Филип Фармер - Многоярусный мир: Гнев Рыжего Орка
Доктор улыбнулся.
— Двойное горе, — продолжал Джим. — Вы думаете, что я несу добавочный груз горя. Один груз — как Джим Гримсон и другой — как Орк. Оба мы отвергнуты — мягко говоря — нашими отцами. Оба попали в переплет. Насчет потери лучшего друга — не знаю. Сомневаюсь, что Орка так уж расстроила смерть Иаджима.
Джим скривил рот, точно это могло стимулировать мозг. Психиатр сказал:
— Итак, Иаджим погиб, насколько тебе известно. Это единственная потеря Орка?
— А-а, вот что. Ну а… вдруг и сам Орк тоже?
Порсена не ответил, предоставляя думать своему пациенту.
— То есть я ведь не знаю — вдруг и Орк тоже умер! Ну, если так, то я совсем пропал! Все, каюк! Столько я уже не выдержу!
— Другие потери? — сказал доктор.
— Потери… потери? Ну, если речь об Орке, а он ведь взаправду я, а я — он, я все это объяснил, то это моя мать… то есть Энитармон. Ее нет. Еще я люблю тетю Валу — и ее тоже потерял. Это, конечно, большая утрата. Я знаю, Орк поначалу очень горевал о том, что, может быть, никогда их не увидит. Но потом его горе преобразилось в ненависть к отцу. Он…
После долгой паузы доктор повторил:
— Он?..
— Он-то действовал. А не сидел просто так и не лил слезы.
— Правильно он поступил в данном случае или нет?
— Ну, это… — Джим чуть было не сказал, что это глупый вопрос. Но Шаману такого не скажешь. Он, Шаман, всегда знает, зачем говорит то или это, каким бы нелепым и глупым оно ни казалось. — Правильно, конечно. Только…
— Только что?
— Он поступил правильно в том смысле, что как-то действовал, стараясь решить свои проблемы. Только он чересчур склонен к насилию. Он ведь собирается убить своего отца и всякого другого, кто станет у него на пути. Может, ему следовало найти какой-то другой путь. Не знаю. Может, это единственный выход.
Джим вспыхнул, и это не укрылось от Порсены.
— Тебя что-то смущает, — сказал доктор.
Джим, переборов себя, сказал:
— Ладно. В конце концов, у меня ведь нет таких кровосмесительных мыслей, как у Орка. По отношению к моей матери у меня их точно не было. Орк хочет жениться на своей матери, когда убьет отца — сначала будет мучить, потом убьет. Он и тетку свою хочет. Он вообще тот еще кобель. Я вам говорил уже — он перетрахал двадцать своих сестер, кровных сестер, дочерей своего отца. Все они красотки, хотя и… ну, как это?
— Туземки? Не властительницы? То, что у властителей называется лебляббии?
— Да. Извините. Лебляббии все равно что ниг… то есть черные. Я не хотел говорить это слово. Я совсем не считаю черных недочеловеками. Но я с детства только это и слышу.
— Я знаю. Ну а что ты думаешь о столь спокойном отношении властителей к инцесту?
— Знаете, док… доктор. Я много прочел о Древнем Египте, когда посмотрел по телику «Цезаря и Клеопатру». Ну, киноверсию пьесы Бернарда Шоу. С Клодом Рейнсом и Вивьен Ли. И я знаю, что в правящем классе Древнего Египта братья и сестры вступали в брак и имели детей. Так же делали и правители инков. Да, кажется, и у Фармера что-то есть насчет браков между братьями и сестрами. Так что, когда я прочел все это и посмотрел кино, мне нетрудно было с этим примириться. И потом, когда я Орк, я допускаю все, что допускает он. Это вопрос культуры. У властителей нет генетических дефектов, поэтому они не боятся передать плохие гены своим детям. Почему бы тогда матери и не выйти замуж за сына?
По окончании сеанса оцепенение и депрессия Джима уменьшились разве что на малую толику. А, ладно. Какая разница.
Глава 22
Джим опустился на самое дно своей собственной карманной вселенной — депрессии. Она была создана из меланхолии и презрения к себе — двух элементов, которые не собирались допускать в свой мир солнце. Джим делал все, что от него требовалось — кроме полетов сквозь пентру, — но медленно и вяло. А ночь диктовала свои арифметические задачи. Джим вел счет своим изъянам и неудачам, пока не дошел до тридцати семи. Он хорошо помнил каждый пункт своего списка. Почему бы и нет? Джим вел его с двенадцати лет. Можно было насчитать и больше, но тридцати семи вполне достаточно и для самого большого жалельщика самого себя.
Доктор Порсена не проявил к нему никакого сочувствия.
