Терри Пратчетт - Монахи истории. Маленькие боги (Мелкие боги)
Его голова судорожно дернулась. Но голос шел изнутри. “Только не это”. — жалобно подумал он. Он сунул маленькую гору обратно в руки Лу-Тзе. — Э… Сохранишь ее для меня?
— Брута!
— Все это сон, ведь правда? Все, что было до того, как я был важным и со мной говорили дьяконы?
— Нет! Спасите !
* * *
Молящие бросились врассыпную, когда орел пролетел над Местом Плача. Он описал круг всего в нескольких футах над землей и опустился на статую Великого Ома, топчущего неверных. Это был великолепный экземпляр, коричнево-золотой, с желтыми глазами; он с легким пренебрежением обозревал толпу. — Не знак ли это? — сказал старик с деревянной ногой. — Да! Знак! — сказала молодая женщина возле него. — Знак!
Они столпились вокруг статуи. — Сукин сын это. — сказал тихий и совершено неслышный голос откуда-то около их ног. — Но знак чего? — сказал пожилой человек, стоявший лагерем на этой площади уже три дня кряду. — Как это “чего”? Это знак! — сказал одноногий. Он не обязан быть знаком чего-то. Это очень подозрительный вопрос, “чего”. — Он должен быть знаком чего-то. — сказал пожилой. — Это относительное указательное. Герундий. Должен быть герундий. Тощая фигура, двигавшаяся тихо, но удивительно быстро, появилась около группы. На ней была джелиба, какую носят жители пустыни, а на шее на ремешке висел поднос. На нем было нечто, содержащее зловещий намек на липкие сладости, покрытые песком. — Он может быть посланцем самого Великого Бога. — сказала женщина. — Это всего лишь проклятый орел и ничего больше. — сказал вышеупомянутый голос откуда-то из орнаментального бронзового человекоубийства на цоколе статуи. — Финики? Фиги? Шербет? Святые реликвии? Очаровательные свежие индульгенции? Ящерицы? Посохи? — с надеждой сказал человек с подносом. — Ха! сказал неслышимый голос черепахи. — Мне всегда было интересно, сказал молодой послушник позади толпы. — Лебеди… Знаете? Им слегка не хватает мужественности, правда?
— А чтоб ты окаменел за такое богохульство! — горячо произнесла женщина. — Великий Бог слышит каждое оброненное тобой слово. — Ха! из-под статуи. И человек с подносом просочился еще немного вперед, говоря: “Кладчанское наслаждение? Осы в меду? Разбирайте, пока холодные!"
— Пожалуй, в этом есть смысл. — сказал пожилой каким-то утомляющим, нескончаемым голосом. Имею ввиду, в орле есть что-то очень божественное. Царь птиц, я прав?
— Всего-то красивый индюк. — сказал голос из-под статуи. — Мозг с грецкий орех. — Благородная птица, этот орел. И умная, к тому же. — сказал пожилой. — Что интересно: орел — единственная птица, сообразившая, как есть черепах. Знаете? Они берут их, взлетают повыше и бросают на камни. Разбивают и вскрывают. Удивительно. — Однажды, — произнес глухой голос снизу, — я снова буду в форме, и ты будешь очень жалеть, что это сказал. Долго. Возможно, я зайду так далеко, что создам дополнительное Время, чтобы ты мог жалеть подольше. Или… нет, я превращу в черепаху тебя. Посмотрим, как это тебе понравится, а? Свист ветра вокруг панциря и все увеличивающаяся земля. Вот это будет интересно. — Звучит ужасно. — сказала женщина, поймав свирепый орлиный взор. — Хотела бы я знать, что проходит в голову бедному маленькому созданию, когда его бросают. — Его панцирь, мадам. — сказал Великий Бог Ом, пытаясь втиснуться поглубже под бронзовый выступ. Человек с подносом чувствовал себя отверженным. — Вот что я вам скажу. — сказал он. — Как насчет двух пакетов засахаренных фиников по цене одного? И это — провались я на этом месте. Женщина взглянула на поднос. — Э, да у тебя же все в мухах! — сказала она. — Коринки, мадам. — Почему же они только что взлетели? допытывалась она. Человек посмотрел вниз. Потом снова поднял глаза и взглянул ей в лицо. — Чудо! — сказал он театрально размахивая руками. — Наступает время чудес!
