Андрей Синицын - Поваренная книга Мардгайла
Неспешно удаляясь, он уловил чутким ухом не несущую полезной информации реплику «Ну ни хрена себе!» и сейчас же вернулся к мембране. Работа со свидетелем — тонкое искусство, и Рампл владел им в совершенстве. Одно дело человек, думающий тяжкую думу, и совсем другое — ошалевший от радости. Последний сотрудничает искренне и с удовольствием.
— Еще один вопрос… Не заметили ли вы чего-нибудь такого, что не посчитали нужным изложить в отчете? Я имею в виду субъективные впечатления.
— Да какие там субъективные… — прогудел Буряк. — Одно только скажу: испугался я. Мне враг не страшен, если я его вижу, а так… — Он развел громадными ручищами. — Словом, не на шутку испугался. Обошел бочком-бочком помещения — и пулей назад, в гиперкабину. Еле-еле обратные координаты набрал. Дрожь била. Все это, понятно, не для протокола…
— Понимаю, — кивнул Рампл. — Вам еще не приходилось видеть шестнадцать покойников…
— Да при чем тут покойники! — завопил Буряк. — Видел я покойников, будьте здоровы! Может, побольше вашего видел! Работа такая. Новые планеты — это вам не фунт изюма. А вот чего я никогда не видел, так это блаженства на лицах мертвых! Такого блаженства, что меня жуть взяла! Они умирали с наслаждением, вы понимаете?!
Рампл не врал, говоря, что прочитал отчет Буряка, а лишь не договаривал. На самом деле он ознакомился экспресс-гипнотическим методом с полным досье на планету и согласился с теми, кто окрестил ее Уникумом. Во-первых, планета была чуть легче Земли, с более чем комфортной силой тяжести для тучных людей, сердечников, астматиков и подагриков. Со временем ее предполагалось развивать как планету-курорт. Во-вторых, продолжительность суток, года, спектр излучения светила, состав и плотность атмосферы не слишком отличались от соответствующих земных показателей. В-третьих, на планете не имелось ни пустынь, ни чересчур высоких гор, ни активных вулканов, а жизнь в ласковых морях не поднялась выше планктонного уровня организации. В-четвертых, на суше имелась макроскопическая жизнь, зато жизнь микроскопическая, по-видимому, отсутствовала. Даже люди не принесли ее на Уникум — земные бактерии и вирусы, не говоря уже об одноклеточных водорослях и грибковой плесени, не приживались в тамошних условиях. Ну чем не рай?
Как обычно, экипаж корабля-«сеятеля» компании «Новая родина», проведя первичное исследование планеты, оставил в уютном местечке на поверхности одного из материков гиперкабину и пару жилых куполов. Несколько суток спустя гиперкабина выбросила на почву Уникума шестнадцать добровольцев-квартирьеров — восемь мужчин и столько же женщин. Им предстояло прожить на Уникуме год, изучая местность, возделывая поля, выявляя местные источники пищи, расширяя первичный поселок для приема следующей партии колонистов, а главное, проверяя на себе саму возможность жить на новом месте. Если все сошло бы благополучно, через год к квартирьерам должна была бы прибыть следующая партия уже из ста-двухсот человек, затем еще и еще, и так вплоть до непрерывного потока колонистов. Стандартная, хорошо отработанная практика.
Не раз и не десять случались осечки. Иногда квартирьерам приходилось эвакуироваться с новой планеты столь спешно, что обтекаемое выражение «срочная эвакуация» на деле означало паническое бегство. Иногда они с трудом выдерживали год, после чего компания признавала планету бесперспективной и списывала убытки. Гибель людей не была чем-то из ряда вон выходящим, человечество платило жизнями за звездную экспансию, но случаи гибели всей партии колонистов отмечались сравнительно редко. Иногда виной тому была недостаточная психологическая совместимость в коллективе первопоселенцев, чаще — какой-либо неучтенный фактор, свойственный новой планете.
Не все ведь обнаруживается во время первичного исследования, на то оно и первичное. Например, полной неожиданностью для квартирьеров стало открытие, сделанное меньше месяца назад: сухопутная жизнь Уникума представлена одним-единственным видом живых существ! Все три царства живой материи — растения, животные и грибы — на поверку оказались либо стадиями онтогенеза, либо экологическими формами одного и того же вида, но никак не царствами. Вот тогда-то за планетой и закрепилось окончательное название. Где еще возможны такие чудеса?
