Мария Вересень - Высшее образование для сироты, или родственники прилагаются

Вампир с сомнением посмотрел на меня, видимо ничуть не доверяя моей клятве, а я продолжила:

— Я помогу тебе, а ты поможешь мне. Услуга за услугу.

— Только не на архоне, — попросил вампир.

Я радостно потерла ручки.

Признаться, до сегодняшнего вечера я считала упырей чем-то вроде одной большой дружной семьи, в которой слишком много родственников, настолько много, что они даже не все знают друг друга. И, как выяснилось, была неправа. Знали они друг друга наперечет, даже тех, кого в глаза никогда не видели, потому что все они были если не врагами, то уж солдатами враждующих армий точно. Это не значит, что они кидались друг на друга, нет, они ненавидели с улыбками. А уж такие принцы крови, как Аэрон и Калина, пославший его ловить Святке, улыбались друг другу особенно широко, демонстрируя все клыки.

Я удивилась: как красавчик вообще попался? Но Аэрон, бия себя в грудь, признался, что разыграли его просто мастерски. Мол, от самого Калины он вообще ничего о Святке не слышал, не дурак же он, в самом деле, чтобы верить этому упырю! Просто кто-то с кем-то болтал, а он услышал и купился, потому что любознателен и безголов.

— А это идея! — вдохновилась я. — Кстати, ты богат?

Аэрон сделал обиженное лицо, всем своим видом показывая, что он не просто богат, а готов хоть завтра еще одну Златоградскую империю отстроить, и тут же спросил:

— А сколько надо?

— Кладней сто, — сказала я.

— Не-э, даже не думай. А тебе зачем?

— Ну вообще-то я знаю только двух настоящих чертей в нашей Школе, но Рогач на Святке никак не тянет, а к Злыдню я без бочки хорошего вина не сунусь.

— Я к нему и с тремя бочками не сунусь, — сказал вампир, однако мошну развязал.

Через час мы целой делегацией заявились на кухню к чинно ужинавшим хозяйственникам.

— Привет честной кампании, — с ходу взяла быка за рога наученная Алия. — На дворе праздник, а вы сидите с постными минами.

Кто-то из дворовых, не задумываясь, запустил в нее обглоданной костью.

— У-у, какие вы недружелюбные! — протянула Лейя, а я обиделась:

— Ладно, тогда забираем вино и идем отсюда.

Аэрон демонстративно перекинул бочку с плеча на плечо, еще раз поздравил всех с праздником и развернулся к выходу. Он успел сделать шага два, когда в него вцепились десятки рук и лап.

— Чего вы там опять придумали? — смилостивился Гуляй, уполовинив со своей компанией наше подношение.

— Почему сразу придумали? — пожала я плечами. — Мы что, не можем, что ли, вас просто так угостить на праздник?

Крыс, сидевший со всеми, мерзенько захихикал, Алия показала ему кулак, но я решила не терять момент и сразу «раскололась»:

— Вам не стыдно? Полшколы сегодня ждет прихода Святке, а вы здесь лавки просиживаете.

— А мы здесь при чем? Мы разве Святке? — вмешался в нашу беседу захмелевший Рогач.

Мы хмыкнули и многозначительно уставились на Злыдня, в молчании хлещущего вино. Мелкие бесенята пытались вскарабкаться по его ногам поближе к кубку, но тот их брезгливо стряхивал. Удивившись наступившей тишине, Злыдень сощурил на всех красные глазки:

— Чего вылупились? — и показал всем два ряда острых зубов.

— Ха! — удивленно вытаращился на Злыдня Рогач, словно увидел его впервые, а Гуляй, благодушно откинувшись на спинку стула, проскрипел:

— Мелковат он против Святке.

— Кто мелковат?! — взревел Злыдень, видимо задетый за живое. — Да этот Святке… Да я этого Святке! Да он в городе-то не появляется только потому, что я здесь! — и треснул кулаком по столу.

— Слабо летавиц пугнуть? — сунулась Алия.

— Мне слабо?! — дыхнул дымом из ноздрей Злыдень. — Да я, если захочу, вся Школа от икоты лечиться будет!

— Так чего же мы стоим? — запрыгала Лейя. — Там сейчас съедят все праздничные угощения без нас!

— А как же ваши наставники? — попытался кто-то возразить.

— Да в городе они все, вернутся лишь под утро. Давайте быстрей думайте, а то времени в обрез осталось! — поторапливала я хмельную компанию.

Час спустя в Школе началось светопреставление. Мелкая нечисть стала шумно носиться тут и там, беспардонно шугая с дороги нерасторопных учеников.

— Чего это они?! — удивлялась Химка, осторожно ступая по коридору когтистыми лапами, под которыми бесстрашно пробегали всяческие подкроватные, домовые, коридорные, кто с тряпкой, кто с мешком, явно полным припасами.

