Виктор Гвор - Большая игра маленького лепрекона
Но это сейчас. А раньше было совсем даже хуже. Вы таки слышали слово «погром»? Нет? Это потому, что погромов не было уже почти век. И потому, что вас таки никогда не громили! У Вас нет причин помнить таких слов. А лепреконы будут помнить этих слов всегда! И при этом лепреконам не можно было иметь оружие!
Каждого лепрекона с детства учат защищать себя палочкой и без палочки. И таки мы это умеем.
А что такое альпеншток? Это палочка. Довольно длинная палочка. Конкретно я имею таких палочек очень даже легких и прочных, из синестрито-титановой трубы и с острым синестритовым наконечником. Нет, что Вы такое говорите, я взял только один, зачем мне больше одновременно, чтобы защищать себя, когда надо?
А как не защищать? Слева от меня крутится живая мясорубка дальневосточной кицунэ. Справа носится торнадо горной баньши. А на бедного Баруха наседают три всадника на маленьких лошадках и пытаются тыкать в него разных острых железок. Вполне себе человеки, только очень грязные и пахучие. Послушайте старого лепрекона, если попадёте в средневековье, не пытайтесь применить химических оружий. На местных не подействует, они сами такое оружие и с очень даже высокой поражающей способностью. Двое по краям тыкают в меня таких пик из дерева и железа, а средний, одетый немножко побогаче других, размахивает совсем даже ничего себе сабелькой.
Меня таки учили работать троих, но меня не учили работать конных. Кто в двадцать первом веке грабит лепрекона на лошади? Вы думаете, во второй половине двадцатого века грабили на лошадях? Я Вам скажу больше, и раньше прежде, чем грабить, слезали с лошади. А эти не слезают! Но они таки и не хочут грабить, они хочут убивать, а это две большие разницы.
Я отбил удар пики, и ушел себе направо, одновременно отклоняя древком саблю. Левый бросил коня вперед, но из ниоткуда появилась большая волосатая рука и аккуратно лишила его головы. Только йети может иметь таких мыслей, хватать добычу через межмировых пространств, как через картонных стенок. Человеки немножко удивились, и, кажется, чуть-чуть задумались такими кочанами, что были у них на плечах, хотя делать это им было совсем не можно и сильно не вовремя. Я стукнул среднего тупым концом по голове, а левому воткнул наконечник в глаз, как будто оно так и было, и, наконец, огляделся.
Уже никто ни на кого не нападал. Вокруг было разбросано много таких частей тел, которые недавно были у разных человеков и лошадей. Ривочка тщательно чистила когтей кусочком чьей-то рубахи. Ника делала то же самое для своих мечей. У подножия холма полтора десятка высоких человеков в островерхих железных шлемах добивали таких же глупых всадников, что напали на нас. Или мы на них, я не успел понять, да мне и не надо. Зато мне надо прояснить ситуацию и никак иначе.
— Уважаемые дамы, — спросил я, доставая прибор, и нажимая на камушки, — из кого вы сделали этот салат, и зачем это нужно? Может, мы имеем пару вопросов к этому шлемазлу, который ударил своей глупой головой мою палку? Кстати, Ника, Вам не кажется, что иметь таких сабель, как его, на стене Вашего кабинета будет очень даже правильно?
Кицунэ взяла в руки длинную узкую железку с маленькой рукоятью и переменилась в лице.
— Хазарская сабля! — выдохнула она, — и в каком состоянии!!! Барух, это царский подарок!
— Всегда пожалуйста, уважаемая! Разве я сказал другое? — а то сын владельца антикварной лавки не умеет оценить таких сабель. Я Вам лепрекон, а не последний поц, как тот глупый огр, который пытался украсть старый топор для колки дров, решив, что это флорентийская алебарда! — Или Вы себе думаете, что Баруху жалко для Вас старой железяки?
— У нас гости, — произнесла баньши.
Высокие человеки добили мелких всадников, и трое пошли до нас. Между прочим, совсем не высокие, очень даже среднего роста. Человеки как человеки. Прямо таки древние русичи с гравюр, носившие таких кольчуг и белых штанов.
Тот, что шел первым не имел шлема, зато имел бритую голову, прядь волос на ней и длинных усов. И серьгу на ухе с двумя не самыми плохими изумрудами. Очень даже с хорошими, я таки умею оценить.
— Здравы будьте, вои не знаемые, — произнес он, поклонившись, — спасибо вам за помощь ратную. Я князь киевский Святослав Игоревич, возвращаюсь в Киев из похода далёкого в страну Булгарию да на греков византийских. Прошу отведать явств наших походных, хоть и просты они для дев красных, но хороши для воев великих, коими вы являетесь. Много воев хороших легло сегодня от стрел и мечей поганых печенежских. Все б головы сложили, кабы не подмога ваша нежданная. Так справим же тризну по погибшим вместе, скрепив дружбу верную.