— Нельзя же все время влачить свои цепи и завывать: «Горе мне!», точно ты призрак в каком-нибудь замке. Одно время ты шел вперед отменными темпами — можно сказать, феноменальными. Теперь ты регрессировал. Ты не только вернулся к самому низкому уровню своей самооценки — ты упал еще ниже. Достиг своего личного надира, так сказать.
У Джима достало духа ответить:
— Это точка, противоположная зениту, да? А я никогда особенно не любил смотреть телик.
Психиатр на мгновение опешил, потом улыбнулся и сказал:
— Ну, если в тебе сохранилось достаточно огня для каламбура, хоть и плохого, надежда еще не потеряна.
Джиму так не казалось. Его острота была последней вспышкой угасающего пламени.
— А вдруг Орк умер? — сказал он внезапно. Он сам удивился этому вопросу, но что-то словно толкнуло его изнутри.
На губах Порсены мелькнула тень улыбки. Да он не только Шаман, подумал Джим. Он еще и Сфинкс. Точно так усмехается каменный большой сфинкс в Гизе. Джиму так и виделись пирамиды и пальмы позади Порсены. За тем изъеденным временем лицом таится мудрость веков — и за лицом доктора тоже.
— Если он умер, — сказал Порсена, — ты подберешь себе кого-то другого.
По крайней мере, Порсена не пытается внушить Джиму, что Орк — всего лишь вымышленный персонаж. Может, доктор и думает так про себя, но играет по правилам Джима. Никогда не обесценивать. Это Золотое Правило, а Порсена — Золотой Правитель.
— Я не хочу быть больше никем, — сказал Джим.
— Тогда выясни, жив Орк или нет.
— Я сделаю это. Сделаю ради вас.
— Нет. Ради себя. Ты сделаешь это, потому что это нужно тебе и только тебе.
Доктор перегнулся через стол, устремив на Джима яркие синие глаза.
— Слушай меня, Джим. Я сознаю, что я для тебя авторитет, чуть ли не заменяющий отца и мать. В каком-то смысле это хорошо, потому что со мной ты ведешь себя по-иному, чем с прочими авторитарными лицами в своей жизни. Ты очень стараешься мне угодить, хотя это не обязательно. Ведь я всего лишь руковожу твоей терапией. Ну, возможно, я слишком сухо выразился. Ты мне нравишься, и я думаю, мы могли бы подружиться, когда твое лечение будет закончено. Положим, я действительно обладаю авторитетом, притом я старше тебя. В данный момент я для тебя — лицо вышестоящее, но пользоваться этим не стану — разве что для твоего же блага.
Но нам придется поработать немного, чтобы изменить твое отношение ко мне. Я не Бог и не твои родители. Все, чего я жду от тебя, — это что ты выслушаешь мой совет, а там суди сам, насколько он ценен. Однако в некоторых случаях я могу и оспорить твое решение. Я старше и опытнее, и я квалифицированный профессионал. Но при этом остаюсь человеком. И могу совершать ошибки.
С другой стороны, вероятность того, что ошибусь я, гораздо меньше, чем вероятность твоей ошибки. Ты все это помни. Мы займемся твоими взглядами, как я уже сказал. Но главное здесь — твоя терапия. И я настаиваю на том, чтобы ты вернулся в Орка или же подобрал себе другой персонаж. Если ты этого не сделаешь, терапия закончится. Ясно я выражаюсь?
Джим кивнул.
— Что сделал бы Орк, будь он на твоем месте?
— Орк? А, понял! Извините, задумался. Будь он на моем месте, он тут же сиганул бы в пентру. Но я-то не Орк — пока еще нет. Орк никогда не впал бы в депрессию. Во всяком случае, так надолго. Я его знаю…
— Поступай так, как поступил бы он, даже если это, казалось бы, против твоего естества — сделай так, как бы тебе ни было трудно. Ты ведь знал, что тебя ждет нелегкая работа.
— Я постараюсь. Очень постараюсь, — сказал Джим.
Он не думал, что ему это удастся в его теперешнем состоянии. Однако существуют способы это состояние изменить. Только Порсена их бы не одобрил. Ведь употребление наркотиков, кроме тех, что тебе прописаны, здесь карается немедленной выпиской. Но отчаянные ситуации требуют отчаянных средств. Перед групповой терапией Джим отвел Джилмена Шервуда в уголок главного холла.
— Я слыхал, ты приторговываешь, Джил.
— Ничего подобного. Я здесь и для того, чтобы отделаться от наркоты, помимо всего прочего.
— Скажем по-другому. У тебя, кажется, есть доступ к лекарствам, которые могут мне помочь. Я хотел бы получить какое-нибудь, желательно стимулирующего свойства.
— Посмотрим, — сказал Шервуд. — Но здесь ходит много сплетен, большей частью ложных.
— Стимул — великое дело.
— Возможно, это как раз то, что доктор прописал. Но даром в этом суровом мире ничего не делается.
— Я знаю цену, — сказал Джим. — И наличные у меня имеются.