Ирина Боброва - Между ангелом и бесом

Пролог

Ведьма Гризелла готовилась ко сну. После тяжелого дня, полного праведных трудов, слипались глаза. Сил едва хватило накрутить седые волосенки на самодельные бигуди и смазать морщинистое лицо сметаной. Приблудный кот попытался выпросить у бабки что-нибудь вкусненькое, но ведьма так на него взглянула, что попрошайка взлетел куда-то под потолок и затих.

Расправив кокетливые оборки на подоле розовой ночной рубашки, Гризелла взобралась на кровать, зарылась в ворох одеял, с наслаждением вытянула уставшие ноги и провалилась в глубокий, спокойный сон, каким спят после достойно прожитого дня.

Сон Гризелле снился интересный, яркий, и по сюжету запах серы, сопровождаемый жалобным звоном глиняных мисок, не предполагался.

— Вот ведь черт, — выругалась она, продирая глаза.

— Он самый, — рассмеялся ночной гость, невидимый в темноте.

— А без спецэффектов никак? Мог бы по-человечески в дверь постучать.

— Велика радость — среди ночи перед твоей избой танцевать. Она только после семнадцатого поклона изволила обратить на меня внимание — повернулась задом. Ко мне, между прочим, не к лесу. Собирайся, работа есть.

Сгинь нечистый! Какая работа ночью? Тем более что я уже двести лет как на пенсии!

— Гризеллочка, — елейным голоском черт, — работа действительно срочная!

— Сгинь, сказала! — Ведьма закрыла глаза, надеясь поймать обрывки ускользающего сна.

— Ну Гризелла, — заканючил рогатый гость, — ну войди в мое положение, ведь премии лишат. Бюрократы из отдела Судьбы все переиграли, а мы страдаем!

— Это бюрократы, не мои — сами и разбирайтесь! Сгинь, — сердито буркнула ведьма и глубже зарылась в одеяла.

— Помоги, мать родная! — Молитвенно сложив руки на груди, проситель опустился на колени и попытался выдавить скупую слезу. Глаза у нечистого были наглые и для подобной процедуры совершенно не приспособленные, поэтому попытка заплакать вызвала обратный эффект — старуха рассвирепела.

— Не доводи до греха — зашибу!

— Гризелла Бенесафуиловна, — взвыл черт, — в последний раз! Всем отделом на тебя молиться будем! Помоги, ради бога!

— Тьфу, богохульник, а это видел? — Бабка показала большую костлявую фигу и отвернулась к стене. Нечистый подполз ближе и неожиданно то неньким голоском запричитал:

— Ой, да что мне горемычному делать-то? Чем малых деточек кормить-то? Ой, по карману стукнут, мало не покажется!

— Я тебя тоже стукну. И тоже мало не покажется, — мрачно пообещала бабка, — да и детей у тебя нет бесстыдник. И не смей играть да моем материнском инстинкте! Он давно атрофировался! Мне детей по должности, между прочим, кушать положено — три раза в дань! На завтрак, обед и ужин! Детушек, говоришь? Врешь! Всю премию на девок истратишь, знаю тебя, гуляку.

— Только на тебя, Гризеллочка, только из тебя! — Черт вдруг вспомнил о болезненном пристрастии ведьмы к ночной одежде и принялся вдохновенно врать — Я на днях такую симпатичную пижамку видел, закачаешься! Помоги, а я уж не обижу!

— Обманешь ведь, — усомнилась бабка, но из-под одеяла все же вылезла.

— Да провалиться мне на этом месте! Такая вся розовенькая, в бантиках, а по низу гусята вышиты. Штанишки с оборками. А на кармашках тоже гусята, только покрупнее, вот те крест! — Черт истово перекрестился.

— Тьфу, ирод, — всплеснула руками сварливая хозяйка, — тебе по рангу креститься не положено! Опять Большой Босс чудит?

— Да нет, он сам удивлен. — Чувствуя, что ведьма уже готова согласиться, гость перевел дыхание и немного расслабился. — Дело в том, что утвердили один план, а к исполнению представили совершенно другой.

— Ну и что? — Из-за ширмы, где ведьма переодевалась, ее голос звучал глухо, но заинтересованно.

— А то, что работу мы провели досрочно — согласно первому плану, а они…

— Ну-ну, научи дураков Богу молиться… Дальше-то что?

— А то, что у короля — сын, у королевства — наследник, а у нас премия… должна была быть. Мы уже собирались отметить, а тут, по вновь утвержденному плану, оказалось, что все нужно переделать заново. Люцифер сказал, что если к утру не исправим, то он устроит нам коллективное лизание сковородок!

— Бессмертный Данте застрелится, увидев такое!

— Я первый бы его пристрелил за такую болезненную фантазию!

