Дэн Абнетт - Крестовый поход на миры Саббат: Омнибус
— У меня были таблетки. Но я забыл их взять. — Он достал деревянную коробочку и открыл, показывая, что она пуста. — Или я не заметил, когда они кончились.
— Как ты сказал, они называют тебя?
— Чокнутый Ларкин.
— Это жестоко.
— Но ведь так и есть. У меня не в порядке с головой. Чокнутый.
— С чего ты взял, что ты ненормален?
— Ну, я ведь разговариваю со статуей, разве нет?
Она рассмеялась и одернула белую рясу, прикрывавшую ее ноги. Ее окружало мягкое, чистое сияние. Ларкин снова моргнул и опять увидел полумесяцы и полосы.
Снаружи грохот очередей и взрывов рвал вечерний воздух. Ларкин поднялся и подошел к ближайшему окну. Он смотрел на город сквозь цветное стекло витража. Окруженный стеной в восемьдесят метров высотой шпиль крупнейшего полиса Буцефалона возвышался на краю гор. Клубы дыма скрывали город. Лазерные лучи расчерчивали воздух яркой сетью. Километрах в двух он разглядел гигантские штурмовые платформы, возведенные саперными частями Имперской Гвардии. Огромные насыпи земли и бетонного крошева возле стен, почти километр в длину, и достаточно широкие, чтобы на стены могла подняться бронетехника. Пламя яростного боя освещало платформы.
Барахтавшиеся чуть ближе люди казались не больше муравьев. Тысячи солдат карабкались по окопам, рассыпались по истерзанной, разбитой земле, штурмуя неприступные стены.
У Ларкина была хорошая обзорная точка. Эта разрушенная крепость была частью комплекса, охранявшего главный акведук города. Именно это мощное строение сорвало первые попытки противника обстрелять город. Несмотря на сильный гарнизон, крепость показалась комиссару Гаунту хорошей точкой для проникновения диверсионной команды. Уже далеко не первая ошибка комиссара.
Гаунт говорил, что до оккупации Хаоса полисом управляли тридцать два благородных дома, потомки торговых династий, основавших город. Прекрасные знамена, развешенные по стенам, изображали их фамильные гербы. Сейчас с деревянных перекрытий свисали лишь обрывки пестрой ткани. А еще их теперь дополняли распятые тела глав благородных семейств.
Это было первым деянием Нокада. Нокад Погибельный, Нокад Улыбающийся. Лидер еретического культа, чьи богохульные силы захватили Буцефалон изнутри, покорив один из прекраснейших миров Саббаты. Произнося торжественную речь перед началом Крестового похода, военмейстер Слайдо лично отметил гордый Буцефалон среди тех миров, которые он желает спасти от скверны в первую очередь.
За окном разорвался снаряд, и Ларкин нырнул в укрытие. Витраж осыпался на пол осколками. Вспышки перед глазами становились все сильнее, и он почувствовал кислый привкус металла. А еще был гул. Глухой, болезненный вой в ушах. Очень плохой знак. Это было только раз или два, накануне самых страшных приступов безумия. Что-то странное творилось со зрением. Все вокруг, казалось, вытягивалось, как в кривом зеркале на карнавале Аттики. Временами предметы искажались, приближались и снова удалялись, их очертания становились размытыми.
Дрожь пробирала до костей.
Ангел зажигала свечи у металлического жертвенника. Ее движения медленны, прекрасны, грациозны.
— Почему ты не веришь в ангелов? — спросила она.
— О, я верю, — вздохнул Ларкин. — И не только сейчас, я и раньше верил. Есть у меня друг, Клугган, сержант. Увлекается военной историей. И он говорил, что во время битвы при Сароло на рассвете пришли ангелы и вдохновили имперские войска на победу.
— И ты думаешь, это было просто видение? Массовая галлюцинация из-за страха и усталости?
— Мне ли судить? — откликнулся Ларкин, а ангел тем временем зажгла последнюю свечу и затушила лучину. — Я сумасшедший. Видения и призраки являются мне каждый день. Большая часть — просто порождения моего ненормального разума. Я не могу сказать, что правда, а что — нет.
— Твое мнение не хуже любого другого. Так как ты думаешь, видели ли солдаты ангелов при Сароло?
— Я…
— Просто скажи, что думаешь.
— Думаю, да.
— И что это были за ангелы?
— Проявление силы Императора, пришедшего ободрить своих воинов.
— Так ты считаешь?
— Я бы хотел в это верить.
— А что же еще это может быть?
— Групповое помешательство! Колдовство псайкеров! Сказки, выдуманные теми, кто выжил в бою! Как ты и сказала, массовые галлюцинации.
