Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны
— Иногда, — Молки водил глазами, изучая обстановку. — Где Твои гурии?
— Боюсь, я должен отказать тебе в этом удовольствии, Молки.
— Пусть будет так, — просипел Молки. — В самом-то деле, я чувствую, что не смогу сейчас их удовлетворить. Те, кого ты послал за мной, не были Твоими гуриями, Лито.
— Они были профессиональны в своем повиновении мне, — сказал Лито.
— Они были кровожадными охотницами!
— Охотницей была Антеак. Мои Рыбословши были всего лишь войском.
Монео переводил взгляд с одного говорящего на другого, туда и сюда. Есть в этом разговоре какой-то тревожащий подтекст. Голос Молки, несмотря на сиплость, звучит почти ернически… Но ведь он всегда был таким. Опасный человек!
— Как раз перед твоим прибытием, мы с Монео беседовали о Бесконечности, — сказал Лито.
— Бедный Монео, — сказал Молки.
Лито улыбнулся.
— Ты ведь помнишь, Молки? Однажды ты просил меня продемонстрировать тебе бесконечность.
— Ты сказал, что нет такой Бесконечности, которую можно было бы продемонстрировать, — Молки перевел свой взгляд на Монео. — Лито любит играть в парадоксы. Ему известны все когда-либо открытые уловки языка.
Монео подавил приступ гнева. Он чувствовал себя исключенным из этого разговора, объектом насмешек со стороны двух высших существ — Молки и Бога-Императора — припоминавших совместные радости прошлого, почти как два старых друга.
— Монео обвиняет меня, что я — единственный владелец Бесконечности, — сказал Лито. — Он отказывается верить, что в нем столько же Бесконечности, что и во мне.
Молки уставился на Лито.
— Вот видишь, Монео!? Какие трюки он выделывает со словами? — Расскажи мне о своей племяннице Хви Нори, — сказал Лито. — Лито, это правда, что говорят? Ты действительно собираешься жениться на ласковой Хви?
— Правда.
Молки хихикнул, затем скривился от боли.
— Они жестоко меня изранили, Лито, — прошептал он и затем проговорил.
— Скажи мне, старый червяк…
Монео поперхнулся.
Молки сделал паузу на секунду, чтобы оправиться от боли, затем продолжил:
— Скажи мне, старый червяк, твой пенис такой же чудовищный, как твое тело? Ну и что переживет ласковая Хви!
— Я уже давным-давно сказал тебе правду, — ответил Лито.
— Никто не говорит правду, — просипел Молки.
— Ты часто говорил, — проговорил Лито. — Даже тогда, когда этого не понимал.
— Это потому, что Ты умнее всех нас остальных.
— Не расскажешь ли ты мне о Хви?
— По-моему, Тебе уже все известно.
— Но я хочу услышать от тебя, — сказал Лито. — Вы получали помощь от Тлейлакса?
— Они снабдили нас знаниями, больше ничем. Все остальное мы сделали сами.
— Так я и думал, что это не работа тлейлаксанцев.
Монео не мог больше сдерживать своего любопытства.
— Владыка, что это, насчет Хви и Тлейлакса? Почему Ты…
— Все такой же, старый дружище Монео, — сказал Молки, переводя взгляд на мажордома. — Разве ты не знаешь, что он…
— Я никогда не был твоим другом! — огрызнулся Монео.
— Тогда, компаньон по гуриям, — ответил Молки.
— Владыка, — проговорил Монео, поворачиваясь к Лито, — почему Ты говоришь о…
— Тсс, Монео, — ответил Лито. — Мы утомляем нашего старого товарища, а у меня есть еще, что у него выяснить.
— Тебя никогда не удивляло, Лито, почему Монео ни разу не попробовал захапать под себя всю Твою шарашку? — спросил Молки.
— Шарашку? — вопросил Монео.
— Одно из древних словечек Лито, — пояснил Молки. — Та, кто шарахает
— идеальное словечко для женской армии. Почему Ты не переименуешь свою империю, Лито? Великая Шарашка!
Лито поднял руку, повелевая Монео молчать.
— Так ты расскажешь мне, Молки? О Хви?
— Всего лишь несколько крохотных клеточек моего тела, ответил Молки.
— Затем тщательно рассчитанное взращивание и воспитание — все полностью противоположно твоему старому приятелю, Молки. Все это мы сделали во внепространственной камере, недоступной Твоему ясновидению!
— Но я замечаю, когда что-нибудь исчезает, — проговорил Лито.
— Внепространственная камера? — переспросил Монео, а затем до него дошло значение слов Молки. — Ты? Ты и Хви…
— Это именно те очертания, которые я разглядел среди теней, — сказал Лито.
Монео поглядел прямо в лицо Лито.
— Владыка, я распоряжусь отменить свадьбу. Я скажу…
— Ты не сделаешь ничего подобного!
— Но Владыка, если она и Молки…
— Монео, — просипел Молки. — Твой Владыка приказывает, и ты обязан повиноваться!
До чего ж глумливый тон! Монео грозно взглянул на Молки.
— Полная противоположность Молки, — сказал Лито. — Разве ты его не слышал?
