Терри Пратчетт - Ноги из глины
— Да. Как можно большего размера.
— Ты что, хозяин, спятил?
— И заткнись, — велел Шельма. Установив ящик на столе, он присел рядом.
Из иконографа слышались тихие «ших-ших» от мазков кистью. В конце концов послышался шум от поворачивающейся ручки и из щели вылез еще слегка сыроватый рисунок.
Шельма взял его. Потом постучал в ящичек. Люк открылся.
— Да?
— Еще крупнее. Большой, на весь лист. Фактически… — Шельма скосил взгляд на рисунок в руках. — Нарисуй только зрачок. Круг в середине глаза.
— На весь лист? Не, ты точно чокнулся.
Шельма пододвинул ящичек поближе к трупу. Послышались щелчки от рычагов, пока бесенок настраивал линзы, затем несколько секунд усердной работы кистью, и…
Вылез еще один сырой рисунок, на котором красовался большой черный диск.
Ну… в основном черный.
Шельма вгляделся. Какие-то очертания, неясные очертания…
Он опять постучался в дверцу ящичка.
— Да, господин Тронутый Гном? — отозвался бесенок.
— А теперь самый центр зрачка, как можно крупнее. Спасибо.
Линзы снова зажужжали. Шельма нетерпеливо ждал. Из соседней комнаты доносилась размеренная поступь Детрита. Бумага вылезла в третий раз, и люк открылся.
— Все, кранты, — возвестил бесенок. — У меня кончилась черная краска.
Лист в самом деле был весь черным… за исключением крошечной области.
Вдруг дверь, ведущая на лестницу, с грохотом распахнулась, и в комнату под давлением небольшой толпы влетел констебль Посети. Шельма с виноватым видом сунул листы в карман.
— Это уму непостижимо! — воскликнул какой-то человечек с длинной черной бородой. — Мы ТРЕБУЕМ, чтобы нас впустили! Кто ты такой, юноша?
— Я Ше… Капрал Задранец, — представился Шельма. — У меня даже есть значок…
— Хорошо, КАПРАЛ, — кивнул человек, — а меня зовут Венджел Реддли, я представляю интересы общины и требую, чтобы вы передали нам тело несчастного отца Трубчека сию же минуту!
Сзади себя Шельма почувствовал какое-то движение, и на лицах стоящих перед ним людей внезапно проявился легкий испуг. Он обернулся и увидел в дверном проеме Детрита.
— Все нормально? — осведомился тролль.
Денежные фонды Городской Стражи (то растущие, то падающие до нуля) наконец позволили Детриту приобрести себе более-менее подходящий нагрудник вместо куска слоновьей брони, которым он раньше пользовался. Как правило, на форменных нагрудниках изображались рельефные мускулы, должные имитировать силу и мощь. Детриту это не понадобилось, его мускулы и так не умещались в нагрудник.
— Проблемы? — уточнил он.
Толпа подалась назад.
— Совсем нет, офицер, — откликнулся господин Реддли. — Просто вы, э-э, так неожиданно возникли, мы думали…
— Это правильно, — согласился Детрит. — Возникать я люблю. И не люблю тех, кто возникает. Значит, нет проблем?
— Никаких, офицер.
— Странные штуки, эти проблемы, — задумчиво протянул Детрит. — Я всегда ищу проблемы, а когда вроде бы уже нахожу, мне говорят, что их и нет вовсе.
Господин Реддли слегка собрался с духом.
— Но мы хотим забрать тело отца Трубчека, чтобы достойно его похоронить, — заявил он.
Детрит повернулся к Шельме.
— Ты все тут?
— Да, думаю, что да…
— Он мертв?
— О да.
— То есть лучше ему уже не будет?
— Лучше, чем сейчас? Вряд ли.
Двое стражников расступились, позволяя вынести тело.
— А зачем ты рисуешь мертвецов? — спросил Детрит.
— Ну, э-э, может пригодиться. Чтобы потом рассмотреть поподробнее, как он тут лежал, в какой позе…
Детрит с подозрением посмотрел на него.
— Ты увлекаешься священнослужителями? Странные вы все-таки, гномы.
Задранец вытащил рисунок и еще раз взглянул на него. Лист был почти черным. Но… Снизу к лестнице подбежал какой-то констебль.
— Эй, есть там кто-нибудь, кого зовут, — приглушенное хихиканье, — Шельма Задранец?
— Ага, — угрюмо ответил Шельма.
— Так вот, командор Ваймс велел тебе немедленно прибыть во дворец патриция. Понятно?
— Для тебя он КАПРАЛ Задранец! — рыкнул Детрит.
— Ничего, — отмахнулся Шельма. — Я привык. И «капрал» тут не поможет.
Слухи — это информация, продистиллированная настолько, что она способна просачиваться сквозь что угодно и куда угодно. Слухам не нужны двери и окна, иногда им не нужны даже люди. Они свободно порхают по воздуху, не касаясь человеческих губ и прямиком перелетая из уха в ухо.
