Антон Антонов - Меч Заратустры
Во время большого исхода люди бежали от голода в ту сторону, где ближе была окраина города и свободная земля с грибными лесами и рыбными реками. Из северных районов города – на север, из южных – на юг и так далее по всей розе ветров.
Но золотая лихорадка все перетасовала, и носители чистого разума были наиболее мобильны. Им особенно быстро надоедало копаться в земле, так что они первыми отправлялись на поиски другого приложения сил и знаний.
И вышло так, что за пределами Москвы на востоке и западе очкариков было гораздо больше, чем на севере и юге. В Белом Таборе в глазах рябило от студентов, зато на Истре обретался по большей части пролетариат и низший технический персонал. На Нижнюю Истру через Ведьмину рощу еще проникали кое-какие веяния чистого разума, а дальше на север с этим было совсем тяжко.
Еще немало очкариков и приравненных к ним оставалось в самой Москве, где они тоже были нужны – и Кремлю, и Лубянке, и Аквариуму, и заводам, и церкви, и даже мафии.
Полковник ГРУ Дашкевич, сошедший с поезда на 13-м кордоне, где кончалась дорога на Белый Табор, тоже носил очки. А еще он не пил водки, что в глазах пролетариев физического труда превращало его чуть ли не в изменника Родины.
Но встречали высокого гостя далеко не пролетарии. В почетном карауле у полотна выстроилась команда Гюрзы – суперэлитный спецназ президента Экумены.
Это были те самые люди из-за которых между президентом Гариным и Жанной Девственницей пробежала черная кошка.
Жанна не могла забыть, как ее вешали на столбе по древнеримскому обычаю, как рубили головы ее подругам, как жгли на костре колдунью Радуницу. Про это было сказано много слов, но Жанна помнила, как Гюрза собственноручно привязывал ее руки к поперечной перекладине.
Все верно – золотая лихорадка, озверевшие люди, Жанна воевала на одной стороне, а спецназовцы на другой, их командир Пантера съехал крышей на почве насилия и повадился убивать врагов не просто так, а в особо извращенной форме, а подчиненные не могли ослушаться приказа – так уж их воспитали.
Но Жанна считала все это сказкой для малолетних. Она-то знала – им просто нравится убивать.
Похитив по приказу своих хозяев самого Гарина, они верхним чутьем угадали перемену ветра, или Гарин их просто перекупил – так что они же его и вытащили, и по его мнению, это их вполне оправдывало. А по мнению Жанны – нисколько.
И чем выше поднимался Гюрза в гаринской команде, тем прохладнее относилась к президенту Экумены Девственница.
Возможно, почетный эскорт валькирий произвел бы на полковника Дашкевича более сильное впечатление, но ему пришлось довольствоваться командой спецназа. Правда, скучать ему все равно не пришлось. Для полковника на 13-й кордон подогнали слона.
Тут же обнаружилась и вышка для посадки на слона высокопоставленных особ. Особ менее высокопоставленных достойный представитель отряда хоботных усаживал к себе на спину сам.
Высокий гость предпочел воспользоваться вышкой, а его телохранитель с удовольствием прокатился на хоботе.
Группа Гюрзы шествовала перед слоном, а отряд капитана Морозова – позади. Цирковой слон исполнял обязанности лимузина с видимым удовольствием, а Дашкевич на его спине сохранял полнейшую невозмутимость.
Гарин выехал ему навстречу на белом коне, будто репетируя свое появление в столице. Но оказалось, что полковник привез другой сценарий его появления.
– Штаб операции будет в телецентре, – сообщил он, оставшись с президентом Экумены наедине. – Вам следует перебраться туда заблаговременно и возглавить группу гражданских экспертов. Эти люди вам хорошо знакомы. Они находятся на вашем содержании и работают на вас. Мы лишь охраняем здание, где они работают. И насколько нам известно, у них уже готова программа восстановления жизнеспособной цивилизации в Москве.
– Если вам это известно – значит, вы не только охраняете здание, – заметил Гарин.
– Ну, мы, естественно, имеем представление о том, что в этих зданиях происходит.
– Просто я люблю во всем точность.
– Я тоже. Поэтому предлагаю окончательно определиться с распределением обязанностей.
Об этом много говорилось на предварительных консультациях, но Гарин так и не дал окончательного ответа.
Речь шла о том, что Аквариум берет на себя восстановление порядка и законности на всей территории Экумены, а Гарин в спокойной обстановке приступает к возрождению цивилизованной жизни. Но высокие договаривающиеся стороны никак не могли прийти к единому мнению по поводу того, что такое порядок и законность.
