Евгений Лукин - Алая аура протопарторга

– Слушаю… – буркнул Николай.

– Песик, нас опять разъединили…

Бли-ин!… Подполковник Выверзнев ошалело взглянул на отнятую от уха трубку. Стало быть, не болтунец… Когда же он, в самом деле, дал ей этот номер?… Пьяный был, что ли?…

Посадив ребят в засаду, Николай умышленно покинул здание музея не через служебный, а через парадный ход. Прикуривая, постоял на крыльце, огляделся. Под белыми лампами фонарей мерцали вымытые со стиральным порошком влажные еще асфальты, молочно сияла зебра перехода. Вдалеке помигивали светофоры, и Николаю вспомнилось вдруг, что в Лыцке уличным движением управляют регулировщики, ибо светофор и Люцифер – один черт по смыслу…

На территории Баклужино успешно действовало не менее семи иностранных разведок (прочие – не в счет). Поэтому не следовало даже надеяться, что такая серьезная акция, как засада в краеведческом музее, не привлечет всеобщего внимания… Можно, конечно, было бы провести ее и на высшем уровне секретности, ненавязчиво внедрить ребят в музейный персонал, но вот тогда бы все и впрямь насторожились – от Лыцка до Каракалпакии… Честно говоря, будь на то воля Николая – своими бы руками смастерил и повесил на парадную дверь табличку: «Внимание! В музее – засада». Специально для Африкана…

– Добрый вечер, Николай Саныч… Прогуливаетесь?…

Приподнятая светлая шляпа над сребристо опушенной лысиной и старательная, как у черепа, улыбка…

– Добрый, добрый… – улыбнулся в ответ Николай. – Вот вышел, знаете, воздухом подышать…

Ни хрена себе вечер – утро скоро! Кстати, раскланявшийся с Выверзневым старикан числился у него в списке как заведомо работающий на красноярскую разведку и, предположительно, подрабатывающий в оренбургской. Впрочем, население в суверенной Республике Баклужино было маленькое, поэтому каждый на кого-нибудь да работал. Не на тех, так на других.

Николай шел по гулким ночным тротуарам, пытаясь не думать о порученном ему деле. Рано. Вот накопим фактов – тогда и подумаем… Гораздо полезнее было поразмыслить над тем, как это он ухитрился рассекретить свой служебный номер. Песик…

Нет, абсолютно точно: сам он ей номера не сообщал. Стало быть, кто-то из осведомителей… Николай мысленно проглядел список лучших своих стукачей. В той или иной степени все они были знакомы с Никой Невыразиновой. То есть номер она могла вытрясти из кого угодно… М-да, ситуация…

Стараниями Глеба Портнягина районный центр помаленьку обретал столичный лоск. Беззвучно полыхали рекламы. Бродвей. Посреди площади на низком гранитном цоколе сияла Царь-ступа. Отбитый кусок был аккуратно прислонен к чугунному тулову… Потом загремело, заклацало, и мимо Выверзнева, вырвавшись из бетонной норы, прокатил недавно пущенный скоростной трамвай -????????????,??????????????????…

Точнее – на вчера… Миновав трехэтажное розовое здание консерватории (бывшая музыкальная школа), подполковник закурил еще одну сигарету и свернул с проспекта в переулок. Сразу же повеяло старым Баклужино. Фонари не горели. Тихо ботала по древесной фене потрепанная черная листва да невидимая мелкая собачонка тявкала тоненько и отрывисто – как в бутылку.

Звонок не работал, пришлось стучать. Дверь Николаю открыл щуплый, похожий на подростка мужичок. На вид ему можно было дать и тридцать, и сорок, а со зла и все сорок пять лет. На самом же деле безработному Максиму Крохотову, как значилось в одном из поминальничков подполковника Выверзнева, стукнуло недавно пятьдесят два года.

Сна – ни в одном глазу, что, впрочем, естественно, ибо о предстоящем визите Крохотов был предупрежден заранее.

– Здравствуй-здравствуй… – рассеянно отозвался на его приветствие Николай и, войдя, окинул утомленным оком скудную обстановку. – Как жизнь молодая?…

Поговорили о жизни, об отсутствии в ней счастья, о ценах. Выверзнев ненавязчиво предложил некую толику денег. Хозяин столь же ненавязчиво ее принял.

– Пройтись не желаешь? – спросил Николай.

– С вами? – опасливо уточнил тот.

– Нет, без меня… Ночь, кстати, великолепная… Воздух, звезды…

– А гулять долго?

– Часика полтора…

Выпроводив хозяина, подполковник запер за ним дверь и, пройдя на кухню, наглухо задернул ветхую занавеску. Затем с видом решившего застрелиться запустил правую руку под мышку, но извлек отнюдь не ствол, а всего-навсего пластиковый пакет со сливками. Вскрыл, вылил половину содержимого в мисочку, установил ее в центре хромого кухонного стола, снял гипсовую решетку, прикрывавшую жерло вентиляционного хода, и произвел тихий условный свист. После чего присел к столу – и стал ждать.

