Владимир Тимофеев - Игрушечный мир. Отдохнем по-взрослому (СИ)
– Почти, – рассмеялась супруга. Видимо, мысленные картинки мы с ней одинаковые нарисовали. – У них в полу уклон был. Небольшой совсем. Так там два каких-то мазурика опоры подбили – думали, наверно, что крайние чушки сами потихоньку к забору укатятся. А уже ночью они бы их краном подцепили, и всё, привет.
– И как? Подцепили?
– Не. Не рассчитали. Забор первой же болванкой пробило, а потом еще две добавились. В общем, их сразу три штуки через дорогу перелетело… то есть перекатило… тьфу ты, черт, совсем ты меня запутал. Ну, в общем, перекатились они, короче, все три.
– А дальше?
– А дальше они в стену бетонную уперлись, – со смехом продолжила Жанна. – Но, самое главное, там за стеной кот лежал, на солнышке грелся. Так его, говорят, чуть инфаркт не хватил. Его потом к ветеринару носили.
– И какой диагноз?
– Глубокое нервное потрясение. Сказали, ему теперь только кастрация поможет. Бедняжка.
– Во, блин, попал котяра! – с чувством проговорил я. – Уж попал, так попал. Пострадал, как говорится, ни за что.
– Вот-вот, – подтвердила супруга. – А хозяйка его потом жуликам иск вчинила. Хотя поначалу вообще хотела их тоже… э-э… процедуре подвергнуть. Такой же, кх, кх, лечебной.
– Повезло им, – констатировал я.
– Повезло, – жена, как и предполагалась, была в этом полностью со мной солидарна.
Мы немного помолчали. Не знаю, о чем в тот момент думала она, а я честно попытался представить себе будущее несчастного котейки. Попытался, и мне отчего-то стало грустно. «Да уж! Лучше, наверное, психом остаться до конца жизни, но только не это… Лечение, блин!»
От этих ужасных мыслей мне стало так плохо, что Жанна, моментально почувствовав и оценив состояние любимого мужа как «безусловно критическое», тут же прижалась ко мне, потерлась о щеку и прошептала на ухо. Нежно так, ласково:
– Да ты не волнуйся. Там всё хорошо закончилось – не стали кота «лечить». Решили, пусть лучше нервным останется, чем… таким.
«Фух, ну прямо камень с души свалился. Слава те, господи».
– А Виолетта Матвеевна, – продолжила между тем супруга. – Виолетта Матвеевна обоих ворюг, пока они на весь этот бардак глазели, пасти разинув, за шкирки взяла да прямо в отделение и притащила. Придурки, одним словом.
– Как есть, придурки, – согласился я. «А кот – молодец! Вывернулся-таки… собака».
– Всё-таки жалко ее, – неожиданно произнесла Жанна спустя пару секунд, опять поворачивая голову в сторону лифтового холла.
– Мадам Маленькую? – уточнил я, посмотрев туда же.
– Ну да, – вздохнула жена. – Только никакая она не мадам.
– Неужто всё еще мадемуазель?
– Ага. За сорок уже, а всё без мужа. Не везет ей, знаешь, с мужиками, ну хоть ты тресни.
– С чего бы это? – удивился я. – Она женщина…э-э… видная. Вполне.
– Да что бы ты понимал, – с досадой проговорила Жанна, впрочем, тут же поправившись, пряча лукавую улыбку. – Не всем же везет так, как мне.
Я моментально расправил плечи, раздуваясь от гордости.
– Это точно. Повезло тебе. Ух, как повезло.
Однако жена сразу же осадила меня. В шутку, конечно:
– Не зарекайся. А то ведь найду себе кого поумнее – сам потом пожалеешь.
– Это кого ж ты себе найдешь?! – возмутился я. Тоже, естественно, в шутку. – Да еще такого, чтоб лучше меня.
– Да вот хоть бы Ивана Семёновича твоего, – парировала супруга. – А что? Он мужчина хоть куда. Ну в полном расцвете сил. И, опять же, умный, и за словом в карман не лезет. Не то что некоторые.
– Хм. Так чего ж тогда Виолетта отшила его, такого умного и говорливого?
«Эх, здорово я ее срезал». И действительно, этот выпад Жанна отразить не смогла.
– Твоя правда, – вздохнула она, соглашаясь. – А я… где ж я еще другого такого найду. Такого же глупенького и несчастного.
Сказала и уткнулась в плечо. Продолжая вздыхать. Тихонько вздрагивая. Пряча выступившие в глазах слезы и… снося мне башку. Напрочь.
«Блин! Как же я всё-таки люблю ее! Всю целиком, со всеми ее, хм, недостатками. Которых в упор не вижу. Может, есть они, может, нет – мне без разницы. Главное, что она – это она. Единственная. И неповторимая».
