превращается, а служба наша тяжелая и неблагодарная.
– Ну дай! Дай, пожалуйста! Не обижай сироту. Я только померяю, – жалобно заныл малыш, размазывая по щекам мгновенно брызнувшие слезы.
Я со вздохом снял фуражку и протянул ему. Счастливое дитя утонуло в ней с ушами, по самый нос.
– Вот спасибо тебе, дяденька участковый! Вовек твоей доброты не забуду…
Когда я опомнился – его уже не было. И моей фуражки тоже, естественно…
Добрых пять минут я орал негодному мальчишке, чтоб он сию же минуту вернулся, иначе я серьезно поговорю с его родителями и порки ему не миновать. Абсолютно бесполезное сотрясение воздуха… Давно не чувствовал себя в такой бессильной ярости. Хоть плачь, хоть смейся, я ведь даже имени паршивца мелкого спросить не удосужился! Над головой издевалось солнце, впереди хихикала яркими бликами река, и даже ромашки, казалось, прятали смущенные улыбки, стесняясь в открытую хохотать над одураченным милиционером…
Я остановил кобылу у моста и, намотав поводья на перила, спустился вниз, к самой воде. Она была неестественно синего цвета, ближе к середине – вообще чистый ультрамарин, за что, видимо, и получила такое название – Смородина. Как именно следует вызывать русалок, я понятия не мел. Надо было бы вовремя поинтересоваться у Яги, да теперь поздно… Однако делать-то все равно что-то надо, у меня в Лукошкине парень пропадает.
– Гражданки русалки-и-и! Покажитесь, пожалуйста-а-а!..
Господи, что я несу?! Более идиотской формулировки вызывания кого-либо и придумать трудно. Вторая мысль, пришедшая мне в голову, была не более умной, но тем не менее сработала. Я попросту набрал камешков и начал кидать их в реку. Буквально через пару минут на поверхность вынырнули две хорошенькие головки, одна – с зелеными волосами, другая – с синими. Физиономии у обеих крайне недовольные, та, что с зелеными, еще почесывала шишку на макушке, куда ее стукнул мой камешек.
– Эй, добрый молодец, ты чего это тут озорничаешь?
– Виноват, гражданочки. – Я попытался козырнуть, но вовремя вспомнил, что лишен головного убора. – Разрешите представиться: начальник милицейского отделения города Лукошкино, младший лейтенант Ивашов Никита Иванович.
– Смотри, какой представительный, – хихикнула та, что с синими. – Мундир с пуговками, покрой иноземный, все так блестит, аж глазам больно. Ты, сокол, лучше бы сказал, зачем камнями кидался?
