Стив Паркер - Охотники на ксеносов: Омнибус
Существо фыркало и ворчало, когда пушечные снаряды врезались в хитиновый панцирь. Затем Вортан попал чужаку в мягкую плоть, и тот заблеял.
— Ненависть — вернейшее оружие! — бешено орал Злобный Десантник, в порыве фанатичного и праведного гнева провозглашая боевой клич родного ордена. — Ксеноса не оставляй в живых!
Чудовище постепенно замедлялось. Из ноздрей твари лилась кровь, вспененная тяжелым дыханием, но с ней ещё и близко не было покончено. Выпуская во врага очередной залп, Вортан полуобернулся к Полино; оказалось, что Имперскому Кулаку заметно хуже. Капитан, почти исчерпавший прилив адреналина, едва держался на огневой позиции, за счет одной лишь силы воли нажимая на спуск. Он накрыл ущелье новой очередью, но эффективность огня составила лишь семьдесят процентов.
— Не дай им подойти ко мне! — бросил Злобный по каналу связи.
Через узкий проход в теснину неслась орда меньших по размеру крутов, выбросивших винтовки и полагавшихся на смертоносные дары, принесенные им гибридизацией с тиранидами. На выживших бойцов истребительной команды надвигался рой нетерпеливо щелкающих зубов и когтей, а остановить его мог только капитан Полино.
Имперский Кулак почти незаметно кивнул.
— Клянусь кровью Дорна… — выдохнул он измотанным голосом.
— Если надо будет, я их всех перебью, — прорычал сквозь сжатые зубы Вортан, всаживая очередь из трех снарядов в череп крутского чудища. Оно издало краткое ворчание, харкая кровью и едкой желчью, а затем закувыркалось по земле. Инерция протащила ксеноса вперед, и его тело, перед тем, как замереть, оставило глубокую борозду в известковой пыли.
Полино потерял сознание.
Обернувшись в надежде разделить свой триумф с товарищем, Злобный увидел, как пальцы латной перчатки Имперского Кулака соскальзывают с орудия, а сам он исчезает за баррикадой. Вортан открыл вокс-канал к Ар’гану.
Им нужно было сменить позиции, отступить к штурмовому кораблю и попытаться закрепиться там.
Сдержать и отбросить; победить, истощив врага — так сражались Саламандры.
— Огонь Вулкана пылает в моей груди, — произнес Ар’ган почитаемую мантру, известную каждому из огнерожденных сынов Ноктюрна. Смерть казалась неотвратимой, и Саламандр нашел успокоение в воспоминаниях, пробужденных этими словами.
— Ар’ган? — затрещал вокс в ухе.
Ноктюрнец не рискнул обернуться: его сторону ущелья наводняли ксеносы, и стаккато очередей тяжелого болтера сменилось непрерывными залпами, которым рано или поздно суждено было оборваться. Саламандр улыбнулся — когда это произойдет, он возьмется за клинки.
А пока что воин сидел, скрючившись в коническом носу «Громового ястреба». Пришлось снять немало фрагментов бронированного фюзеляжа, чтобы добраться до встроенного орудия. Тяжелый болтер наполовину ушел в грунт, но всё равно неплохо подходил для сдерживания нападавших. При стрельбе из него вместе с масс-реактивными снарядами вылетали комки известкового грунта.
Караульный Смерти продолжал вести карающий огонь.
— Ар’ган? — голос в воксе требовал внимания.
— Говори.
Последовала короткая пауза. Не видя Вортана, Саламандр знал, что Злобному Десантнику приходится так же тяжело.
— Полино не поднимается.
Нечто крупное и громоздкое проталкивалось через толпу меньших созданий. Тварь, кажется, не обращала внимания на крутов, изломанных и раздавленных ею в лепешку.
Существо не удавалось отчетливо рассмотреть в клубах пыли и водовороте чужацких тел, но оно определенно было чудовищным. Шипастые плечи гиганта, протискивавшегося в ущелье, скребли по скалам, нечто вроде хвоста раздраженно стегало позади, а спереди виднелся клюв и скопления глаз, прикрытых моргающими хитиновыми веками. Ар’ган впитывал детали, анализируя возможные слабые места, и одновременно прислушивался к лязгающему «чук-чанк» орудий. Характерный гулкий звук указывал на быстро заканчивающийся боезапас.
Снова заговорил Вортан, как будто на бегу.
— Нужно отходить.
— Куда?
— К кораблю. Заберемся внутрь, будем обороняться.
— Но там нас окружат, — возразил ноктюрнец, хотя и сам обдумывал такой вариант.
Новый поток болт-зарядов срезал стайку крутов, приблизившихся к двадцатиметровой отметке.
«Ничто не должно пересечь эту черту».
Это правило вот-вот окажется нарушенным. Огнетопор чуть ли не урчал в перевязи.