И толстые стены дворца патриция не стали им помехой. Из высокого окна Ваймс видел людей, стекающихся ко дворцу. Движение было как бы хаотичным, никаких вам колонн или демонстраций, но все больше людей случайным образом подходили все ближе и ближе.
Увидев парочку стражников, что вошли в ворота, Ваймс слегка расслабился.
Лежащий на кровати лорд Витинари открыл глаза.
— А… командор Ваймс, — пробормотал он.
— Что происходит, сэр? — спросил Ваймс.
— Кажется, я лежу, Ваймс.
— Вы были у себя в кабинете, сэр. Без сознания.
— О боги. Я, наверное… переработал. Ну, спасибо. Не мог бы ты… помочь мне встать…
Лорд Витинари попытался сесть, качнулся и снова опрокинулся на кровать. Лицо у него было бледным. На лбу проступил пот.
В дверь постучали. Ваймс чуть приоткрыл дверь.
— Это я, сэр. Фред Колон. Я получил вашу записку. Что случилось?
— Э, Фред. Кто там еще с тобой?
— Констебль Кремень и констебль Шлеппер, сэр.
— Хорошо. Пусть кто-нибудь сбегает до моего дома и велит Вилликинсу принести мои уличные доспехи. А также мой меч и арбалет. И спальный мешок. И немного сигар. И пусть передаст госпоже Сибилле… пусть скажет госпоже Сибилле… ну, в общем, что у меня возникли срочные дела. Это все.
— Но что происходит, сэр? Поговаривают, будто бы лорд Витинари умер!
— Умер? — пробормотал патриций с кровати. — Чепуха!
Он рывком сел, свесил с кровати ноги и упал вперед. Это было медленное, кошмарное падение. Лорд Витинари был высоким человеком, поэтому падать было высоко. И делал он это вскладчину. Сначала у него подкосились ноги и он упал на колени. Которые звучно ударились о пол, после чего начала сгибаться поясница. В конце концов его лоб громко стукнулся о паркет.
— Ох, — только и смог сказать Витинари.
— Его сиятельство немного… — начал было Ваймс, а затем схватил Колона за руку и втащил его в комнату. — Я думаю, его отравили, Фред, вот в чем дело.
Колон переменился в лице.
— О боги! Мне сбегать за доктором?
— Ты с ума сошел? Мы же не хотим, чтобы он умер!
Ваймс прикусил язык. Он сказал то, о чем думал, и очень скоро новая волна слухов наводнит город.
— Но кому-то все-таки надо осмотреть его… — промолвил он вслух.
— Правильно, черт побери! — кивнул Колон. — Может, позвать волшебника?
— А вдруг именно волшебники в этом замешаны?
— О боги!
Ваймс постарался собраться с мыслями… Все городские лекари — настоящие лекари, разумеется, — завязаны на Гильдии, а все Гильдии ненавидят Витинари, значит…
— Когда подойдет еще кто из наших, пошлешь гонца к конюшням в Королевских низинах, пусть приведет Джимми Пончика, — приказал он.
Это еще больше поразило Колона.
— Пончика? Да он ведь ничего не смыслит в медицине! Он накачивает всякой гадостью лошадей на скачках!
— Просто приведи его, Фред.
— А что, если он откажется?
— Тогда передай ему, что командор Ваймс знает, почему на прошлой неделе Смеющийся Мальчик не выиграл знаменитый Щеботанский стодолларовый забег. И добавь, что тролль Хризопраз потерял на этой скачке десять тысяч долларов.
Колон был поражен.
— Вы бьете ниже пояса, сэр.
— Очень скоро здесь будет очень много людей. Я хочу, чтобы ты поставил парочку стражников сразу за дверью — лучше всего троллей или гномов. И чтобы никто без моего разрешения не входил. Ясно?
На лице Колона одно выражение сменяло другое. В конце концов он только и смог выдавить:
— Но… отравлен! Есть же пробовальщики еды и все такое!
— Тогда, быть может, это один из них, Фред.
— О боги, сэр! Вы что, вообще никому не доверяете?
— Стараюсь не доверять, Фред. Между прочим, а может, это ты сделал? Шучу, шучу, — быстро добавил Ваймс, увидев, как слезы чуть не брызнули из глаз Колона. — А теперь иди. У нас не так уж много времени.
Ваймс закрыл дверь и облокотился на нее. Потом повернул ключ в замке и подставил под ручку стул. Затем, подтянув патриция по полу, перевалил его на кровать. Тот что-то пробормотал, и его веки вздрогнули.
«Яд, — подумал Ваймс. — Хуже не придумаешь. Ни шума, ни пыли, и отравитель уже может находиться отсюда за много миль. Яд нельзя увидеть, зачастую у него нет ни запаха, ни вкуса, его легко добавить в еду, да куда угодно! А потом лишь остается ждать…»
