Серая радуга (СИ) - Кисель Елена Владимировна
Эхо заухало, закрякало, пустилось в пряс с отскоками от стен. Острозубые усмешки теперь наплывали отовсюду. Останавливались на почтительном расстоянии — и таяли, и опять подплывали поближе.
— Чего желаешь, страж? — голоса сочились и переливались. — Всезнания? Неужто ты сам видишь так мало?
— Ухаха, опять напутали!
— Он видит не мало, он видит много!
— Слишком много видит, даже когда ничего нет!
— Как обернется, так и видит…
Мгновенная тишь полоснула наотмашь — будто оскальники на миг увидели то же, что Мечтатель, и это им ужасно не понравилось. После короткого молчания донесся развесёлый вопрос:
— Так чего ты не знаешь теперь, страж? Или ты к нам как раньше?
— Хых, поболтать, а потом сказать этим, там, то, о чем сам догадался…
— Ну, что уж поделать, если его там и в грош не ставят!
— А кого ставят?
— А Витязя ставят!
— Эхехехехехехе…
— Так зачем ты к нам, страж?
— Почему был уничтожен Холдонов Холм? — спросил наконец Мечтатель. Из тьмы с готовностью полетел зубастый, оскальчатый ответ:
— А тебе самому-то приятно было бы смотреть на свою могилку?
— Э-э-э, это я хотел сказать! — возмутилась другая улыбка, рядом.
— Ну, и кто там знает — может, вы бы всё-таки глянули на него, увидели разрушенные чары, — любезно добавила третья.
— И поняли раньше.
— Вы бы поняли раньше, а?
— Да ничего бы они раньше не поняли, потом что они тупые!!
— Эхехехехехехе…
— А что, не хочешь сложить песенку о Холдоне, брат? Они, кажется, скоро будут в цене.
Мечтатель тихо выдохнул, прикрывая глаза.
— Кто его поднял?
— Великая ночница, хе! Лунная радуга, х-х-хе!
— Ниртинэ ты моя, Ниртинэ!
Смешки танцевали, взвихрялись, рикошетили от стен. Осыпали одинокую фигуру Экстера. Тот прислонился к стене, свел брови и прикрыл глаза. Оскальники и в прежние разы давали ответы, которые не отличали прямотой. Те, Кто Всё Знает и Смеётся, не лгали — зато метафоры и недоговорки казались им отличной шуткой.
— Нет, погодите, там же была Эммонто Гекарис!
— Точно! Поклоняющаяся Холдону артемагиня! У неё ещё была идейка — как его пробудить при помощи сил артефактория.
— Кто же это ей дал отпор, даже и не припомню…
— Какой-то директор, точно, какой — то директор.
— Эй, брат, не вспомнишь ли, как там его звали, твоего предшественника?
— Астарионикс Соловей, во!
— Ну, во-о-о-от, — дружный разочарованный хор — ведь игра закончилась.
— Кажется, там еще контрабандисты поспособствовали, хих!
— И драконы. Точно, там же были ещё драконы…
— Самые разные драконы, эхехехехехе…
— Холдон — создание коллективного разума, — напыщенно выдала какая-то особенно просвещённая ухмылка. — Как Пандора.
На миг оскальники заткнулись, а потом во тьме полетело уважительное: «Ой, умныыыыыый…»
— Значит, он лишь ждал полного восстановления Арктуроса и своих сил, — пробормотал Мечтатель. — Но судя по приметам — Арктурос они возродили не сегодня и не вчера, что же он так медлил?
Усмешки потускнели было на миг, а потом распрыгались, разыгрались, засияли по-прежнему.
— Ну вот, а ещё дураком прикидывается!
— Да братец вечно кем-то прикидывается, то директором вот, то дураком…
— Стоп, так ведь директором же он, вроде, не прикидывается…
— Да?! А ты знаешь, что про него коллеги думают?
— Так, может, и дураком не прикидывается, а-а-а-а?
— Ихихихихихи…
— Почему он медлил? — повторил Мечтатель с нажимом, и в темноте захрипели так, будто один голос Экстера мог заставить оскальников испугаться. Но всё еще молчали, хотя смешки начали смолкать.
— Почему он медлил?
— Потому что у него было дело! — провизжали перепуганные голоса хором. — Старинное дело! Обет, обет, не выполненный обет, не выполненный артемагом обет…
— Кому он обещал?
— Злу, которое спит в этом мире, которое спит в этом мире, давным-давно спит в этом мире…
— У зла есть имя?