Вскоре в черной квадратной дыре возникло мохнатое личико и опасливо повело выпуклыми глазенками.

– Порядок, порядок… – успокоил его Николай. – Можешь не проверять… А я вон тебе эстонских сливок принес… Ты ведь любишь эстонские?…

Согнутым пальцем он подтолкнул миску поближе, и выпуклые глазенки вспыхнули. Домовой проворно сбежал на коготках по стенке, мигом очутился на столе и, блаженно заурчав, окунул мордашку в импортный продукт.

– А Череп с Есаулом разбираться будет… – сообщил он, чмокая и облизываясь. – Есаул его в прошлой жизни на пятнадцать сребреников кинул… Это им астролог рассказал, только его уже замочили…

– Да ты поешь сначала… Поболтать успеем…

Закинув ногу за ногу, Николай курил и поглядывал на гостя с дружелюбной усталой улыбкой. Верный заветам незабвенного шефа охранки Сергея Васильевича Зубатова, он полагал дурной привычкой сразу же брать осведомителя в оборот и вытрясать из него нужные сведения… Стукача надо любить. Ты сначала с ним потолкуй, поговори по душам, узнай, не нуждается ли в чем, помоги при возможности… А сведения он и сам тебе все выложит.

Лахудриком Николай дорожил. Этот домовой, доставшийся контрразведке Баклужино в наследство от советского режима, когда-то работал на КГБ, а в 1950 году, сразу после раскола нечистой силы, был даже внедрен в ряды катакомбных. Очень любил сливки.

Размашисто вылизав миску, он утерся, сел на корточки и, сияя глазенками, принялся взахлеб делиться новостями:

– А Череп говорит: включаю счетчик с Ирода Антипы… А там с Ирода такое накапало!… Да еще и по курсу… Все на ушах, из Тирасполя бригада едет…

– Да ладно тебе… – благодушно прервал его Выверзнев. – Сам-то как живешь? Давно ведь не виделись…

Честно сказать, разборки баклужинской мафии, пусть даже и осложненные интервенцией зарубежного криминалитета, сейчас его трогали мало.

Плечики Лахудрика брезгливо передернулись под гороховой шерсткой.

– Беженцы достали… – посетовал он.

– Беженцы? – с проблеском интереса спросил Николай. – Откуда?

– Да эти, чумахлинские…

– А-а… Там же завтра два квартала под снос! А что за беженцы? Люди или домовые?…

– Да и те, и другие, – безрадостно отозвался Лахудрик. – Такой колхоз! Деревня – она и есть деревня… Нет, ну вот чего они сюда прутся? В Чумахле им, что ли, места мало?

Николай Выверзнев с сочувствием поцокал языком.

– А дымчатые есть?

– Лыцкие, что ли?… Тоже хватает… Вроде и границу закрыли, и блокпост закляли – нет, как-то вот все равно просачиваются… Житья уже от них никакого!… Кормильчик со своими бойцами от мафиозных структур заказы принимает – на полтергейст! Это как? Достойно?… Да никогда у нас такого раньше не было…

– А ты лыцких-то… всех знаешь?…

Лахудрик запнулся. Над занавеской в черном окне желтела однобокая луна. Тусклая – как лампочка в подъезде.

– В столице?… Н-ну, в общем, да… Кого больше, кого меньше… А кто нужен?

– Хм… – В раздумье подполковник Выверзнев смял лицо ладонью. – Пока не знаю… – признался он, отнимая ладонь. – Но кто-то должен появиться. Причем не сегодня-завтра…

Лахудрик внимательно взглянул на Николая и уразумел, что разговор уже идет всерьез.

– Дымчатый? – настороженно уточнил он.

– Дымчатый… Средних размеров… И-и… пожалуй, все. Перешел границу этой ночью… Точнее – был перенесен… – Николай подумал. – Кем-то из Лыцких Чудотворцев. Вряд ли он станет этим хвастаться перед братвой, но может проговориться и случайно…

– Так они что?… Вместе границу переходили?…

– Вместе…

Лахудрик сидел неподвижно и лишь озадаченно помаргивал. То, что он сейчас услышал от подполковника, представлялось ему невероятным. Да и перетрусил вдобавок домовичок… С Лыцкими Чудотворцами шутки плохи… Плеснет святой водой – и прощай, Баклужино, здравствуй, астрал!…

– А я что?…

– Ничего… Как объявится – скажешь…

Лахудрик все еще колебался. Николай крякнул, нахмурился и снова потянулся к пакету.

– Ты… это… – сказал он, пододвигая миску поближе. – Еще сливок хочешь?…

Глава 5.

Когда какая-то зловредная мелюзга дерзнула пощекотать из-под воды левую пятку, Африкан, достигший уже к тому времени середины Чумахлинки, ощутил легкий испуг. Ему представилось вдруг, что вот сейчас, именно в этот миг, Партиарх Порфирий, брезгливо поджав губы, вычеркивает его из списка чудотворцев – и холодная темная вода тут же расступается под босыми подошвами. А плавать Африкан и вправду не умел…