Орел тяжело поднялся. Он видел в людях лишь подвижные участки ландшафта, которые во время ягнения среди высоких холмов могли быть связаны с летящими камнями, когда он зависал над новорожденным ягненком, но во всех остальных случаях они были не более важной частью общего расклада, чем кусты и скалы. Но он еще никогда не был в непосредственной близости к такому их количеству. Его бешенный взор неуверенно блуждал туда-сюда. В это время над Местом запели рога. Орел дико заозирался, его крошечный хищный разум пытался справится с этим внезапным переполнением. Он поднялся в воздух. Верующие подались в стороны, когда он скользнул над самыми плитами пола и затем величественно взмыл на фоне башен Главного Святилища и раскаленного неба. Внизу врата Главного Святилища, каждая створка которых была изготовлена из 40 тонн золоченой бронзы, открывавшиеся от дыхания (как было провозвещено) лично Великого Бога, двинулись, отворяясь, тяжко и — что составляло таинствобесшумно.
* * *
Огромные сандалии Бруты шлепали и шлепали по плитам. Бег всегда стоил Бруте массы усилий. Движение его ног начиналось от коленей, и нижняя их часть молотила, подобно веслам. Это было уже чересчур. Эта черепаха, которая утверждает, что она и есть Бог, что не может быть правдой, но обязано быть таковой из-за того, что она знает. А еще он был допрошен Квизицией. Или что-то в этом роде. В любом случае, это не было так больно, как он был склонен ожидать. — Брута!
Площадь, обычно оживляемая тысячеголосым бормотанием молящих, затихла. Все пилигримы обратились лицом к Святилищу. С мозгом, раскаленным событиями дня до бела, Брута плечами прокладывал себе дорогу сквозь притихшую толпу… — Брута!
Люди обладают глушителями реальности. Тот факт, что 9/10 человеческого мозга не используется, широко известен, и, как и большинство широко известных фактов, неверен. Даже самый тупоумный Создатель не затруднился бы набиванием человеческой головы несколькими фунтами бесполезного серого вещества, если бы единственным его предназначением было служить деликатесом для населения некоторых далеких племен в неизведанных долинах. Оно используется, и одно из его назначений — заставлять чудесное выглядеть обыденным и превращать исключение в правило. Если бы не это, то люди, сталкиваясь ежедневно с чудесностью обыкновенного, бродили бы, натянув от уха до уха большую и глупую улыбку, сродни тем, что натягивает население далеких племен, когда к ним случайно заезжают представители властей и удостаивают тщательного исследования содержимое их пластиковых теплиц. Они часто повторяют: “Ух ты!” и ни один ничего не делает. Боги не любят тех, кто ничего не делает. Человек, у которого появляется свободное время, может начать думать . Определенная часть мозга как раз и существует для того, чтобы ничего подобного не происходило. Она действует очень эффективно. Она может заставить человека скучать в эпицентре чудес. И таковая у Бруты напряженно работала. А потому он не заметил, что пробился сквозь последний ряд людей и выскочил на середину широкого прохода, пока, обернувшись, не узрел приближающейся процессии. Ценобриарх возвращался в свои апартаменты после служения — или по крайней мере рассеянного кивания, пока капеллан служил от его имени вечернюю службу. Брута повернулся в поисках пути к спасению. Потом около него раздалось покашливание и его взгляд уперся в лица пары взбешенных Младших Ясмей и в растерянное и старчески-доброжелательное выражение лица Ценобриарха собственной персоной между ними. Старик автоматически поднял руку и благословил Бруту знамением Святых Рогов, а потом двое из Божественного Легиона подняли послушника за локти, со второй попытки, спешно проводили его прочь с прохода и швырнули в толпу. — Брута !
Брута промчался через площадь к статуе и оперся о нее, переводя дыхание. — Я попаду в преисподню. — пробормотал он. — на всю вечность!
— Какая разница? А сейчас… унеси меня отсюда!
Никто сейчас не обращал на него внимания. Все наблюдали за процессией. Даже просто глядеть на нее было священнодействием. Брута встал на колени и всмотрелся в витой орнамент вокруг пьедестала статуи. Единственный круглый глаз посмотрел на него в ответ. — Как ты попал сюда?
— Это была игра в догонялки. — сказала черепаха. — Воистину говорю тебе, как только я буду в форме, орлы будут перепроектированы. — Что этот орел хотел с тобой сделать? — сказал Брута. — Хотел отнести в гнездо и угостить ужином. — фыркнула черепаха. — А как ты думаешь ? — Наступила короткая пауза, в течение которой она осознавала тщету сарказма в присутствии Бруты. Это напоминало швыряние меренг в стену замка. — Он хотел меня съесть . — сказала черепаха. — Но ты же черепаха!
— Я — твой Бог!
— Но временно в черепашьем обличьи. Под панцирем, вот что я имел ввиду. — Это не слишком печалит орлов. — мрачно сказала черепаха. — Они поднимают тебя вверх на несколько сот футов, а потом… бросают. — Охх… — Нет, больше похоже на треск… хлопок. Как ты думаешь, как я попал сюда?