Всего этого я ей, конечно, не сказал. Постеснялся. Что, если со стороны посмотреть, даже странно: шесть лет женаты, а я до сих пор боюсь, вдруг ляпну чего не то и обижу красавицу мою словом глупым. Страшно. Вот потому-то и ёрничаю, чтобы страх свой скрыть. Прямо как пацан какой, «юноша бледный со взором пылающим». Впрочем, оно и понятно: любить богиню всегда тяжело. Особенно, если сам не бог. Ну да ничего, не боги ведь горшки обжигают. Прорвемся. «И, кстати, что она там про пана Костенко говорила?»
– Значит, говоришь… кх-кхм… не понравился Виолетте Матвеевне… кхм… Иван Семёнович? – смущенно прокашлявшись, поинтересовался я примерно через минуту, после того, как мы оторвались, наконец, друг от друга. С огромным, прямо скажем, трудом оторвались.
– Да нет, – медленно проговорила Жанна, тоже, видимо, еще не до конца отойдя от столь неожиданного проявления чувств. – Вроде понравился.
– Так чего ж тогда?
– Ну-у… испугалась, наверное.
– Испугалась?!
– Ну да. А что тут такого? Вдруг он аферист какой, этот твой Иван Семёнович?
– Брачный аферист пан Костенко, – чуть насмешливо произнес я. – А что? Похож, похо-ож.
– Да нет, ты не понял, – Жанна снова вздохнула, собираясь с мыслями. – Просто у Виолетты Матвеевны был уже опыт. Печальный. Лет пять или шесть назад. К ней тогда тоже один точно такой же клеился. И тоже с Закусалы.
– И что?
– А ничего. Поматросил и бросил. Да еще денег занял перед тем, как смыться.
– Эвона как, – протянул я. – Что ж, тогда понятно.
– Понятно-то понятно. Вот только теперь Виолетта, как «мову» услышит, так сразу вспоминает. И закусальца того, и любовь обманутую.
– Н-да, не повезло Семёнычу, – констатировал я. – Не обломилось. Вот уж, блин, засада так засада.
– Да тьфу на тебя! – тут же возмутилась Жанна. – Вечно ты всё к ЭТОМУ сводишь. Там, может, любовь гибнет, а ты… «обломилось».
– Кака така любовь? – удивился я. – Ты ж вроде говори…
– Да ничего я такого не говорила, – перебила меня моя благоверная. – А Виолетте он на самом деле понравился. Даже пупсиком его назвала.
– Пупсиком?! – я чуть не подавился от смеха.
– Да, пупсиком, – сердито продолжила жена, не обращая внимания на хохот с моей стороны. – Что, не знаешь что ли, кто такие пупсики?
– Да знаю, конечно, зна…
Я захлопнул рот и замер, уставившись в одну точку, пораженный внезапно пришедшей мыслью. «Если одна женщина в чем-то усомнилась, то это сигнал. А вот если и вторая говорит похожее, пусть даже сама того не замечая, то тут впору во все колокола звонить. На всю Ивановскую. Женщина, она ведь зря не скажет. Она, как известно, сердцем чует…»
– Ау, дома кто есть?
Перед лицом что-то мелькнуло. Жанна опустила ладонь и немного встревожено поинтересовалась:
– Андрюш, с тобой всё в порядке?
– Что? А, да-да, извини, родная. Задумался просто.
– Андрей, ты меня больше так не пугай, – тихо произнесла супруга, глядя мне прямо в глаза.
«Черт! Она ведь и вправду переживает. Волнуется. А я – болван».
– Всё нормально, Жанн. Я в порядке. Пойдем.
– Ну… пойдем.
Покачав головой, Жанна, взяла меня под руку, и мы пошли. Она искоса поглядывала на меня, видимо, всё еще пребывая в сомнениях относительно психического здоровья непутевого муженька, а я… я лишь глупо улыбался в ответ и опять вспоминал. Опять вспоминал товарища подполковника.
Глава 11. Дядя Миша, он же Пётр Сергеевич
Да, это и впрямь был дядя Миша. Только чуть постаревший и… как бы это получше сказать… более бронированный что ли.
«Хотя нет, не так. Не лучше».
«А как лучше?»
«А вот так».
Представьте себе, к примеру, ну, скажем, танк. Игрушечный. Модельку из пластизита, но в натуральную величину. И всё у него почти как у настоящего: и башня, и гусеницы, и приборами нужными он обвешан по самое «не балуйся», и даже управлять им можно взаправду. А всё одно не то. Не чувствуется в нем силы, потенциала, возможностей для развития в нечто большее. Игрушка, одним словом, и только.
А теперь вообразите иное. Реальный танк. Боевой. Пусть даже и замаскированный под макет-обманку. Или выведенный в резерв. Для ремонта там или в учебных целях. И орудие у него – либо демонтировано, либо муляж, и в броне проемы лишние появились, и окраска нарочито гражданская, «под трактор». А всё равно, мощь чувствуется. Слегка только с ним пошаманить и всё – опять в бой пойдет. И покажет вражинам, «чьи в лесу шишки».