— А конкуренты что говорят? — спросила ведьма, повязывая облезлую шаль.

— А что конкуренты? Покачивают нимбами да посмеиваются. Сами, наверное, свинью и подложили. — Черт устало вздохнул и присел на край стола, но так как плотность материи была разная, то он прошел сквозь дерево. Вся нижняя часть гостя скрылась под веселенькой, в цветочек, скатеркой. Картинка получилась забавная — половинка черта на столе, вместо цветочной вазы. Бабка хихикнула:

— Конкретнее, что с королевичем делать-то?

— Вот! — Черт вскинулся я откуда-то из воздуха достал лист бумаги. — Здесь все! Как изъять, куда положить и прочие подробности.

— Изверги, — возмутилась ведьма, пробежав глазами указ. — Это кто ж такой киднепинг выдумал? Нет, не возьму грех на душу!

— Не губи! — Рогатый снова упал на пол и обнял острые бабкины коленки. — На тебя вся надежда! Я к пижаме чепчик добавлю, чтобы комплектом было!

— Чепчик? — уточнила Гризелла.

— Да, чепчик и… — Тут черт задумался, вспоминая, что же еще надевают женщины, ложась в постель, но в голову ничего не приходило. Он точно знал, что нормальные люди и, кстати, нелюди тоже, ложась в постель, раздеваются, а не наоборот, — …еще чепчик!

— Ну, смотри у меня, не заплатишь — три шкуры спущу!

— Да за кого ты меня принимаешь?

— За прохвоста, — просто ответила бабка. — Ладно, сегодня помогу, но учти — в последний раз!

Обрадованный черт расцеловал старуху и пропал, а ведьма, оседлав помело, вылетела в трубу.

В королевском дворце было необычайно тихо. Да и немудрено устать после семидневного празднества по случаю рождения наследника, все балы да турниры, балы да турниры…

Замок спал. Лишь часовые изредка перекликались, нарушая ночную тишь. Но вот какая-то сонная одурь навалилась на стражников, слепляя веки, и вскоре они все до единого погрузились в сон. Все спали мертвым сном, и некому было заметить маленькую фигурку, скользнувшую в огромное дворцовое окно.

Гризелла, а это была именно она, немного поплутала по многочисленным залам да коридорам, но все же нашла детскую. С ворчанием, спотыкаясь о спавших на полу служанок, она подошла к колыбели, бережно переложила пахнущего молоком младенца в большую корзину, закрепила ее за спиной и уже хотела было покинуть дворец тем же путем — через окно, как вдруг заметила меч.

— Нехорошо этак, совсем без надежды-то, — прошептала ведьма, с трудом отрывая его от пола. С третьей попытки ей удалось подтащить богатырское оружие к окну и столкнуть вниз.

Благородный клинок мягко, словно в масло, вошел в каменные плиты двора. Ведьма прошептала вслед заклинание, ещё раз горестно вздохнула и, поправив за плечами корзину с младенцем, полетела выполнять предписание.

Сонное оцепенение, упавшее на город, исчезло, пробудились от странного сна стражники, где-то далеко завыла собака. Светало. В королевстве наступил новый день.

Часть первая

Я НЕ КОРОЛЬ!

Белое солнце грело утопавшую в зелени землю, топило лед на горных вершинах. Оно же мешало дышать, поджаривало на медленном огне пешеходов, рискнувших пуститься в дорогу в такой жаркий день, но юношу в яркой одежде это, кажется, не смущало. Он шел легкой походкой, немного вразвалку, при каждом шаге подавая вперед то одно плечо, то другое. Большие синие глаза лучились, красивые губы улыбались. Юноша был строен и высок, но еще не приобрел той широты плеч, что свойственна мужчинам зрелого возраста. Белый бархат, расшитый золотыми и серебряными цветами, отвлекал внимание от худосочности фигуры. Кожаный поясок обнимал тонкую талию, из-под него струилась ткань камзола, достигая середины бедра. Штаны кислотно-желтого цвета были заправлены в красные сапожки, почему-то снабженные шпорами. Можно было подумать, что парень — танцор. Он оставлял в дорожной пыли аккуратную елочку шагов, широко разводя носки. Иногда шпоры цеплялись друг за друга, но он, видимо, не догадывался, что их можно снять.

Юноша размахивал при ходьбе рукой, и от этого широкий, с оборками рукав трепетал, словно флаг. Зажатая в изящных пальцах белая роза благоухала, но дивный аромат едва пробивался сквозь вонь — от парня несло потом, как от жеребца, только что выигравшего скачки.

На плече у богатого юноши лежал посох с закрепленным на конце узлом. Густые белокурые кудри венчала зеленая шляпа с маленькими полями, украшенная длинным фазаньим пером.