Дэн Абнетт - Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II

«Пей», — сказали они мне.

После единственного глотка я опустил чашу, осторожно наклонился и поставил ее на землю перед собой. При всей моей осторожности жидкость немного пролилась, испачкав пальцы. Затем я отступил на шаг назад.

Я поклонился Четверке, не желая оскорблять их, и заговорил, не очень понимая, откуда пришли мои слова.

— Будет вежливо выпить немного, — сказал я. — Нам этого достаточно.

Четверка опустила руки. Они больше не приказывали. Человек остановился, по-прежнему находясь там, где Он был, когда я впервые увидел Его.

Я почувствовал, что разочаровал всех. Но, возможно, я разочаровал Его меньше, чем их.

Видение начало расплываться. Я чувствовал, как восстанавливается прочность реального мира. Залитая солнцем равнина передо мной покрылась рябью, как вода, и я увидел провалы тьмы под ней.

Я хотел остаться. Я знал, что возврат в мир ощущений будет болезненным.

Я снова посмотрел на человека, надеясь разглядеть Его лицо, прежде чем сон закончится.

Но не видел ничего, кроме света, мерцающего и вращающегося вокруг яркого ядра. В свете не была тепла, только яркость. Он был похож на холодное солнце.

Но, когда Его свет исчез, я почувствовал утрату.

Я проснулся, в этот раз по-настоящему, и вздрогнул от холода. Мои руки и ноги болели и были цвета сырого мяса. Попытался пошевелиться и почувствовал, как мучительная боль пронзила суставы. Все болело, словно с меня содрали кожу.

Светало. Равнины внизу были покрыты молочного цвета туманом. Я увидел, как над ним летит клин птиц, подобно нашему строю конных воинов. Сквозь туман поднимались бледные струйки дыма, последние следы костров, которые пылали всю ночь.

Я заставил себя пошевелиться. Спустя некоторое время боль стала стихать. Я размял руки, сделал несколько приседаний. Кровь снова побежала по моему телу. Мне по-прежнему было очень холодно, но движение помогало.

Я все еще помнил свои видения и знал, что они значили. Уйг, старый задьин арга хана наказал ждать их. Это было испытание небес — раз явившись, видения оставались навсегда.

Я не знал, что должен чувствовать. С одной стороны, это было подтверждением того, во что я всегда верил. С другой — предвещало жизнь в одиночестве.

Задьин арга не был воином. Он не скитался по равнине в лакированном доспехе, сражаясь за своего хана, его жизнь была уединенной, он проводил ее в гэрах, всегда под охраной, копался во внутренностях животных и гадал по звездам. Должность хоть и уважаемая, но не самая почетная. Как и все мальчики племени, я мечтал скакать по степям, сражаться с врагами моих братьев и моего хана.

Когда я встал, дрожа на склонах Улаава и следя за туманом, покидающем равнины, я раздумывал над тем, чтобы сказать соплеменникам о провале испытания, что мои золотые глаза всего лишь странный, безвредный недуг.

Я даже начал размышлять, что увиденное мной — всего лишь сон, который снится каждому. Попытался заставить себя поверить в это.

Затем я посмотрел на свои руки. Кончики пальцев по-прежнему были запачканы красным.

Я спрятал кисти в рукава, не желая видеть их, и медленно побрел дорогой, по которой пришел.

В эту ночь я стал другим человеком. Перемена была глубокой, и за прошедшие годы я постепенно осознал насколько глубокой. Но тогда у меня было такое чувство, словно почти ничего не изменилось. Я был ребенком и ничего не знал о силах, которые вмешались в мою жизнь.

Даже сейчас, более века спустя, в этом отношении я все еще ребенок. Все мы, обладающие силой. Мы знаем так мало, видим столь немногое.

И в этом заключается как великое проклятье, так и великое благословение: если бы мы знали больше и видели лучше, то, несомненно, сошли бы с ума.

Я спускался с гор дольше, чем поднимался на них. Часто спотыкался, поскальзывался онемевшими ногами на осыпающихся склонах. Когда солнце полностью взошло, идти стало легче. Я остановился только когда оказался поблизости от равнины, в начале долины, по которой поднимался накануне.

Я издалека увидел то, что осталось от лагеря моей охраны, и тут же понял, что-то не так. Припал к земле около ствола дерева и прищурился, всматриваясь в длинное, извилистое русло реки, возле которого меня оставили воины хана.

Адуун исчезли. Я увидел лежащие в неестественных позах тела. Мое сердцебиение участилось. В горы со мной пришли двенадцать воинов, двенадцать тел лежало на земле вокруг кострища.

