Нил Аду - Есть контакт!

Нил Аду

Есть контакт!

Антон лениво перелистывал журнал «Ом», полулежа на скрипучем, из последних сил сопротивляющемся старости диванчике и вытянув ноги в нечищеных ботинках на ещё более пожилом табурете. Иначе было не пристроиться — диван слишком короткий. Впрочем, другой бы в его бытовке и не уместился. Половину помещения размером два с половиной метра на полтора занимал массивный письменный стол образца тридцатых годов прошлого века. А на оставшейся половине Антон пытался расположить себя самого. Получалось не очень, но и жаловаться тоже грех. Ведь он не просто лежал на диване, а как бы работал.

Есть такая профессия — приёмщик цветного лома. Не такая уж и плохая, кстати говоря. Некоторые приёмщики совсем неплохо зарабатывают. Но Антон к этим счастливчикам не принадлежал. И не потому, что плохо работал, просто точка была бесперспективная. У хозяина, Павла Ивановича, а за глаза — просто Пашки, дача в Михайловке. Вот он и поставил возле станции контейнер с бытовкой, а Антона посадил приёмщиком. Для перевоспитания.

Два месяца назад Антон с приятелями махнул на выходные в Москву и там немного подзадержался. Всего-то дня на три — обычное дело. Но Паша вдруг завёлся и отправил его в ссылку. Вот и сиди тут дурак дураком! Работы-то нет никакой. Пока не кончилось лето, деревенские хроники иногда кое-что приносили. Кто — вентиль латунный, кто — кусок провода, а кто и — подсвечник. А нашёл или украл — это уже не Антона забота.

Но сейчас на дворе уже середина сентября, и всё вокруг вымерло. За день всего два клиента заходило, какой уж тут нафиг заработок! А самое обидное — свалить с работы пораньше не получится. Пашина мамаша здесь до самых холодов живёт и обязательно настучит сыну, если Антон бытовку раньше времени закроет. А до города ещё час на электричке пилить. И до ноября хозяин сворачивать точку не собирается, если вообще не решит её на зиму оставить. Вот ловуха, надо же было так вляпаться! И работа — не работа, и бросить её нельзя. Антон уже полтора года армию косит, легально ему никак не трудоустроиться. Вот и сидит здесь, считай что в лесу. Ещё немного — и сам волком с тоски завоешь. Хоть бы урод какой залётный к нему заглянул!

Грустные размышления Антона прервал негромкий, но настойчивый стук в окно. А затем послышался знакомый, сиплый голос:

— Антох, а Антох! Выдь сюда, дело есть.

Это Петрович, абориген. Один из немногих мужиков в деревне, кто ещё не полностью пропил свои мозги. Петрович по ночам охранял бытовку и пользовался неограниченным доверием Паши. На своём веку он пережил уже трёх приёмщиков и ни разу не был замечен в воровстве. Приёмщики были замечены, а он — нет.

Сторож предпочитал в случае нужды занимать деньги у тех же приёмщиков, а потом отрабатывал долг на погрузке товара. Но если и сейчас он пришёл с той же просьбой, то его ждёт глубокое разочарование. Ничего Антон Петровичу не даст. Он и сам уже пару раз беспардонно залезал в кассу, чтобы как-то свести концы с концами. Ещё одного нахлебника бюджет фирмы не выдержит.

— Ну, чего тебе? — проворчал Антон, открывая дверь, и только тут заметил, что Петрович пришёл не один. Рядом с ним стоял…

М-да, за два года работы Антон насмотрелся на разных клоунов, но такого видел впервые. Из под синего, замызганного халата, какие обычно носят уборщицы, выглядывали тощие, нелепо вывернутые ноги в оранжевых лосинах. А обуви совсем не было. Сам незнакомец весь какой-то щуплый, сгорбленный, а руки у него короткие, зато с длинными, тонкими пальцами. И пальцы эти мелко и безостановочно дрожали.

«Запойный», — намётанным взглядом определил Антон.

Интерфейс доходяги подтверждал правильность первоначального диагноза. Лицо даже не синее, а какое-то фиолетовое. Череп абсолютно лысый, губы тонкие, а глаза — огромные и какие-то безумные. Добавьте к этому сморщенную, словно чернослив, кожу, крохотный нос пуговкой, почти не заметный в складках местности, и острые, в форме лаврового листа уши, прижатые к голове, и вы поймёте, какая это была картина маслом.

И весь описанный натюрморт тоже мелко подёргивался на длинной, слишком тонкой для такой нагрузке шее. Да, плющило мужика конкретно. Без дозаправки может до аэропорта и не дотянуть. И цель визита вырисовывалась всё яснее. Но не мешало бы всё-таки уточнить. Может всё-таки не с пустыми руками припёрся?

— Ну, и что это за чучело? — поинтересовался Антон у Петровича, поскольку глупо было обращаться к сбежавшему из кунсткамеры экспонату.

