Ник Перумов - Алмазный Меч, Деревянный Меч. Том 2

Так и шли. Словно победители по уже изъявившей покорность земле. Шли, вслух мечтая овстрече, о встрече с теми, кто столько веков осквернял землю Северного Мира; несмотря на то что в отряде Сидри насчитывалась всего сотня бойцов, ему сейчас казалось, что они с лёгкостью опрокинут целый легион или даже больше.

…К ближайшему городку – Шевраз – они вышли под вечер. Сотня тяжеловооружённых гномов, впервые за много веков пересекшие границу Империив силах тяжких.

…Скучавший на дозорной вышке легионер-караульщик не успел ни поднять тревогу, ни даже вскрикнуть. Из рано сгустившегося по предзимнему времени мрака вынеслась тяжёлая и короткая арбалетная стрела. Она ударила прямо в середину кованой кирасы солдата, прошив её насквозь, точно та была из тряпья, а не из добротной имперской стали. Легионер мешком свалился на землю.

В следующий миг гномы атаковали. Внезапно и стремительно, молча, без боевого клича – волна фигур, закованных в броню до самых глаз, поднялась из мелкого обглоданного кустарника, окружавшего городской выгон, что сразу за крепостными воротами, которые, увы, не успели запереть.

Урядник крикнул, но сам тотчас же свалился со стрелой в горле. Трое легионеров налегли было на тяжёлые створки – поздно, гномы уже рядом, взлетели лезвия секир, скруглённые, словно луна на ущербе. Сталь загремела о сталь.

– Да вы что-о-о?! – подавился криком солдат, когда Сидри, легко отбросив выставленный для защиты меч, одним ударом проломил и щит, и нагрудник, и костихуманса. Никогда ещё гному не удавалось нанести такой удар. Всё тело охватила блаженная, пьянящая легкость, он не чувствовал тяжести ни оружия, ни доспехов; он ощущал лишь тепло щедро брызжущей в разные стороныхумансовойкрови – и оттого пьянел ещё больше.

Гномы ворвались в ворота. Легко, точно ветер – солому, смели слабый заслон городской стражи. И только теперь позволили себе оглушительный боевой рёв.

Плотно сжавшийся стальной комок покатился по оцепеневшим улицам. Длинной двуручной секирой тяжело рубиться в плотном строю, но сейчас гномам строй и не требовался.

Трактир. Вывеска «У врат», на ней – добродушного вида толстяк протягивает прохожим пенящуюся пивную кружку. Сидри и с ним ещё пятеро гномов не потрудились даже распахнуть дверь – она рухнула, разрубленная сверху донизу одним молодецким ударом.

– У-а-а-а-р-р-р!!! – словно дикий зверь, зарычал Сидри, врываясь внутрь.

Внутри было тепло и уютно, горел огромный очаг, за не слишком чистыми столами пили пиво мастеровые, сновали вертлявые шлюшки, хозяин громогласно командовал из-за стойки, отдавая приказы нескольким дородным подавальщицам; было в меру душно, в меру дымно, в меру пьяно и в меру весело.

И почти ни у кого не было оружия. Кроме лишь двух благородных баронских отпрысков, выбравшихся в город оттянуться.

Первой под топор Сидри подвернулась женщина. Немолодая уже тетка с целой батареей пивных кружек в руках. Она не успела даже охнуть – секира снесла ей голову, и тело несколько мгновений ещё стояло, извергая потоки крови из перебитых жил; пена в кружках мгновенно стала алой.

Другой гном ударил топором сидевшего спиной к двери пьяненького подмастерья. Ещё трое воинов Подгорного Племени рванулись в глубь залы, на ходу раздавая удары направо и налево.

Трактир взвыл утробным воем забиваемого насмерть пса. Люди прыгали через столы, бросались к окнам, кто-то упал на колени, умоляя о пощаде; дико визжали женщины, кто-то уже ломился в запертую дверь кухни, куда успел юркнуть хозяин; из небольшого зальчика «для благородных» выскочили оба молодых баронета, мечи наголо; Сидри взревел от восторга, бросившись к одному – высокому, статному, в чёрном дорогом камзоле с бело-голубым гербом на груди, принял рукоятью секиры неумелый размашистый удар и на развороте снёс парнишке полчерепа. Острая секира резала кость, словно мягкое дерево.

Остальные товарищи Сидри не отставали. Окровавленные топоры так и мелькали в воздухе. Кто-то опрокинул масляную лампу, и по полу и стенам начали карабкаться язычки пламени. Лицо Сидри перекосилось.

– Cshorve, Ypud! Raanna abzig![3]

И потащил к опрометчиво выбитым дверям тяжёлый дубовый стол, перерубленный напополам чьей-то ретивой секирой.

Хохоча во всю глотку, гномы выскакивали наружу. Прижали столом обе половины дверей, подпёрли очень кстати случившимся тут же колом. Из окон уже валил дым, но, заглушая треск и гудение пламени, лаская слух истинным Ypud, из горящего трактира неслись вопли обречённых хумансов. Очевидно, задняя дверь у трактирщика тоже была добротной.

Остальные гномы не теряли времени даром. Выламывали двери, срывали ставни, врываясь в дома, откуда затем слышались только отчаянные мольбы о пощаде, неизменно заканчивавшиеся громким хохотом и коротким свистом начищенной стали, резавшей плоть так же легко, как и воздух. Кто-то волок наружу женщин, намотав на кулак пышные волосы, – о нет, отнюдь не насиловать, а всего лишь зарубить на глазах товарищей, дабы те смогли оценить красоту удара.

Иные, увлекшись, тащили колыбельки с детьми. О младенцев даже не марали сталь – давили сапогами, точно мерзких насекомых. Да и что ещё прикажете делать с отродьем отвратных хумансов?

Отряд Сидри, ворвавшись в город, поневоле продвигался медленно. Слишком много мягкой плоти просило их топоров. Слишком много огня надо было разбросать. Слишком много голов снести. Гномы убивали точно безумные и никак не могли насытиться ни разрушениями, ни убийством. Им казалось – их руки обрели поистине твёрдость камня. Их удары, все как один, оказывались смертоносными. Даже успевшие схватиться за оружие хумансы, казалось, впервые в жизни видят щиты и мечи. А спутникам Сидри, напротив, мнилось, что в руках каждого из них неистовым огнем горит Драгнир, Алмазный Меч гномов.

В обречённом городке стоял небольшой отряд имперской стражи, даже не легионеров, чьей задачей было присматривать за порядком на Тракте, охранять его от нет-нет да и случавшихся тут разбойников и блюсти мир на самих улицах. Сотник поднял своих по тревоге; однако никто ничего не понимал, слова «гномы напали!» казались столь же правдоподобными, как «солнце всходить перестало!». Давным-давно приведённые к покорности подземные недомерки не дерзали даже косо взглянуть на имперского подданного. Что уж тут говорить о нападении с оружием…

Однако приказ есть приказ. Сотник повел навстречу Сидри полные восемь десятков хорошо вооружённых солдат; ещё пятьдесят торопились с другого края города, от восточных ворот. Хватая всё, что попадётся под руку, и проклиная этих негодяев-гномов, бежали к месту схватки мужчины, главы семейств – кузнецы, каменщики, древоделы, углежоги, сплавщики, народ крепкий и тёртый жизнью.