Евгения ИЗЮМОВА - Побег
Слуги остолбенели в первый миг, а в следующий - задали стрекача обратно в лес. Вслед им неслась забористая ругань Элизы, которая призывала чертей обрушить на головы трусливых парней все «прелести» ада. Жану, кроме того, посулила в ближайшую же ночь оторвать признаки его отличия от женщин, если он вздумает постучаться к ней в комнату.
Мари, окончательно пришедшая в себя, засмеялась и громко закричала:
- Жан! Батист! Вернитесь, я вас прощаю! - она даже вышла из кареты на дорогу, но всё равно прошло немало времени, пока Элиза исчерпала свой запас злости, тогда слуги отважились выйти из леса. Но сначала кто-то из них крикнул:
- Пусть молодой господин бросит пистолет на дорогу!
Ерофей бросил, ведь у него под рукой имелись в запасе ещё три. Слуги - молодые парни с простыми деревенскими лицами долго упрашивали Мари простить их - особенно старался Жан, чтобы заслужить, наверное, ночной «пропуск» в комнату Элизы, а потом оба заняли свои места.
Но прежде чем карета тронулась в путь, Мари вручила Ерофею записку к барону Лавасье, своему отцу, и взяла с него слово, что он обязательно несколько дней отдохнёт у них в доме, если окажется в Шатодиене. Потом, покраснев до самых корней волос, Мари сняла с шеи маленькую позолоченную иконку Матери Божией, велела скитальцу по времени наклониться и, повесив ему на шею эту иконку, поцеловала. Ерофей стиснул девушку в объятиях и тоже хотел ответить ей поцелуем, тем более что слуги деликатно занялись делом - Жан принялся пинать рессоры колес, а Батист взялся за упряжь. Но Мари оттолкнула решительно юношу от себя и впорхнула в карету. Так что Ерофею ничего не оставалось, как отвесить, насколько это было возможно для его больной спины, изящный поклон, а потом вскочить на коня и тронуться в путь, противоположный тому, куда направилась карета Мари.
Ерофей не спеша ехал по лесной дороге, пребывая в самом мечтательном настроении от нечаянного знакомства с девушкой, которая, как думалось Ерофею, была самой прекрасной и доброй на свете, самой ласковой и наверняка очень умной вопреки мнению некоторых в его временном пласте, что красота и ум - две вещи несовместны. И хотя Мари не было рядом, светло-карие глаза этой славной девушки, казалось, по-прежнему с большой симпатией смотрят в его глаза. «Эти глаза напротив - калейдоскоп огней!» - пришла на память песня, и Ерофей решил, что любовь с первого взгляда существует.
Дорога сделала поворот, и глазам Ерофея открылся мост через небольшую речушку. Он до сих пор находился во власти своей влюбленности и мечтательности, поэтому неудивительно, что странное чувство овладело Ерофеем: кругом красивый могучий и таинственный лес, деревья старые-престарые с толстыми ветвями, всё это похоже на сказочный бор, откуда вот-вот выскочат какие-нибудь эльфы или вредные духи, сродни русским кикиморам и лешим. Но ни те, ни другие не выскочили, зато внезапно запылал мост, через который Ерофею надо было проехать.
Ругнувшись, Ерофей свернул на дорогу, бежавшую и дальше вдоль реки - надо искать брод, если в этих местах чудесно-необъяснимым способом загораются мосты на глазах у путников. Да уж и впрямь - не в сказке ли он? Но вскоре понял, что вокруг него - не сказка, и мост вспыхнул не сам по себе, потому что из леса навстречу ему выехали несколько всадников и преградили путь. И дай Бог, чтобы это были простые разбойники.
Но всадники совсем не были похожи на обычных разбойников - хорошо одеты, при шпагах, у некоторых в руках - арбалеты и пистолеты, нацеленные на Ерофея. Один из всадников в плаще с капюшоном, за которым не видно лица, подъехал к Ерофею и повелительно заявил:
- Отдай немедленно, что вручил тебе Генрих! Не отдашь - умрёшь!
- Боже ты мой, - простонал Ерофей, - ну что вы все ко мне привязались?! Я домой хочу! На хрена мне ваши местные короли, мне своего президента достаточно!
Но люди на дороге угрожающе придвинулись ближе:
- Перстень и письмо! - крикнул вновь тот, что прятал в капюшоне лицо.
- Ну, всё! Больше не могу! Видит Бог, как вы все мне надоели! - и Ерофей мгновенно выхватил из седельных сумок два пистолета.
Выстрелы грохнули неожиданно и точно: два всадника завалились на бок. Ерофей, отбросив разряженные пистолеты, выхватил другие, и ещё двое упали с коней. Ерофей тут же выдернул из ножен шпагу и быстрым выпадом пронзил грудь человека в капюшоне. Остальные, увидев, какой урон понёс их отряд за короткое время, ринулись в лес - своя шкура дороже.
