Андрей Царев - Да не оскудеет рука дающего

Андрей Царёв

Да не оскудеет рука дающего

Роберту Шекли посвящается

Рабочий день одной из многочисленных лабораторий Института Информационных Технологий медленно набирал обороты после первого летнего уик-энда. Ее молодой заведующий, немного флегматичный и весьма педантичный Раймонд Дюрер, как всегда, был на работе первым и терпеливо ждал своих немногочисленных подчиненных и особенно старого друга и однокашника Грэга Питта, с которым уже долгие годы делил и офис, и львиную долю работы.

— Помнишь, лет десять назад приходил к нам один забавный тип с программой сжатия любой информации? — спросил Грэг с порога. — Мы с тобой тогда только сюда устроились.

— Привет! — невозмутимо отозвался попивающий кофе и просматривающий утренние новости Раймонд. — Ты меня спроси, помню ли я, что было в прошлый вторник?

— Да, привет! — продолжал Грэг. — Неужели действительно не помнишь? Подтянутый старый немец с пронзительным взглядом. Казалось, стены просверлит. Ну, Фердинанд Айзенштайн?

Оторвав глаза от монитора, Раймонд обратил внимание, что рыжие кудри его друга взлохматились чуть больше обычного, а глаза горели непривычно ярко.

— Ну, что-то припоминаю. Лохматый, с огромными усами. Утверждал, что его архиваторы смогут сжать абсолютно любые файлы как минимум вдвое…

— Точно, — подхватил Грэг. — И ты тогда навскидку предложил ему сжать собственные архивы.

Раймонд смутился.

— Да, боюсь, я был не вполне любезен. У нас была запарка, а тут очередной изобретатель с гениальной идеей… Надеюсь, он тогда понял, что сморозил чушь. И что сделал он просто-напросто еще один архиватор, не более. Причем без каких-либо гарантий. То есть абсолютно никому не нужный. Но почему ты спрашиваешь? А почему ты о нем вспомнил?

Несмотря на раннее утро Раймонд как-то устало потянулся. Эта перманентная усталость была присуща ему чуть ли не с детства. Все время погруженный в себя, он будто бы и не замечал внешнего мира. Раймонд редко что-то спрашивал, и всегда, казалось, нехотя отвечал. Но эти немногословные ответы странным образом били в цель. В этом, как и во всем другом, высокий голубоглазый брюнет Раймонд Дюрер был полной противоположностью маленькому и шустрому Грэгу Питту. Что, впрочем, не мешало им быть закадычными друзьями еще со школьных лет.

— Дело в том, что он все-таки сжал собственные архивы, — между тем, ответил Грэг.

— Грэг, нам ведь уже не пятнадцать и даже не двадцать пять. Я тогда потратил битый час, чтобы объяснить этому господину, что если то, о чем он говорит, правда, то многократной инверсией можно было бы поместить на любой диск абсолютно всю информацию мира, что заведомо невозможно. Честно говоря, я думал, что и ты понял.

— Да я-то понял. Только он это сделал.

— Было бы интересно взглянуть, — Раймонд недоверчиво улыбнулся.

— Так я о том же. Три дня назад меня пригласили к нотариусу. Прихожу. Говорят, какой-то старик умер и завещал мне свой компьютер. Несколько неожиданно, но, если рассуждать здраво, да не оскудеет рука дающего.

— Хорошо сказано о покойнике.

— Ладно, не придирайся. Включаю компьютер. Кстати вот он, я его еще в воскресенье в офис приволок. Дома у меня все равно условий никаких. Да еще кот, паршивец, все норовит… Ну, да ладно, не важно. Так вот, включаю компьютер, а там письмо для меня. Оказалось, тот самый немец, Фердинанд Айзенштайн. У него было больное сердце. И, не поверишь, за то, что я угостил его тогда чашечкой кофе, он оставил мне венец всей своей жизни — машину, в которой он сжал полную информацию о Вселенной. Сейчас покажу.

Грэг включил компьютер.

— У тебя температура как? — участливо поинтересовался Раймонд.

Его флегматичности и рассудительности могли бы позавидовать даже англичане и финны из анекдотов.

— Я бы тоже не поверил. Тем не менее, эта машина знает все, абсолютно все.

— Да? Сколько денег у меня в бумажнике? — все так же невозмутимо продолжил Раймонд.

По монитору побежали строки:

«Двадцать восемь единых долларов и тридцать пять центов. Кроме того, в бумажнике находятся водительские права и две кредитные карты. Первая — Международного Единого Банка, сумма на счете…»

— Хватит, это уже никого не касается!

