Брайан Герберт - Песчаные черви Дюны

— Но Дункан не участвовал в целенаправленной селекционной программе! Как же он смог стать Квисац-Хадерахом?

Оракул продолжала:

— Дункан, с каждым рождением ты все больше и больше приближался к совершенству, к законченности, к свершению. Да, ты не участвовал в селекционной программе, но зато претерпел процесс своей личностной эволюции. С каждым последующим перевоплощением ты приобретал все больше знаний, навыков и опыта — так великий скульптор постепенно, очень постепенно, отсекая от камня лишние куски, создает великую статую. Внутри себя ты претерпел тахионную эволюцию, мгновенный скачок в развитии, и этот скачок окончательно приблизил тебя к твоему предназначению, к твоей судьбе.

В своих повторных жизнях Дункан прожил тысячи лет. Тлейлаксы так изменили его генетику, что он смог противостоять Досточтимым Матронам, и, мало того, они так скомбинировали его клетки, что он мог помнить в мельчайших подробностях все, без исключения, свои жизни. С этим Дункан приобрел такие опыт и мудрость, какие не мог превзойти никто в мире. Дункан обладал знаниями, превосходящими знания любого ментата, знания всемирного разума, он понимал природу человека лучше, чем даже великий Тиран Лето II.

Дункан все время оставался одной и той же личностью, но он постоянно совершенствовался, избавляясь от недостатков, от всего нечистого, как будто его просеивали через все более и более мелкие сита, отсеивая все негодное, чтобы получить, в конце концов, Единственного, последнего Квисац-Хадераха. Дункан иронично усмехнулся. Он достиг своего предназначения только благодаря манипуляциям тлейлаксов, которым даже во сне не могло привидеться, что Дункану суждено стать в результате спасителем человечества.

Ментатский разум Дункана оценил все данные, подтверждающие выводы. Оракул времени была права.

— Действительно, я — Квисац-Хадерах! — Как ему хотелось, чтобы Майлс Тег был сейчас рядом. — Но что ты скажешь о великой войне — Крализеце?

— Сейчас она в самом разгаре. Крализец — это не просто война, это точка изменения. — Образ Оракула замерцал. — И ты кульминация этого изменения.

— Но что будет с остальным человечеством?

«Что будет с Мурбеллой?»

— Люди тоже должны это знать. Как они поймут, что происходит?

— Им все расскажут мои навигаторы. Быть может, они даже доставят сюда их лидеров. Но сначала мне предстоит устранить угрозу, которую надо было искоренить уже много тысячелетий назад. С этим врагом я начала сражаться за десять тысяч лет до твоего первого рождения.

Оракул скользнула по воздуху к осанистому старику — Омниусу. Она взглянула на него и заговорила. Голос ее гремел сильнее, чем все громкоговорители всемирного разума вместе взятые.

— Я должна быть уверена в том, что мыслящие машины никогда больше не смогут причинить людям никакого вреда. Такова была моя миссия в то время, когда я была обыкновенной женщиной, когда я создала концепцию двигателя, свертывающего пространство, когда я открыла свойство меланжи расширять сознание. Я удалю тебя, Омниус.

Всемирный разум расхохотался, смех его зазвучал как громовые раскаты. Сутулый старик вдруг стал расти, вот он уже навис надо образом Оракула.

— Ты не можешь удалить меня, ибо я — информация, а не телесное создание. Я существую везде, куда протянута тахионная сеть. Я — везде.

Призрачная женщина насмешливо улыбнулась.

— Но я — нечто намного большее. Я Оракул Времени. Теперь послушай мой смех.

Раздался зловещий, сверхъестественный хохот, от этого громоподобного хохота даже Омниус отпрянул назад.

— Меня слышно сейчас в других звездных системах, мой смех проникает сквозь пространство и время, он слышен далеко за пределами твоей сети.

Омниус сделал еще один шаг назад.

— Для начала я вывела из строя твой флот. Теперь я вырву тебя, как сорняк, каковым ты и являешься, и выброшу тебя прочь.

— Это невозможно. — Старик начал растворяться в воздухе, ступив в клубок тахионной сети.

— Я извлеку тебя — каждый осколок информации, содержащийся в тебе и в каждом из твоих узлов. — Образ Оракула стал аморфным, обволакивая Омниуса. Он едва не столкнулся с Эразмом, но независимый робот легко скользнул в сторону, на старушечьем лице отражались лишь любопытство и удивление.