Обнаружилось чудо обыкновенно: в результате будничных наблюдений. Вокруг куполов первичного поселка росли деревья с весьма раскидистыми кронами и крупными, с хороший кокосовый орех, плодами. Недозрелые плоды оказались съедобны, отравлений не было. Небольшие существа, напоминающие кроликов способом передвижения и пристрастием к рытью нор, с удовольствием объедали зеленые проростки у стволов деревьев. Наконец, там и сям среди редколесья попадались высоченные шляпочные грибы; их, похоже, никто не ел. В смысле, никто до людей, поскольку и грибы, и «кролики», как уверенно показали анализы, годились человеку в пищу.
Чего же еще желать? Колонисты приободрились, тем более, что редколесье с «орехами», «кроликами» и грибами тянулось на весь материк. Решить так просто проблему пищи — да это же рай неземной! Пусть пища эта не особенно вкусна, зато содержит почти все, что надо человеку. И какое изобилие!
Конечно, биологов удивляло полное отсутствие местных аналогов насекомых, почвенных червей и микроорганизмов. Удивляло отсутствие хищников. Но настоящее удивление ждало впереди.
Кончилось жаркое местное лето, наступила благодатная осень, суля прохладную, отнюдь не морозную зиму. И вот тут-то прямо перед тамбуром жилого купола с ветки упал перезрелый орех.
Упав, он раскололся, но вместо полусгнившей мякоти внутри оказался новорожденный «кролик». Полежав несколько минут с видом не жильца на этом свете, он внезапно вскочил, отряхнулся и бодро запрыгал к ближайшему древесному стволу, окруженному питательной порослью, каковую и начал немедленно ощипывать. Наблюдавший все это биолог, почувствовав головокружение, присел на складной стул и, подозревая галлюцинацию, продолжил наблюдение одновременно со съемкой на камеру.
За полчаса упало еще пять «орехов». Четыре из них раскололись при падении, выпустив на свет молоденьких «кроликов», а пятый — биолог расколол сам. Новорожденный кролик внутри оказался вялым, «недоношенным», но и он мало-помалу оклемался и поскакал к зелени. А вокруг падали все новые и новые созревшие плоды, и скоро вся поросль вокруг древесных стволов была съедена под корень. Впрочем, назавтра все равно выросла новая. Похоже, от голода «кролики» не страдали.
Но и это не стало концом сюрпризов. Несколько «кроликов», старых и молодых, жили у биологов в вольере с бетонированным полом, чтобы им не взбрела в голову фантазия прокопаться на свободу. В один прекрасный день самый старый «кролик» ни с того ни с сего упал на бок, задергался, конвульсивно вытянулся, затем свернулся в комок и перестал подавать признаки жизни. Его уже собирались отдать на вскрытие, но как назло дежурный микробиолог Сандра Марш в тот день страдала расстройством желудка на почве местных продуктов и слабой квалификации повара, так что трупику пришлось полежать в вольере не то час, не то два.
За это время он оделся плесенью, в которой микробиолог быстро распознала гифы тех самых грибов, что в изобилии произрастали вокруг поселка. Остальных «кроликов» удалили, вольер заполнили тщательно стерилизованным грунтом и стали ждать. Уже через неделю разросшаяся на трупике грибница выбросила плодовое тело, и этот шляпочный гриб на полуметровой ножке ничуть не отличался от прочих.
А еще две недели спустя было доказано: из грибных спор вырастают отнюдь не грибы. Из них вырастают деревья!
Круг замкнулся. Если дереву удавалось вырасти среди шныряющих вокруг прожорливых «кроликов» (впрочем, жесткая листва основного ростка не слишком привлекала травоядных), то сколько-то лет спустя на нем распускались опыляемые ветром цветы, вызревали «орехи», из которых, как рептилии из яиц, вылуплялись бесполые «кролики», питающиеся нежными боковыми проростками материнских деревьев, и каждый зверек был обречен со смертью стать первичным питательным субстратом для грибницы, чей зародыш он носил в себе с самого рождения.
Все были при деле. Рыхля и унавоживая землю, «кролики» заранее готовили почву для грибов. Грибы охотно перерабатывали мертвую органику, в том числе упавшие от старости деревья. Деревья же обеспечивали энергией фотосинтеза всю экосистему — экосистему, состоящую из одного биологического вида!
Похоже, она умела себя защитить и земным микроорганизмам оказалась явно «не по зубам». А что до земной растительности, то ни черта не боящиеся «кролики» не оставили от посевов на опытном поле ни одного зеленого ростка, несмотря на колючую ограду с сигнализацией. Не так-то просто уберечь посевы от существ, много и с удовольствием роющих! То есть можно, конечно, но урожай влетит в копеечку.