Я сидела на подоконнике, лузгая семечки, Алия сейчас со своими вовкунами резалась на щелбаны, а Лейя на мужской половине делала большие глаза, рассказывая, как она чудом спаслась от страшенного незнакомого чертины. Я, с усмешкой посмотрев на подозрительную, но очень наивную Химку, пояснила:

— Святке в гости к нам наведался, вот они и мечутся. — И, мечтательно закатив глазки, вздохнула: — Мне б побольше смелости, никаких гаданий не понадобилось бы.

— А что такое? В каком смысле? — тут же заинтересовалась Химка. Я удивленно вытаращилась на химеру:

— Эй, подруга, у тебя по демонологии-то сколько?

— Сколько, сколько, — отвела глаза в сторону Химка. — Сколько надо!

Не прошло и получаса, как меня, Алию и Лейю вся девичья с половина Школы уже вжимала в стену, загнав на верхний этаж жилого корпуса. Мы испуганно верещали, но общественность, несмотря на все наши протесты и уверения в полном невежестве, уверенно выжимала из нас правду.

— Слышишь, ты, с демонического курса, — зло шипела кудрявая алогубая вампирша, целя в меня остро отточенными когтями, — рассказывай все, что знаешь о Святке!

— Я ничего… ой! Не бейте меня!

— Верея, расскажи им! — ревела испуганная мавка, видя, как летавицы на глазах теряют человеческий облик.

— И поторопись! — многозначительно подула на лапки девушка-оборотень с кошачьими глазами. Я зажмурила глаза и одним духом выпалила им все, что нам преподавал Рагуил:

— Святке ходит с воловьей шкурой, ловит отставших колядующих и, если не получает с них выкуп, разрывает на части или жрет. А сюда пришел в гости к Рогачу, они же родственники.

— А про гадания что она говорила? — вякнули из толпы.

— Если сесть на воловью шкуру Святке, — совсем зажмурилась я, — и не отдавать выкуп, то с него что хочешь можно стребовать. Он может на этой шкуре отвезти тебя хоть в дом к суженому, да хоть куда! Хотя бы в царский дворец, вот!

Та скорость, с которой девицы ринулись по комнатам собирать откуп для черта, потрясла даже меня.

— Кажется, клюнули, — неуверенно произнес Аэрон, вслушиваясь в хоровое пение, понесшееся по этажам.

— Ха! — хмыкнул Рогач. — Это ты рыжую не знаешь! Она хоть черта уговорит себе хвост подпалить!

Тут глянувший в зеркало Злыдень вдруг завыл и забился в объятиях снаряжавшей его нечисти. На нем была потешная скоморошья шуба из разноцветных лоскутов, в рукава которой были вставлены еще одни руки, с длиннющими когтями, на голове были позолоченные маленькие оленьи рожки в дополнение к своим, а вставные длиннющие клыки, жутко выворачивавшие верхнюю губу наружу, дополняли облик. Ну а дым и огонь из ноздрей он пускал самостоятельно.

— Друг! — разводил лапками крыс. — Ну не будь таким нетерпеливым! Девушки уже ждут! Иди, потряси их воображение, а то что же ты, унижался здесь даром?

Злыдень злобно бросился на крыса, но из-за клыков все его угрозы звучали невнятно, а Гомункул, вышмыгнув из столовой, как бы между прочим пристроился к девичьей колонне, шепнув крайней:

— Красавица, давай-ка побыстрее пойдем, а то там Святке совсем уж озверел, на людей бросается.

Девица обморочно побледнела и встала как вкопанная. Мы, притаившись на лестнице, ждали, как она по обряду начнет откупаться от черта, но эта полоумная, стоило только ей увидеть красноглазого Злыдня, завизжала и шарахнула откупным мешком ему по голове.

— Ее уже съели? — поинтересовались в начале колонны.

— Тебе-то какая разница, топай давай, — прошипели в ответ. Истопник постоял с минуту с мешком на голове, потом слизнул текущее по щекам варенье, сунул нос в мешок, сказал:

— О! — потом. — А-а! — и, совсем другими глазами глянув на испуганных девиц со свечами в дрожащих руках, довольно заурчал.

Первая жертва со стеклянными глазами и выражением безмерного ужаса на лице смотрела на то, как он роется в мешке двумя парами рук, а когда черт дернул ее за юбку и проговорил: «Ox! Ублажила! Будет тебе жених, богатый да красивый», — тихо сползла на пол. Больше у Злыдня ни к кому претензий не было, зато визг пошел Школе такой, что аж в Веже было слышно.

Добро на воловьей шкуре росло, как на скатерти-самобранке. В обещаниях Злыдень был на удивление однообразен. И мы с тоской понимали, что на нашу троицу останутся женихи только бедные и уродливые, всех прочих черт щедрой рукой уже раздал.