— Есть сотня имён, у зла есть всегда сотня имён, у него сотня имён, а у тех, которые тоже спят в этом мире — у них нет ни одного, они безымянные…
— Безымянные, как стужа и ночь, и никто не назвал ни одного из них, ни одн… хххх…
Было такое ощущение, что оскальникам заткнули глотки — всем сразу. Впервые на памяти Экстера они утратили своё вечно хорошее настроение — шипели, хрипели, визжали и всячески сходили с ума, и от одного этого режущего, пронзительного звука ты, казалось, сейчас врастёшь в камень. Стены пещеры стали вздрагивать, а потом и колебаться, и Мечтателю пришлось зажмуриться и повести руками вокруг себя, чтобы поймать равновесие.
— Этот обет, — выдохнул он, когда вокруг успокоилось. — Это заклятие?
— Призыв равного, — донеслось из мрака неохотно. Стены дрогнули еще, подтверждая: не спрашивай, а то мы тут опять…
— А он спросит, — предположила бледная усмешка, вспыхнувшая прямо перед ним. — Спросит не о том, а? Опять спросит не о том.
— А как бы ему спросить о том?
— А мы вот ему поможем спросить о том!
— Э-э-э, часики-то тикают! Ну, понял намёк или нет?
Экстер намёк понял. Директор артефактория взгляделся в оскалы, которые вновь заплясали во тьме. И спросил единственное, что было по-настоящему важного:
— Сколько есть времени до того, как Холдон вернёт силу?
— Есть? Времени? — с издевательским недоумением откликнулись из тьмы.
— Часики-то тикают, хо-о-о!
— Ты-то давно на радугу смотрел, а?
— Поспорить можем, с её красками что-то не так!
— Ну, или станет не так, ко второй фазе.
— А сейчас какая?
— Ой, что-то мы во времени-то запутались…
— Не мы одни, не мы одни, ихихихихи…
Мечтатель повёл рукой по лицу, словно снимая с него паутину.
— Пожалуй, мне пора, — пробормотал он, разворачиваясь, чтобы уходить, под обиженные шепотки: «Ну вот, и спасибо не сказал, ещё родня, называется…»
В спину неожиданно прилетел вопрос:
— И всё? И всё? А это, последнее? Почему ты не спрашиваешь о том, что хотела знать она?
Мечтатель остановился. Не обернулся, но, казалось, засомневался.
— Потому что не хочу знать этого, — выговорил он наконец.
Но оскальников это только насмешило ещё больше.
— Так мы тебе всё равно об этом скажем! Где же это Солнечный Витязь?
— В могилке! Глубокой-глубокой… не отрыть, не выкопать!
— Дуры! В темнице он! Не открыть, не выпустить!
— Да в цепях же! Не разорвать, не вызволить!
— А если разорвет? Отроет? Выпустит?!
— Кто?!
— Да кто угодно!
— Так он всё равно и не придёт!
— Почему это, а-а-а?
— Потому что поздненько!
— А часики-то тикают, песчинки-то сбегают!
— Приятно с тобой было поболтать, пару-то часиков, ихихихихи!
— Только вот там, где надо, нет стража!
— Раз-два, спеши скорей, нет стража у дверей…
— Э, погодите, там же Оплот?
— Который?
— Который не-Оплот, дубина!
— Так а что он может?
— Вот и Холдон так думал, ага…
Всего этого Мечтатель уже не слышал. Он бросился к выходу.
Под ногами плескалась то ли пещерная вода, то ли жидкая темнота… или это были отзвуки смешков? Тьма приставала к лицу, липла к рукам и груди — и отскакивала, размыкалась, испуганная. Директор пробивался из оскальной тьмы, и меч цеплялся за камни, и вокруг был душащий, жуткий, пугающий шорох — словно бы последние песчинки падают и падают на дно клепсидры.
Тьма размыкалась и таяла впереди, серый свет, будто меч, рассекал её — и Мечтатель шагнул на порог пещеры, в разгар дня…
И в гущу боя.
Гвардия Магистров была сметена и растерзана нежитью, последние двое гвардейцев, пытаясь удержать щиты, отступали к Пещере. И прикрывали при этом Магистров, которые и сами уже вступили в бой. Алый творил искусную телесную магию — с его пальцев слетали ураганы, мудреные спирали, закручивающимися огненными вихрями, магия поднимала здоровенные валуны — и роняла на нежить. Та кишела вокруг — низшая и высшая, лезла напролом, как слепая, распадаясь в пыль, растекаясь слизью — и всё равно, не прекращая шествия.
