Терри Пратчетт - Землекопы

Терри Пратчетт

Землекопы

Новая книжка для Райенны

Вначале

… Сотворил Арнольд Лимитед (осн. 1905) Универсальный Магазин.

Во всяком случае, именно так считали номы, на протяжении многих поколений[1] жившие под половицами этого старого фешенебельного магазина.

Это был их мир. Мир, ограниченный стенами и потолком.

Ветер и дождь отошли в область преданий. Равно как день и ночь. Это и понятно, ведь существуют приборы искусственного увлажнения и кондиционирования воздуха, а жизнь номов — этих крохотных, пребывающих в вечной сутолоке существ — шла в унисон с тиканьем часов, возвещавших открытие и закрытие магазина. Времена года у них назывались так: Январская распродажа, «Весенняя мода», «Товары для лета по сниженным ценам» и Рождественская ярмарка. Наставляемые на путь истинный аббатом и духовенством из рода Канцелярских Принадлежностей, они поклонялись — правда, не слишком усердствуя и лишь для того, чтобы не обидеть его, — Арнольду Лимитеду, который, согласно их верованиям, создал все сущее, то есть Универсальный Магазин и все, что в нем было.

Некоторые семейства номов разбогатели, обрели могущество и присвоили себе фамилии по названию тех отделов Магазина, под которыми жили. Так возникли семейства Дель Икатес, де Слесар, де Галантерейя.

Сюда, в Магазин, перебрались, забравшись в кузов грузовика, последние из номов, обитавших в Снаружном мире. Уж они-то, будьте уверены, знали, что такое ветер и дождь, и именно поэтому постарались сбежать от этих явлений куда-нибудь подальше.

В числе новоприбывших оказались Масклин — охотник на крыс, а также Гримма и матушка Морки, хотя этих последних не стоит принимать в расчет, поскольку они женщины. И, конечно, они привезли с собой Талисман.

Никто из номов толком не понимал, что это такое. В племени Масклина Талисман передавали из поколения в поколение. Доподлинно про него известно было только одно: это чрезвычайно важная штуковина. Но стоило Талисману очутиться в Магазине поблизости от электропроводки, как он начал вещать. В частности, он рассказал, что является не чем иным, как думающей машиной с космического корабля, который много тысячелетий назад перенес сюда номов из какого-то далекого Универсального Магазина, а может быть, даже со звезды.

Он поведал также, что способен понимать язык электричества и таким образом узнал, будто через три недели Магазин пойдет на снос.

Тогда Масклин предложил, чтобы номы покинули Магазин на грузовике. При этом самой легкой задачей, как ни странно, оказалось придумать, как привести эту огромную машину в движение. Куда сложнее было убедить других в том, что это возможно.

По природе своей Масклин не был предводителем. К сожалению. Предводитель может напустить на себя важный вид и действовать смело и решительно. Масклину же оставалось лишь спорить, увещевать, а порой и слегка привирать. Он понял, что подвигнуть других на какие-либо действия куда проще, если внушить им, будто мысль взяться за дело исходит от них самих.

Мысли! Ничего не скажешь, мудреная это вещь. И столь необходимая номам! Ведь им предстояло научиться действовать сообща. Научиться читать. Они должны были смириться с мыслью, что номы-женщины, в общем-то, почти не уступают мужчинам в разумности (хотя всякому было известно, что ставить так вопрос нелепо, ведь если женщина чересчур много думает, у нее перегреваются мозги).

Но как бы то ни было, замысел Масклина удался. Грузовик успел выскочить за ворота Магазина за миг до того, как величественное здание загадочным образом вспыхнуло, и покатил по дороге прочь из города.

Номы наткнулись на заброшенную каменоломню и обосновались в пустовавших ветхих постройках. Теперь, решили они, все будет в полном порядке. Впереди, как им не раз приходилось слышать, их ожидала Новая Светлая Заря.

Разумеется, большинство номов никогда не видели зари, светлой или какой-то еще, а если бы им довелось ее увидеть, то они, несомненно, поняли бы, что главный недостаток новых светлых зорь состоит в том, что на смену им обычно приходят хмурые дождливые дни.

Минуло шесть месяцев.

В этой книге повествуется о Зиме.

О Великой Битве.

О пробуждении Джекуба, Горного Дракона, у которого не глаза, а глазищи, не голос, а голосище, не зубы, а зубищи.

Но на этом история не кончается.

Как не здесь берет она и свое начало.