Порядок в Таборной земле сильно отличался от того порядка, который имел место в Москве до Катастрофы, под сенью российских законов. И если Аквариум думает силой насаждать на всей территории Экумены эти законы, то выйдет то же, что и всегда. Казаков уже пробовал – и где теперь тот Казаков?
У Гарина были другие мысли. Он вообще пока не замахивался на всю территорию Экумены и думал скорее о том, как бы присоединить опустевшую Москву к Таборной земле. Но над этой идеей работали другие эксперты – не те, что сидели в МГУ, а те, что обретались в Белом Таборе при особе президента.
Им было труднее. У них не было под рукой университетской библиотеки, и с энергией для компьютеров было похуже, а с бумагой – плохо совсем. Но зато про эту программу Аквариум практически ничего не знал.
Сам Аквариум тоже не раскрывал всех своих карт, и еще неизвестно было, кто кого больше дурит на этих переговорах. Военной разведке был нужен не Гарин, а его армия и его популярность. И с президентом Экумены цацкались только потому, что армия и популярность от него неотделимы. И что самое главное, Гарин это прекрасно понимал.
В разгар переговоров он получил новое послание от Царя Востока. Оно было более пространным, чем предыдущие, и президент Экумены сразу написал ответ. А потом неожиданно назначил полковнику Дашкевичу новую встречу.
– Я скоро буду в Москве. У меня дела в университете. Буду рад встретиться с вами там.
– Это надо согласовать, – покачал головой Дашкевич.
– Но вы ведь только охраняете здание… – улыбнулся президент Экумены.
15
Толпа, налетевшая с Верхней Истры, обнаружила караванные амбары в Дедовском нетронутыми, но это уже никого не могло остановить.
– Успели! – с облегчением выдохнули набежавшие и принялись выламывать двери подручными средствами.
По этой причине Варяг так и не вышел в запланированный поход к низовьям. Амбары были важнее.
Телохранитель с автоматом уже получил в морду за растрату патронов и утерю оружия, и теперь лежал в отключке, ибо неудачно стукнулся головой о телегу. Так что все остальные приняли близко к сердцу приказ:
– Не стрелять!!! За каждый патрон буду выбивать по зубу!
Соответственно, им бил морду уже не Варяг, а мятежные грабители амбаров. Холодное оружие не очень помогало, потому что у дачников тоже были топоры.
Илья Муромец одновременно ухитрялся махать своим здоровенным мечом и пудовыми кулаками в кольчужных перчатках – каждая плюха может быть смертельной. Он один мог остановить сотню – но там было больше сотни.
В честь разграбления амбаров началось даже братание между гапоновцами и агаповцами. Те и другие тоже испугались, что им ничего не останется, и в едином порыве ринулись в атаку.
Тут уже совсем непонятно откуда набежали дети, крича, что низовые захватили верховья, и амазонки требуют платить дань им, а Варяга послать – и даже, несмотря на возраст, точно указывали, куда.
От этого всего голова у Варяга пошла кругом в разные стороны, и ему стало чудиться, что низовые захватили верховья Амазонки. Но главное – было непонятно, что в этом случае делать.
Думать, однако, было некогда, потому что на этой стадии караванные амбары загорелись. В самом деле – то, что Варяг сам их не поджег, это еще не основание, чтобы вообще их не сжечь.
Пришлось Муромцу и Кировцу сгонять народ на пожаротушение. А делать это было непросто. Под ногами все время крутились дети, а бить их былинники опасались. Для них-то уж любая плюха кольчужной перчаткой была безусловно смертельна, а брать на душу такой грех витязям не хотелось.
Какой-то пацан безнаказанно свалил Муромца наземь подножкой. Грохоту было как от аварии среднего танка, поскольку витязь воевал в полном былинном облачении, а это большая груда железа.
Соответственно караванные амбары сгорели-таки дотла и пожар перекинулся на поселок. Тут дедовские опомнились и затеялись его тушить, а все прочие неизвестно почему им в этом препятствовали. А на вопрос, кто поджег, отвечали шаблонно и не задумываясь:
– Очкарики!
В смысле, раз уж очкарики виноваты во всем, то и в этом тоже.
На восприятие мира бушующей толпой повлияло и то, что перед тем, как поджечь амбары, мужики выпили весь самогон, который там еще оставался. А было его много, потому что это основной предмет дани, который важнее всех остальных вместе взятых.