— Что может быть лучше? — спросил Молки.
— Но, Владыка, ведь, если Ты знаешь теперь…
— Монео, ты начинаешь раздражать меня, — заметил Лито. Монео сконфуженно умолк.
— Вот так-то лучше, — проговорил Лито. — Ведь знаешь, Монео, некогда, десятки тысяч лет назад, когда я был другим человеком, я допустил ошибку.
— Ты, и ошибку? — насмешливо отозвался Молки.
Лито только улыбнулся.
— Мою ошибку искупило то, насколько красиво я ее оформил в слова.
— Словесные игры, — съязвил Молки.
— Разумеется! Вот что я сказал: «Прошлое — отвлечение; будущее — сон; только память способна отворить доступ к смыслу жизни.» Разве не прекрасные слова, Молки?
— Изумительные, старый червяк.
Монео поднес руку ко рту.
— Но мои слова были глупой ложью, — сказал Лито. — Я это понимал еще произнося их, но меня заворожила их красота. Нет память ничего не отворяет. Без духовных мук, без внесловесного опыта ни в чем и нигде нет смысла.
— Я не способен постичь смысл мук, причиненных мне Твоими чертовыми Рыбословшами, — сказал Молки.
— Ты не терпишь никаких мук, — сказал Лито.
— Если б Ты был в моем теле, Ты бы…
— Это всего лишь физическая боль, — ответил Лито. — Она скоро кончится.
— Когда же я узнаю, что есть мука? — вопросил Молки.
— Возможно, позже.
Лито плавно изогнул свои верхние сегменты, переводя взгляд с Молки на Монео.
— Ты действительно служишь Золотой Тропе, Монео?
— Ах, эта Золотая Тропа, — насмешливо хмыкнул Молки.
— Ты ведь знаешь, что служу, — ответил Монео.
— Тогда ты должен мне пообещать, — сказал Лито. — То, что тебе здесь открылось, никогда не соскользнет с твоего языка. Ни словом, ни жестом не должен ты выдать узнанного тобой.
— Обещаю, Владыка.
— Он обещает, Владыка, — насмешливо повторил Молки.
Одна из крохотных ручонок Лито указала на Молки, взиравшего на мягкий профиль тонущего в серой рясе лица.
— Из-за былого восхищения и… и из-за многого другого я не способен убить Молки. Я даже не могу требовать этого от тебя. И все же он должен быть устранен.
— О, как же ты умен! — проговорил Молки.
— Владыка, если бы Ты только мог подождать в другом конце палаты, — проговорил Монео, — может быть, когда Ты вернешься, Молки уже не будет представлять проблему.
— Он и впрямь это сделает, — просипел Молки. — Великие боги! Он и впрямь это сделает.
Лито отполз подальше в затемненную часть палаты, держа взгляд на еле заметной изогнутой линии очертаний портала, который распахнется в ночь, отдай он только мысленную команду. Как же высоко будет отсюда падать — просто задвинь посадочную площадку. Он засомневался, что даже его тело выживет после такого падения. Но не было воды в песке под башней, и он ощутил, моргая, как стала гаснуть Золотая Тропа — лишь потому, что он позволил себе одну мысль о подобном конце.
— Владыка! — окликнул Молки у него за спиной.
Лито услышал, как его тележка скрипит по песку, нанесенному ветром на пол верхней палаты.
Еще раз Молки окликнул:
— Лито, ты самый лучший! Нет такого зла в нашем мироздании, которое способно превзойти…
Тяжелый хлюпающий удар — и голос Молки прервался. «Удар в горло», — подумал Лито. — «Да, Монео им отменно владеет.» Затем он услышал, как отъезжает в сторону прозрачный экран балкона, скрипнули по перилам носилки… тишина.
«Монео придется схоронить тело в песке», — подумал Лито. «Все еще нет червя, чтобы прийти и пожрать все улики». Затем Лито повернулся и оглядел палату. Монео стоял у перил балкона глядя вниз… вниз… вниз…
«Я не могу молиться ни за тебя, Молки, ни за тебя, Монео», подумал Лито. — «Я могу быть лишь религиозным самосознанием Империи, потому что я воистину одинок… Так что я не способен молиться».
~ ~ ~
Нельзя понять истории, если не поймешь ее течений, ее потоков, того, как движутся внутри этих сил ее вожди. Вождь старается увековечить условия, требующие его главенства. Отсюда, вождю требуется ПОСТОРОННИЙ. Я призываю вас со тщанием изучить путь моей власти. Я — и вождь, и ПОСТОРОННИЙ. Не допускайте ошибки, воображая, будто я всего лишь создал Церковь, бывшую при том Государством. Такова была моя функция вождя, и у меня было много исторических образцов для подражания. Для того, чтобы постичь меня-постороннего, посмотрите на искусство моего времени. Оно — варварское. Любимый вид поэзии? Эпос. Народный драматический идеал? Героизм. Танцы? Страстно разнузданные. С точки зрения Монео, он прав, считая это опасным. Это стимулирует воображение. Это заставляет людей ощущать нехватку того, что я у них отнял. Что я у них отнял? Право участвовать в истории.