Но чучело оказалось говорящим. Оно сделало шаг вперёд и произнесло почти нормальным человеческим голосом:

— Здравствуй, землянин!

Антон хмыкнул. Да, с такой работой и в цирк ходить не обязательно. Но достойный ответ клоуну сочинить не успел. Петрович оттолкнул брата по разуму в сторону и взял инициативу в свои руки:

— Помолчи, юродивый, я сам всё объясню! Представляешь, Антох, — с виноватым видом повернулся он к приёмщику, — сидим мы с Васькой Сафоновым в лесочке за его хатой. Здоровье поправляем. И вдруг из кустов этот выходит. Привет, говорит, земляки! Дайте посмотреть, что это за жидкость у вас в бутылке? А я ему отвечаю: не беспокойся, братан, та самая! А он всё сомневается. Мне, говорит, в эту… как её… жизнеобеспечения залить надо. Во как завернул!

В голосе Петровича послышалось неподдельное восхищение.

— Видать, из интеллигентов. Но я тоже не в капусте найденный, на том же языке ему отвечаю: вот и у нас с коллегой аналогичный случай. Короче, налили мы ему полтинничек. Не пропадать же человеку. Сами час назад в такими же были. А он чуть отхлебнул и кочевряжиться начал. Не, говорит, мне много надо. Я подшутить хотел, спросил: канистру что ли? А он задумался так, да и согласился: не меньше. Я его аж зауважал — мелкий, но наглый! Вот что, братан, говорю, есть тут один человек, который горю твоему помочь сможет. Только он — не то что мы, за просто так не наливает. Ты ему железяку какую-нить принеси, а он тебе за неё спиртяшки нацедит. Правильно я говорю?

— Да правильно, правильно, — отмахнулся Антон.

К долгим и путаным рассказам Петровича он уже успел привыкнуть. А расплачивался с кладоискателями он и в самом деле обычно спиртом. И ему выгодно, и старателям удобно. Ненужно потом на станцию в магазин тащиться.

— Дальше-то что?

— Сам увидишь, что дальше, — ничуть не обиделся сторож. — Ушёл он в лес, а через полчаса воротился. И с собой вон ту хреновину притащил.

И он показал на лежавший чуть в стороне круглый предмет, больше всего похожий на крышку канализационного люка. Только не ржавую, а сверкающую металлическим, чуть ли не зеркальным блеском.

— Тяжеленная, падла! Как он её допёр? Дальше я с ним вдвоём её нёс, и то чуть пупок не надорвал. Глянь, сгодится?

Надежду, с которой Петрович смотрел на Антона, объяснить не трудно. Ясное дело, что он не по доброте душевной помогал незнакомцу эту крышку нести. Но и обнадёживать его раньше времени не стоит.

Антон присел на корточки над странным трофеем. Сразу и не скажешь, из чего он сделан. Не чугун, и не простая железка, это точно. Но и не оцинковка. Уж, на это добро он насмотрелся и привык уже считать себя знатоком металлов. Но тут никак не мог определиться. Скорее всего, наржавейка, но тоже не факт. Провёл на всякий случай по диску магнитом — не прилипает. Деранул напильником — не берёт. Ударил им же по краю крышки — не звучит. Вообще никак не звучит! Чёрт знает, что это такое?

— А я у него спрашиваю: ты откуда такой взялся? — продолжал зудеть над ухом Петрович. — А он отвечает: из леса. А я ему: ты что, живёшь там, или работаешь? А он кивает: ага, мол, работаю. А кем, спрашиваю. Он в ответ глазами заморгал — не понимает. Ну, объясняю, должность-то у тебя какая? И тут чудила этот такое выдал! Если бы я не на стакане был, ни в жисть бы не запомнил: оператор антигравитационного модуля. А у нас в лесу, вот чтоб мне кроме воды ничего в жизни не пить, отродясь никаких модулей не встречалось. Разве что военные чего понастроили. Так ведь тоже никто про такое не слышал. Да и не похож он на военного-то, дохлый больно.

Петровича не слишком заботило, слушает его Антон или нет. Главное — как-то сгладить томительные минуты ожидания приговора.

— Мне, говорит, у вас дышится трудно, воздух здесь не такой. Оно, конечно, если к городскому дыму сызмальства привык, то в нашем лесу и вправду может дыхание перебить. У нас не воздух, а настой сосновый. Душа радуется.

У Антона душа не радовалась. Даже наоборот. Он думал, как поступить с непонятным куском метала. По-хорошему, так не стоило и связываться. Но у него за две недели едва пятьдесят килограмм набрано. Паша будет рвать и метать. А если ещё и кассу пересчитает — вообще труба! А тут такая тяжеленная штуковина. Может, всё-таки удастся выдать её за нержавейку?

— Давай-ка, Петрович, грузи её на весы! — наконец решился он и стал открывать контейнер.