Вадим Громов - Избранная поневоле, или - попасть в Мурло

   Глава первая.

   Прощай, Родина, или - почему я ничему не удивляюсь?

  "Ну и шуточки у вас, дражайший Игнат Альбертович... - Татьяна встала на четвереньки и, вибрируя всеми поджилками, медленно подползла к самому краю обрыва. - Прощай, Родина. Здравствуйте, госпожа акрофобия. Меня зовут не Даша, и не Клаша, и уж тем паче - не Прасковья: но нынче я вся ваша. Японский Эверест, вот почему именно мне - и так высоко?".

  Она отползла на пару метров назад, и осторожно принялась подниматься на ноги. Смотровая площадка с её примитивными, но хоть какими-то мерами безопасности - была немного в стороне, а здесь - радости свободного падения не мешало ничего. Кроме собственного нежелания. После созерцания живописнейшего горного пейзажа, находящегося очень-очень-очень внизу, ноги заметно подрагивали. Тенденция быстро распространялась на остальные части тела и, безудержно выстукивая зубами драматический кастаньетный мотив, Татьяна кое-как добралась до противоположной обочины дороги. Села, опёршись спиной о камень, подтянув колени к груди. Уткнулась в них подбородком, пытаясь вернуть подобие душевного равновесия.

  Равновесие выбрасывало протестующие лозунги, уходило в подполье и закатывало банальную истерику. Изъясняясь понятнее, не собиралось возвращаться на место прежней дислокации. По крайней мере, в самом ближайшем будущем - точно.

  "Время разбрасываться о камни. - Таня сунула руку в карман летней ветровки и вытащила новенький, купленный на прошлой неделе мобильник. Знала бы, что так всё будет, лучше прокутила бы эти триста заокеанских денежек в каком-нибудь престижном ночном клубе с мужским стриптизом. - Без пяти полдень. Успела. Японское скалолазание, даже не знаю - ликовать, или "Депрессия - это наше всё"? Нет, ну это же надо: именно мне, и так всё замешано и завёрнуто в ни фига не оптимистичные обстоятельства... И ведь отмахнуться как от махровой чепухи - нельзя, своими глазами этот многовольтово-лиловый бедлам видела. Даст ист фантастиш, обалдевастишь, варежку раскрывастишь унд визжастишь. Попала, как бюджетник в ипотеку!".

  В памяти возникло перекошенное от напряжения лицо соседа, изо всех сил пытающегося противостоять этому. Распяленный в яростном крике рот, проскакивающие по кончикам пальцев - электрические разряды. Он дал ей шанс, которым она просто обязана была воспользоваться: несмотря на некоторую, э-э-э... несообразность причин (как очень давних, так и - только что минувших), из-за которых и происходит весь сыр-бор. Этот мир, четверть века являвшийся Тане домом, переставал им быть. Он становился капканом, могущим захлопнуться в любой миг, в любом месте.

  Солнце стояло в зените, небо было лирически-бирюзовым, без единого облачка до самого горизонта. Южный полдень был невыносимо жизнерадостным, горные вершины Абхазии величественно возвышались над витками "серпантина", ведущего на озеро Рица. Местечко, в котором находилась Татьяна, имело красноречивое название "Прощай, Родина". Пейзаж, от которого захватывало дух, и обрыв высотой в несколько сотен метров. С которого придётся делать экстрим, такой экстрим. Ямакаси яростно завидуют и выстраиваются в очередь за автографом.

  Самым скверным было то, что день выдался именно таким, незамысловато-позитивная философия которого умещалась в двух словах. Жить и радоваться. Таня предпочла бы град, ливень, туман, пургу, цунами в одном флаконе с гигантским смерчем, нашествие злобных инопланетян, повсеместное ухудшение уровня жизни: погоду с обстановкой, целиком и полностью соответствующие её внутреннему состоянию. Уходить в ясный, солнечный день, когда окружающий мир никоим образом не похож на смертельную ловушку, было неизмеримо труднее. Несмотря на некоторую, с Таниной точки зрения - абсурдность и юмористическую составляющую ситуации, всё именно так и было. Угроза была самая натуральная, от которой следовало бежать сломя голову.

  Одиннадцать пятьдесят девять. Предусмотрительно заведённый будильник добросовестно заблажил голосом Витаса, напоминая о грядущем свершении. Творчество данного певуна Татьяне не нравилось ни с какого боку: но "Опера ?2" - как сигнал будильника была выше всяких похвал. Она оборвала попсовые причитания смартфона и заставила себя встать.