Грэг победоносно взмахнул рукой и даже чуть не подпрыгнул на месте от восторга: хладнокровие друга наконец-то дало трещину.

— Как она работает? — спросил Раймонд с неподдельным интересом.

— Я сам сначала не поверил. Ты слышал когда-нибудь о теории ограниченности общей информации?

— Что-то такое припоминаю. Лет пятнадцать назад о ней шумели, предрекали настоящую революцию в науке… Но, в конце концов, так никто ничего не доделал, и все заглохло.

— Тогда я чуть напомню. Вот, например, когда тебе самому надо было задать бесконечное поле, ты что делал?

— Транслировал одну ячейку во все стороны до бесконечности.

— Точно! А как мы игру «На новом «Форде» по всей Земле» делали, помнишь?

— Конечно! Мы тогда наделали примитивов. Там, где были карты, выстроили их в соответствии с ними, где не было — пользовались самоорганизующимися стохастическими алгоритмами. Так никто и не мог понять, откуда ж все так точно? Каждый же по знакомым местам проверял. А весь наш шарик давно уже в Google’e как на ладони, а города. Так до мельчайших подробностей.

— Именно! Оказывается, Господь, создавая мироздание, делал так же, и всей информации в мире не так-то и много.

Раймонд иронически улыбнулся, но эксперимент с компьютером трудно было опровергнуть.

— Вот смотри! — продолжал Грэг. — Вся информация о Вселенной на самом деле умещается в этой маленькой машинке с удобным интерфейсом. Алгоритмы архивации Айзенштайна как раз вели к этому. А ты ему тогда подкинул идею, и он заархивировал свою информацию… А потом еще чью-то, а потом всю остальную, до которой смог добраться. А ее, как оказалось, не так уж и много. И, в конце концов, все схлопнулось.

— Не знаю, что и сказать. И верю, и не верю. Надо проверить еще раз. Позови-ка Катрин.

Молоденькая контрактница Катрин Йоунсон нужна была лаборатории примерно, как пятое колесо телеге. Но фонды были отпущены, и использовать их надо было обязательно с привлечением наименее подходящих для работы личностей. Так что из пигмея Хва, пошедшего в первый класс в восемнадцать лет, но сумевшего пройти всю программу средней и высшей школы за какие-то четыре года, дауна Уильяма, который, как утверждали специалисты, почти преодолел последствия своей болезни, и прелестной голубоглазой исландки Катрин, только что окончившей заочный нью-йоркский университет "Открытые границы", Грэг и Раймонд не колеблясь выбрали последнюю. К их счастью анкетные данные одноногой последовательницы культа вуду Винни Браун из Гаити опоздали на один день. Иначе начальство никак не смогло бы упустить столь ценный для статистики кадр. Но как бы то ни было, вот уже полгода помимо основной работы Раймонд вынужден был придумывать работу и для Катрин. Наиболее продуктивным же ее использованием было испытание новых программ при работе с круглым, но инициативным идиотом, симулировать поведение которого у Катрин получалось невероятно правдоподобно.

Катрин вошла в офис в красном платье чуть выше колен и босоножках на каблуках такой высоты, что Грэг почувствовал себя пигмеем Хва.

— Катрин, задай любой вопрос, на который никто не знает ответа, — попросил девушку Раймонд.

— Какого цвета на мне нижнее белье? — после секундной паузы спросила девушка, озарясь настолько хитрой улыбкой, что не могла не отвлечь взоры двух еще достаточно молодых мужчин от скучного монитора.

Дальше лицо Катрин залилось краской и, не говоря ни слова, она выскочила из комнаты. Грэг и Раймонд наконец тоже посмотрели на экран. Там стояло одно слово: "отсутствует".

— Да, слышал, сейчас гигиенисты советуют раз в неделю практиковать, — резюмировал Грэг.

— А что сейчас Катрин делает? — спросил Раймонд машину.

На экране возникло изображение Катрин, на предельной скорости, как это только позволяли высокие каблучки, несущейся к выходу.

"Хотите глянуть под платье?" — выплыло на экране.

— Нет, принципиально нового мы там все рано не увидим, — ответил Раймонд. Честно говоря, ему уже было жаль бедную девушку, так красиво поставившую себя в неловкое положение. — Покажи-ка нам лучше…

— Короля Артура, — выпалил вдруг Грэг.

"Без проблем", — ответила машина, и на мониторе появилось изображения какого-то грязного щербатого субъекта, сидящего в окружении таких же, но еще более отталкивающих личностей.

— Эхе-хе, — проговорил Раймонд. — Вот вам и светлые образы. О, Марк Твен, Марк Твен… Как думаешь, похож?