Как Вам нравится таких ситуаций? Это таки князь Святослав! Отношения мы выясняли с печенегами и никак иначе. Если я себе правильно думаю, речка эта — Днепр, а год сейчас 972 от рождества христова. Вы будете смеяться, но мы таки вмешались в историческое событие! И за что с этим князем разговаривать, когда нет немножко времени подумать? Между прочим, есть за что подумать, мы имеем здесь немного странностей. В нашем мире печенеги были гоблины и орки, и никак не человеки. И у князя ни оборотней, ни эльфов не видно. Таки кто мне скажет, куда они подевались?
— И ты здрав будь, княже, — поклонилась в ответ кицунэ. — Меня эллины древние Никой звали, когда дарила я им победы воинские. Спутники мои — Барух и Ривнадтодохорат тем же занимались у народов разных. Но забыли нас неблагодарные смертные, перестали быть они воинами, поклонились распятому, богу рабов и трусов. А послал нас тебе на помощь Перун Громовержец, бо задумал недоброе Куря поганый. Хотел он тебя с дружиной малой убить, а из головы твоей чашу сделать, чтобы пить из нее кумыс кислый на пирах печенежских. Но невместно нам тризны справлять, не всё мы дело сделали, для которого к вам пришли. Много дружинников твоих сего дня стрелами да мечами посекло не до смерти. Надо залечить их раны тяжкие, не пришло пока их время.
И как Вы себе думаете, чем боевой командир отличается от глупого чиновника? Таки да, командир думает за своих бойцов, а не за сколько хапнуть. Историки писали за то, что Святослав был воин, а не правитель. Вы себе удивитесь, но они были правы. За правителя не скажу, но воин — точно! Услышав за исцеление ран, князь перестал разливать славословий, буркнул что-то типа: «пошли», и помчался назад до своего воинства, однако посматривая, чтобы мы немножко не потерялись.
Таки мы теперь боги и никак иначе. Интересно, что Ника думает за то, что она ни разу не крылатая, а очень даже себе хвостатая, хорошо еще, что в мирной форме этого не видно. И чем она собирается лечить раненых, если ни Вовы, ни его саквояжа поблизости не наблюдается?
Ника взяла у меня прибор и вытащила маленький пузырек. Между прочим, очень даже хорошая стилизация за венецианское стекло. А гравировка стилизована под Русь: «И Вам не болеть. ОДУ УНДВР». Таки теперь я знаю еще за одну традицию легендарного спецназа, а то раньше знал только за фигурку толстой полярной лисички с аналогичной гравировкой. Должен Вам сказать, у меня таки появилась ощущение, что наша зам по науке имеет еще таких секретов, что за них лучше не спрашивать и совсем даже не думать.
Кицунэ капнула в чашу каплю жидкости из пузырька, долила вина из подставленного князем кувшина, достала с кармана кимоно серебряную чайную (таки да, чайную и серебряную!) ложечку и попробовала полученную смесь. Таки правильно, если у князя было таких сомнений, то теперь он их не имеет.
— Слушай меня, княже. Вели дать воям своим посеченным по одной ложке напитка сего, Живой да Купалой сделанного, и исцелятся их раны чудесным образом! С тех воев начни, что одной ногой уже в Ирии.
Двое дружинников бережно взяли чашу и ложечку и отправились-таки выполнять Никины заветы. Но я Вам скажу, мне очень даже не нравилось, как князь смотрел на наши чашу и спецназовский пузырек. Нет, оно нам не страшно, но убивать дружину Святослава как-то обидно. А что делать? Таки прибор нам здесь оставить — только за. А с пузырьком могут быть проблемы. Если там то, что я думаю, а что там еще может быть, скажите Вы мне, то кицунэ его насовсем не отдаст. Или отдаст? Кто их, кицунэ, поймет... Однако Нику я недооценил...
— Прими, княже, дар наш: чашу чудесную, да зелье знатное, да ложку заговоренную. Береги их, как зеницу ока! Многим воям твоим они еще жизнь спасут. Видел ты, что делать надо, в другой раз без нашей помощи управишься. И Курю поганого, — кицунэ показала на оглушенного мной всадника, — тоже в дар от нас прими. Не бери за него выкуп, князь, не нужна тебе добыча печенежская. Казни его казнью лютой за коварство его на устрашение врагам твоим. А еще, княже, послушай совета моего доброго. Не дели землю свою между сыновьями своими. Иначе пойдет войной брат на брата, и убиет Ярополк Олега, а Владимир Ярополка, и будет плач большой по земле русской. Поставь одного сына старшим над всеми, чтобы едина земля твоя была, когда ты в Ирий уйдешь. И гони с земель своих жрецов бога распятого, что устами лживыми людей смущают. Не нужна Руси вера чужая, греческая, не спасение несет она, а лишь кровь и боль. Знай князь, отца твоего, Игоря-князя, не древляне убили, а христиане киевские да варяжские. А нам пора расстаться с тобой, ибо не нужна тебе боле помощь наша, а нужна она другим людям воинским, что за правду бьются в землях далеких.