— Я доставлю тебя в такое место, где никто не сможет воспользоваться твоей информацией, где никто не поймет ее, туда, где не действуют физические законы.

Дункан услышал яростный вопль Омниуса, но он сразу же стих. Похожие на насекомых сторожевые роботы, бросившиеся было на помощь всемирному разуму, стали натыкаться друг на друга, потеряв ориентацию.

— Существует множество вселенных, Омниус. Дункан Айдахо посетил некоторые из них, он знает, о каких местах я говорю. Когда-то я спасла его и корабль-невидимку из такой вселенной. Но ты, однако, никогда не найдешь пути назад.

Дункан наблюдал схватку двух гигантов, развернувшуюся на его глазах. Он вспомнил, как после похищения корабля и бегства, они рванулись сквозь галактики и попали в совершенно искаженную вселенную. Он вздрогнул, вспомнив этот эпизод.

— Ничто не спасет тебя, Омниус.

— Это невозможно! — закричал старик, сбрасывая физическую форму, превращаясь в смутный силуэт.

— Да, невозможно. Невозможно избежать своей судьбы. Как это чудесно.

В воздухе послышался сильный треск статического электричества, облако разрядов становилось все тоньше, со всех сторон окружая Омниуса. На мгновение Дункан увидел, как безупречно красивое лицо Нормы Ценвы появилось над Омниусом, потом их лица стали сливаться, и в результате осталось только одно лицо. Ее. Прекрасная женщина улыбнулась, тонкие сверкающие молнии окутали ее сияющей накидкой.

Потом она вырвалась из реальности мира и исчезла в неизмеримой бездонной пустоте, унося с собой все следы Омниуса.

Навсегда.

Вы всюду видите врагов, а я вижу лишь препятствия, но я знаю, как поступать с препятствиями. Либо отбросьте, либо сокрушите их — чтобы можно было двигаться дальше.

После того как навигаторы уничтожили, сожгли дотла своими облитераторами наступающие корабли Омниуса и исчезли в свернутом пространстве, следом за первой появилась вторая волна наступающего машинного флота, направлявшегося к Капитулу.

Оракул, после того, как ей удалось отыскать корабль-невидимку с Дунканом Айдахо на борту, понеслась с основными силами навигаторов к Синхронии, оставив лишь небольшую часть сил на отражение атак машин на посты людей в космосе. Исход атаки на другие планеты был неизвестен, поэтому Мурбелла продолжала считать их уязвимыми для машин. Ясно было одно: здесь, близ капитула, Мурбелла и ее армия встретили машин в одиночестве. При всех этих потрясениях Мурбелле было некогда радоваться тому, что Дункан Айдахо по-прежнему жив.

Рядом застонал администратор Горус.

— Это когда-нибудь кончится?

— Нет, — ответила Командующая Мать, возвращая Горуса к реальности. — Это мыслящие машины.

Высоко над планетой Бене Гессерит висели в пространстве сто кораблей Мурбеллы, окруженные остатками тысяч разбитых и сожженных машинных боевых судов. Машинам был нанесен чувствительный урон, но, к несчастью, этого оказалось недостаточно.

Машины на этих кораблях не станут высокомерно задирать нос, как те, что пришли первыми. На этот раз Мурбелла не ждала милости и не надеялась, что сможет устоять. Впрочем, то же самое касалось и обороны в других точках космоса.

Она выругалась, помянув неуклюжие лайнеры, поставленные верфями Джанкшн и никуда не годные облитераторы, изготовленные на Иксе. Теперь надо придумать что-то свое.

— Я не желаю, чтобы мои корабли стояли на месте, как ягнята, ожидающие, когда мясник перережет им горло.

— Математические компиляторы, управляющие навигацией в свернутом пространстве, и стандартные…

Она обернулась и яростно заорала на Горуса.

— Выбросьте к черту ваши проклятые компиляторы. Мы будем управлять судами вручную.

— Но мы же не сможем ориентироваться. Это приведет к столкновениям.

— Значит, мы должны сталкиваться с противником, а не друг с другом.

Интересно, испытают ли машины что-то похожее на жажду мести, когда увидят обломки кораблей первой волны. Досточтимые Матроны, несомненно, испытали бы это чувство.

Враг неумолимо наступал. Мурбелла внимательно изучала данные о его продвижении, присматривалась к тактическим ходам. На самом деле, машинам не нужно было столько кораблей для покорения почти обезлюдевшего Капитула. Очевидно, всемирный разум хорошо усвоил правила устрашения и декоративной демонстрации силы. То была мудрость избыточности.