Небо обрушивалось на землю ураганом. Стихия неистовствовала. Ветер сметал все на своем пути, подобно гиганту, шествующему по земле. Гнулись тонкие деревья, трещали могучие стволы. Последние осенние листья шальными пулями проносились в воздухе. Груда мусора возле песчаного карьера осиротела. Чайки, обычно кружившие над ней, улетели прочь, спасаясь от бури, но куча тем не менее пребывала в движении.

Ветер обрушивался на нее так яростно, словно стремился выместить злобу на дырявых башмаках да коробках из-под моющих средств. Консервные банки с жалобным звяканьем скатывались в канавы, а мелкие обрывки газет и клочки бумаги взмывали ввысь, влекомые бунтующей стихией.

А вихрь все рылся и рылся в куче, шелестя обрывками бумаги, подхватывая и унося их прочь.

Один из таких обрывков, часами носившийся в воздухе, вырвался из круговерти и стал планировать в гудящем воздухе. Он напоминал белую птицу с огромными крыльями.

Глядите, какие кульбиты выделывает он в воздухе!

Вот он повисает на заборе, и от него отрывается половина. В следующий миг ветер подхватывает эту половину и гонит ее по бороздам раскинувшегося впереди поля.

Бумажный листок набирает скорость, но натыкается на кусты и, словно муха, попадает в паутину их ветвей.

Глава 1

I. То были времена, когда с миром творились вещи неслыханные: воздух становился колючим, небесное тепло шло на убыль, лужи по утрам затягивались твердой корочкой льда.

II. И номы с тревогой вопрошали: что все это значит?

— Зима, — уверенно сказал Масклин. — Это зима.

— Ты никогда не говорил, что зима выглядит именно так, — хмуро заметил аббат Гердер. — Ужасная стужа!

— По-твоему, это стужа?! — воскликнула матушка Морки. — Это еще не стужа. Тоже мне стужа! Подожди, когда наступят настоящие холода!

Масклин заметил, что старуха произносит эту тираду с явным удовольствием. Матушка Морки обожала предрекать всякие напасти. Похоже, она черпала в этом вдохновение.

— Вот когда наступят настоящие холода, тогда и будет стужа. С настоящими морозами. И с неба вместо воды посыплются ледышки! Интересно, что вы тогда скажете. А?

Матушка Морки с торжествующим видом тряхнула головой.

— Не надо говорить с нами так, будто мы несмышленые дети, — со вздохом произнес аббат. — Как-никак мы умеем читать. Мы знаем, что такое снег.

— Вот именно, — поддержал аббата Доркас. — У нас в Магазине были открытки с зимними пейзажами. Их всегда продавали на рождественских ярмарках. Мы знаем, как выглядит снег. Он искрится.

— И на нем, как правило, сидят снегири, — добавил аббат.

— Э-э, вообще-то зимой бывает кое-что еще… — попытался возразить Масклин, но Доркас жестом велел ему умолкнуть.

— Я считаю, — продолжал Доркас, — нам не о чем беспокоиться. У нас есть крыша над головой, и еда заготовлена впрок, а если запасы иссякнут, мы знаем, как их пополнить. Если у присутствующих нет больше вопросов, я думаю, собрание можно считать закрытым.

Все шло хорошо. Или, во всяком случае, не так уж плохо.

Разумеется, между отдельными семействами по-прежнему вспыхивали ссоры, но на то они и номы, чтобы по всякому поводу препираться друг с другом. Поэтому-то и пришлось учредить Совет, который действовал вполне эффективно.

Номы обожали спорить. Существование же Совета Рулевых означало, что споры по крайней мере не перейдут в драку.

Но вот что любопытно. Во времена, когда номы обитали в Магазине, всеми делами у них заправляли знатные семейства, чье привилегированное положение подтверждалось самими их фамилиями. Но с тех пор семьи номов успели перемешаться между собой, к тому же в каменоломне в отличие от Магазина не было отделов. И все-таки, следуя инстинкту, номы продолжали соблюдать иерархию. Мир испокон веку четко делится на тех, кто указывает другим, что следует делать, и тех, кто выполняет эти указания. Так неким загадочным образом у номов сформировалась новая элита.

Рулевые.

Принадлежность к рангу рулевых определялась в зависимости от того, где тот или иной ном находился во время Большой Гонки. Те, кто оказался в кабине Грузовика, причислялись к рулевым. Все остальные считались просто пассажирами. Правомерность подобного разделения никто не подвергал сомнению, но и не признавал официально. Это как бы само собой разумелось: на нома, сумевшего управлять Грузовиком, можно положиться.