Ерофей тоже не стал искушать судьбу, не бросился вдогонку, а со всего разбега рухнул в реку, заорав на всю округу от ледяной воды, в которую окунулся. Хорошо, что река была неширокой, а Султан - мощным конем, и вскоре вынес седока на другой берег.
Ерофей пустил коня в галоп, чтобы тот согрелся, зато сам в мокрой одежде продрог на ветру до самых костей, и ничего не оставалось иного, как забраться в чащу, развести костер и обсушиться. К счастью, кресало и трут не пострадали от воды, и Ерофей быстро зажёг огонь. Зато усилилась боль в раненом плече. Рана только-только стала заживать, а после таких «физических упражнений» могла вполне раскрыться. Радовало лишь то, что следовал он уже знакомой дорогой, знал её. Но сейчас Ерофей не поехал в Орлеан, как они сделали раньше с Гермесом и Пьером, а решил пробиваться в Шатодиен к отцу Мари. Уж там-то найдёт обязательно помощь и защиту в награду за спасение дочери.
Обсушившись у костра, Ерофей вновь отправился в свой нескончаемый и до чёртиков надоевший путь, намереваясь без остановок добраться до Шатодиена. Он устал, был голоден и хотел выспаться в чистой постели, посмотреть телевизор, а без Гермеса всего этого ему не видать как своих ушей без зеркала.
До Шатодиена Ерофей добрался без особых трудностей, если не считать, что принял стадо коров за отряд солдат.
Он мчался вперед по полю меж скошенных пшеничных полей, и вдруг увидел впереди пыльное облако - здесь, видимо, не было давно дождей, и поверхность дороги превратилась в мелкий сыпучий порошок. Ерофей пришёл в ужас от этого видения - не иначе навстречу движется крупный вражеский отряд. А это - не десяток перепуганных дозорных. «Ну что же… - решил Ерофей. - Раз суждено погибнуть, так - с музыкой!» - и пришпорил Султана.
Конь устремился решительно вперед, неся в седле не менее решительного всадника. Но разгневанные крестьяне - это вам не солдаты-наемники, которые любят получать деньги за службу, не особенно в ней усердствуя. Поэтому Ерофей к своему изумлению увидел впереди пыльного облака около десятка крепких мужчин с деревянными рогатинами наперевес, а за ними в оседающей пыли… коровьи рога.
Ерофей вздыбил Султана. Конь обиженно заржал от бестолковых команд хозяина: то в галоп, то стой… Крестьяне были удивлены, наверное, тоже не менее Ерофея, приняв его, видно, за какого-нибудь сумасшедшего странствующего дворянина: наверное, в то время тоже жили «дон Кихоты». Ерофей же стремительно пронёсся мимо, чувствуя, как огнём горят и лицо, и уши: это надо же - принять стадо коров за воинский отряд!
Ерофей оказался прав относительно отца Мари: приветили его по высшему разряду. Правда, когда он передал письмо Мари, то вышел конфуз, потому что строки письма расплылись от вынужденного купания Ерофея в реке. Но когда показал иконку, подаренную девушкой, рассказ его больше не подвергался сомнению.
Усталого путника под дружные охи и ахи служанок и няни Мари заставили вымыться с дороги. Раны его смазали какими-то мазями, перевязали. Юношу накормили так, что его живот, казалось, лопнет, а потом торжественно проводили в постель. И едва коснувшись щекой подушки, Ерофей тут же заснул крепко и без снов, совершенно безмятежно, потому что Ерофей понял: отец Мари - сообщник Генриха и не допустит, чтобы в его доме схватили посланца уважаемого им человека.
Ерофея в доме барона Лавасье, конечно, никто не тронул, но только выехал он из Шатодиена по дороге на Шартр, то заметил, что находится под неусыпным наблюдением. Видимо, люди герцога Майенского сменили тактику, решив не убивать вражеского курьера, а проследить, к кому он едет. Вероятно, поняли, что гонец и в самом деле не имеет при себе никакого письма. Такое обстоятельство весьма понравилось Ерофею. Он одобрительно подумал: «Что же, с их стороны это очень и очень разумное решение: не убивать меня. А что будет дальше, то - ки вивра вэра, как говорится, поживем - увидим».
Ерофей подъехал к Парижу со стороны Версаля. Он с трудом пробирался между повозками, которых было видимо-невидимо на дороге. Одни крестьяне везли в Париж провиант, другие возвращались обратно, и чем ближе был Париж, тем больше «забивалась» дорога. Туда-сюда курсировали солдаты, и следовало быть настороже. Но близость конца пути придала Ерофею силы, он постоянно подбадривал Султана и шпорами, и плеткой, чего, конь, конечно, не заслуживал - и так постоянно скакал изо всех сил.