— Даже если это и так, разве это настолько важно? Видели ли солдаты ангелов, или им просто почудилось — но это вдохновило их на победу при Сароло. Если ангел вовсе не ангел, а просто вдохновляющий образ, разве это делает его менее ценным?
Ларкин мотнул головой и улыбнулся:
— Зачем я тебя вообще слушаю? Видение, спрашивающее меня о видениях!
Она взяла его за руки. Ощущение было настолько необычным, что гвардеец вздрогнул, но в ее прикосновении было что-то неуловимо спокойное, приятное. Тепло разливалось по его пальцам, рукам, добиралось до сердца.
Он снова вздохнул, теперь глубже, и посмотрел в ее лицо, скрытое тенью.
— Так я существую, Лайн Ларкин?
— Я бы сказал, да. Но… ведь я же чокнутый.
Они вместе рассмеялись, все еще держась за руки. Его грубые грязные пальцы сжаты в ее мягких белых ладонях. Они смеялись, глядя друг на друга. Его хриплый хохот сплетался с ее тихим, мелодичным смехом.
— Почему ты бросил своих друзей? — спросила она.
Он вздрогнул и отдернул руки, отстраняясь от нее.
— Не говори об этом.
— Ларкин… почему ты так поступил?
— Не спрашивай об этом! Не спрашивай!
— Ты отрицаешь это?
Поскользнувшись на обломках, он врезался в колонну и развернулся к ангелу, яростно глядя на нее. Перед глазами все дрожало, расплывалось, мерцало. Она казалась совсем далеко, а потом вдруг становилась огромной, нависала над ним. Спазмы выворачивали наизнанку.
— Отрицаю?.. Я никого не бросал… Я…
Ангел отвернулась. Теперь он мог разглядеть ее ярко-золотые косы, ниспадающие до самого пояса, и могучие крылья, вырывающиеся из-под белой рясы. Она склонила голову. И вновь заговорила после долгого молчания:
— Комиссар Гаунт отправил огневую группу к акведуку для проникновения в Буцефалон. Основной целью был сам Нокад. Почему?
— Отруби голову — и тело умрет! Гаунт сказал, что нам никогда не взять это место, пока Нокад поддерживает свой культ! Целый город превратился в его Доктринополис, рассадник его культа, распространяющий его лживые проповеди по другим городам и даже мирам!
— И что же ты сделал?
— Мы… Мы проникли в каналы акведука. Рота Роуна шла первой, отвлекая на себя огонь и прорывая оборону. Корбек со своими бойцами должен был идти следом, проскочить, пока Роун удерживает коридор. Мы должны были войти в город по каналам.
— Как вы не утонули?
— Каналы уже шесть месяцев как высохли. Там все было заминировано, конечно, но у нас были миноискатели.
— Ты был в роте Корбека?
— Да. Я не хотел идти… Фес! Мне вообще противна эта самоубийственная идея, но я же снайпер Корбека… а он мой друг. Он настаивал.
— Почему?
— Потому что я снайпер роты Корбека и его друг!
— Почему?
— Да не знаю я!
— Потому что ты лучший стрелок всего полка? Потому что, если кто-то и мог пристрелить Нокада, это мог быть только ты? Может, Корбек вынужден был взять тебя? Даже если боялся, что ты сломаешься, когда придется жарко?
— Не знаю!
— А ты подумай! Наверное, он в конце концов взял тебя потому, что ты и правда лучший стрелок? Каким бы опасным не было задание, как бы ни был хрупок твой разум. Может, он ценил в тебе именно это? Может, он не мог обойтись без тебя, несмотря на риск?
— Заткнись, наконец!
— Может быть, ты подвел его?
Ларкин закричал и прижался лицом к полу. Ураган безумия заставлял его худощавое тело биться в конвульсиях. Волна ужаса поднялась и поглотила его разум. Он уже видел одни цветные пятна — перед глазами лишь размытый неоновый калейдоскоп.
— И что же ты делал? Та перестрелка в канале. Ближний бой. Лопра мертв, обезглавлен. Кастин разорван на куски. Хеч, Гросд и все остальные, вопли, красный туман. Корбек требует подкрепления, клинки света вспарывают воздух. А что делал ты?
— Ничего!
— Не просто «ничего» — ты побежал. Сбежал с поля боя. Полз и бежал, бежал, бежал, пока не оказался здесь. Ноешь в луже собственной блевотины и винишь себя.
— Нет… — выдохнул Ларкин, лежа на полу.
Он был словно в пустоте. Ничего не видел, не слышал, не чувствовал. Остался только ее голос.
— Ты бросил их. Значит, ты — дезертир.
Ларкин внимательно посмотрел на нее. Ангел стояла у реликвария, держа в руках деревянный ларец, окованный железом. Он достала что-то и надела на голову, пригладив золотистые волосы. Это была фуражка. Фуражка полкового комиссара. Как у Гаунта.