«Скоро…» — ноктюрнец как будто обращался к старому другу.
— Если ты не заметил, Саламандр, — с ноткой раздражения откликнулся Вортан, — мы уже окружены.
На это Ар’ган не мог ничего возразить. Он попытался разглядеть что-нибудь помимо чужацкой орды, какие-то признаки возвращения Зэвса.
— Технодесантник мертв, мы сами по себе, — произнес Злобный, прочитав мысли товарища.
— Увидимся внутри, — ответил Саламандр, израсходовав боезапас подвесного орудия.
— Куда ты собрался?
Ар’ган уже поднялся на ноги и выпрыгивал из носового конуса, выхватывая огнетопор из перевязи.
— Убить кое-что.
Чудовище по-прежнему протискивалось через «бутылочное горлышко» теснины, и все гибриды вокруг были мертвы или умирали. Жаль, что у отряда не осталось гранат, иначе они взорвали бы каменный склон, устроив оползень и сделав проход ещё теснее.
А теперь там вместо затычки оказалась помесь одного монстра с другим, невиданное отродье, более жуткое, чем его прародители.
И на него несся Ар’ган. Огнетопор, оживший в руке воина, полыхал ярко, как солнечная вспышка.
Восемь пар молочно-белых склер уставились на Караульного Смерти, а в шее монстра открылись носовые впадины. Втягивая запах космодесантника, они не чуяли в нем добычи.
+Ты — жертва+, послал ксеносу Ар’ган, вспоминая, как выпотрошил са’хрка на Скорийских равнинах. Тогда он был ещё мальчиком, тогда он был смертным.
С тех пор Саламандр, как и чудовище, претерпел изменения. Успешность эволюции обоих определится в кровавой схватке, где выживет самый приспособленный.
Распознав угрозу, гигант разинул пасть, и оттуда хлестнувшим кнутом метнулся шипастый хоботок. Он попал космодесантнику в плечо, пробив доспех, но усовершенствованная нервная система Ар’гана вместо приступа острой боли направила в мозг лишь ощущения щипка и онемения, медленно ползущего к локтю.
Махнув огнетопором, ноктюрнец отрубил язык-хоботок, затрепыхавшийся на земле, словно пойманная рыба. Тут же Караульный Смерти перекатился, нырнув под толстый мясистый крюк, который мог бы пронзить его, как темийское копье — зауроха.
Саламандр восстал, сжимая в кулаке огненную дугу. Она опалила клюв чудовища, пытавшегося по-птичьи ударить воина. Рыча, Ар’ган рубанул топором по рылу гибрида; лезвие вошло глубоко, и раненая тварь, задергавшись, вырвала оружие из хватки космодесантника. В следующую наносекунду ноктюнец уже выхватил нож из клыка са’хрка и принялся вонзать его в шею и морду чужака. Кислотная желчь разъела лезвие, но Караульный Смерти продолжал бить, зная, что порой неистовство столь же действенно, как и отточенное владение клинком.
Корчась и отбиваясь, чудовище содрогалось в узком проходе. Сумев направить плечо в сторону Ар’гана, оно выпустило целый пучок шипов размером с кинжал, три из которых попали в наруч Саламандра. Ещё один вонзился в грудь, пробив доспех, покровный слой нательного комбинезона и оцарапав плоть. Космодесантник тут же затрясся в конвульсиях — усовершенствованный организм пытался замедлить внезапно нахлынувшую волну яда.
Нашарив кончиками пальцев рукоять огнетопора, Ар’ган бросился вперед и, вырвав оружие из головы ксеноса, обрушил его двуручным хватом на шею врага. Отрубленная башка неуклюже повалилась наземь, а Саламандра с головы до ног окатило кровью и желчью из раны. Круты лезли по чудовищу, и первый из них уже забрался ему на спину, удерживаясь на содрогающейся туше
Ар’ган вышел из боя. Под действием яда его конечности наливались свинцом, а жизненная сила и выносливость исчезали, заменяясь мучительной болью. Саламандр превозмогал — ведь он был сыном Вулкана, огнерожденным, и требовалось нечто покрепче чужацкого яда, чтобы остановить его.
Ноктюрнец повернулся, и очертания корабля показались ему размытыми. Наполовину хромавший, наполовину хромавший Ар’ган больше не мог бежать.
Судя по визгливым птичьим крикам, ему стоило поторапливаться.
— Вортан, — будто чужим голосом прохрипел Саламандр, открыв вокс-канал. Всего несколько минут, и его органы ослабят, растворят и нейтрализуют яд. Но у Караульного Смерти не было и одной минуты.
— Вортан… — круты почти добрались до него. Вступать в бой стало бы самоубийством — ухо Лимана различило восемь различных тоновых схем, и это только в первой волне.
В ухе затрещал вокс.