Я прижался к стволу, не представляя, что мне делать. Я знал, что должен вернуться к хану, а также, что теперь абсолютно беззащитен. По равнинам не стоило путешествовать в одиночку — на Алтаке негде было спрятаться.

Я бы оставался здесь и дольше, если бы не услышал, как они приближаются. Откуда-то сверху доносился треск веток и громкие, беспечные голоса солдат, поющих на незнакомом мне языке.

В голове промелькнуло одно слово, от которого в жилах застыла кровь.

Кидани.

Каким-то образом я избежал их при спуске. Должно быть, они охотились за мной в горах, и только слепая удача позволила мне пройти мимо них незамеченным.

Они приближались, продираясь через подлесок. Все, что я знал, что были другие, ползающие по Улааву, как муравьи из разворошенного муравейника.

Я не стал останавливаться, чтобы подумать. Выскочил из-за деревьев и бросился туда, где были убиты люди хана. Когда я скользил по крутой тропинке, услышал крики киданей, которые заметили меня и бросились в погоню.

Я бежал изо всех сил, чувствуя, как горят легкие, а дыхание становится тяжелым. Бежал, как гонимый страхом зверь, и не оглядывался.

Моей единственной мыслью было избиваться от преследователей, выбраться на равнину и найти хана. Он возглавлял самую сильную орду на Алтаке, мощь которой увеличивалась с каждым днем. Он смог бы защитить меня, даже если меня преследовали сотни киданей.

Но я должен найти его. Я должен каким-то образом выживать, пока не найду его.

Мне была известна его репутация. Я знал, что он передвигается с места на место непредсказуемо, оставляя врагов в дураках. Даже Уйг, который мог видеть все пути, называл его беркутом — орлом-охотником, далеким странником, неуловимым.

Подобные мысли не помогали. Я заставил себя сосредоточиться на задаче, продолжая бежать, перепрыгивая через кустарники и обегая валуны. Я слышал голоса преследователей и топот их сапог.

У меня не было выбора. Все пути будущего сошлись в один, и мне не оставалось ничего другого, как следовать по нему.

Я сбежал с гор на равнину и нырнул в ковыль. У меня не было ни плана, ни союзников, только маленькая надежда. Все, что у меня осталось — моя жизнь, только что обогатившаяся видениями о другом мире. Я намеревался сражаться за нее, но пока не знал, как.

IV. ШИБАН

Мы знали, что орки в конце концов дадут бой. Когда им некуда будет бежать, они развернутся и встретят нас.

Зеленокожие выбрали хорошую позицию. В высоких широтах северного полушария Чондакса бесконечные белые равнины сжимались в лабиринт ущелий и зубчатых пиков. Этот шрам на открытом лике планеты был виден из космоса. Мы никогда не проникали далеко в этот регион, сначала решив очистить от орков равнины. Эта местность была создана для обороны — тяжело войти, легко укрыться.

Когда наши операторы ауспика увидели ее с орбиты, то назвали тегази — Дробилка. Думаю, они так пошутили.

Я встал в седле, вглядываясь в первую из множества скал, поднимавшихся над северным горизонтом. Из центра горной гряды вырастали длинные столбы дыма.

Я поднес к глазам магнокуляры и увеличил изображение. Среди камней располагались металлические объекты, блестевшие в ярких лучах солнца. Орки возвели стены поперек входов в узкие ущелья, используя в качестве материалов собственные машины. Зная, что они им больше не понадобятся, зеленокожие превратили свои единственные транспортные средства в единственное средство защиты.

Мне это понравилось.

— Они хорошо расположились, — сказал я, изучая укрепления.

— Точно, — согласился Торгун, который стоял рядом со мной и тоже смотрел в магнокуляры. Наши братства развернулись позади в штурмовых построениях, ожидая приказа к атаке.

— Вижу много стационарных орудий.

Я перевел взгляд на вход в ближайшее ущелье. Оборонительные стены были едва видны, расположенные дальше от входа и протянувшиеся по дну оврага линией металлических листов и соединенных опор. На стенах были видны патрули орков. Как заметил Торгун, выше по склонам ущелья были установлены орудийные башни.

— Это будет трудно, — сказал я.

Торгун засмеялся.

— Наверняка, Шибан.

За те дни, что мы провели вместе, я пришел к выводу, что понять Торгуна непросто. Иногда я не мог взять в толк, почему он смеется. В другой раз смеялся я, а он удивленно смотрел на меня.