  Увесистый, цвета ещё не превратившейся в красавицу лягушки, овальный медальон с небольшими, чуть выпуклыми рунами, идущими по лицевой стороне, Таня достала из кармана джинсов, предварительно распоров средних размеров перочинником нитяной шов, превративший карман в более надёжное хранилище. Вещица была ощутимо нагревшейся, ещё не обжигающей, но сразу дающей понять, что это не простое повышение температуры под лучами южного солнца: а что-то иное, идущее изнутри медальона.

  "Только бы не брякнуться раньше положенного... - на этот раз подползание на карачках, исключалось напрочь. Голова всерьёз вознамерилась уподобиться весёлому аттракциону, набирающему ход по кругу. - А-а! В Абхазии пропасть вот такой глубины! А-а, в неё сигануть - поищите дурных! Впрочем, чего искать? Вот она я, принудительно-добровольная... Без спросу избранная".

  Второй сигнал будильника, оповещающий о наступлении полудня по московскому времени, стал быстро удаляться вниз. Мобильник, брошенный тренированной рукой, разбился в пятистах метрах ниже уровня подошв Татьяниных кроссовок.

  "Лысого бобика вам, а не халяву. - Таня качнула рукой с зажатым в ладони медальоном, и стиснула зубы. - Я, значит, Бэтмена буду бесталанно пародировать, а кто-то - с моим, с иголочки гаджетом развлекаться? Нет уж. Сказано - никаких высоких технологий: значит, так тому и быть. А вот куда их деть, это сугубо моё личное дело".

  Она тщательно примерилась, борясь с подступающим головокружением, и кинула медальон метра на три вперёд, внимательно следя за его полётом. Ох, если сейчас ничего не проявится...

  Внизу, метрах в пятидесяти, пространство дёрнулось радужными всполохами. Хорошо заметными глазу, расходящимися как круги на воде: шагов на тридцать во все стороны от отвесного склона "Прощай, Родина!". Диаметр портала был довольно приличным, промахнуться мимо него, прыгая с намеченной точки - представлялось практически невозможным.

  - Есть! - Таня, ещё не веря своим глазам, следила за творящейся внизу аномальщиной. - Всё-таки есть... Как ни отнёкивайся, а - про нашу честь.

  Медлить было нельзя. Если верить Игнату Альбертовичу (а вот после всех минувших, включая происходящее, событий: не верить ему, было по крайней мере нелогично. Даже учитывая то, что нелогичного, в выпавшей на долю Тани пертурбации - было преизрядно (парадокс, ага): то времени оставалось не более минуты. Портал открывался раз в квартал (прямо как квартальная премия, забавное совпадение... только вот премию постоянно норовят зажать, а портал вроде бы функционирует без перебоев), на полторы-две минуты. Стоит зазеваться, и будешь ждать до осени. Что весьма чревато негативными последствиями. Та-а-акими негативными, что даже думать противно!

  "На старт! - Татьяна отошла на пяток шагов назад, изготовилась. - Внимание. Японское пугало, страшно-то как... Марш!!!".

  Водитель приближающегося экскурсионного автобуса изумлённо разинул рот, видя, как стройная девичья фигурка размашистыми, упругими прыжками рванула в сторону обрыва. На мгновение, краем глаза Татьяна ухватила прилипающие к стёклам автобуса - лица экскурсантов, получившим уникальный шанс пощекотать себе нервишки вживую; не сидя у телевизионных экранов. Истошно взвыл автобусный клаксон, с помощью которого водитель безуспешно пытался предотвратить, как ему со всей очевидность казалось - явную попытку суицида. Таня не остановилась.

  Шаг, второй, третий, четвёртый, пятый. Рубикон пройден!

  "Жизнь невозможно повернуть назад... - Таня зажмурила глаза, чтобы не видеть радужного колыхания, становящегося вовсе уж неистовым, ослепительным. - И время, ни на миг... Где ты, Карлсон? - я страстно желаю быть твоей малышкой. Вытащи меня обратно-о-о-о-о!!!".

  Гулкий, но почти не бьющий по барабанным перепонкам, хлопок. Попеременно обжигающие тело - зной и стужа. Проникшая даже сквозь сомкнутые веки, вспышка. Стану Терминатором - вернусь. А если не суждено... Прощай, Родина!

  - До отправления скорого поезда номер 105, "Санкт-Петербург - Адлер" остаётся пять минут. Просьба, провожающим покинуть вагоны. - Бесстрастный женский голос завершил повтор сообщения. Таня сидела на своём нижнем боковом, привалившись плечом к вагонному стеклу, созерцая вечернюю суету на перроне Московского вокзала. Пребывая в непривычном для себя, состоянии душевного ступора. Цепкого, кажущегося бесконечным. Грудь и спина немного побаливали, но в целом всё обошлось благополучно. А ведь могло и не обойтись.