А. Захарченко - Пираты Гора

— Я вижу, ты все еще носишь золотой браслет, — обратился Хо-Хак к Телиме.

— Да, — ответила она.

— Именно по нему я и должен был тебя узнать, когда много лет назад ты появилась на болотах, — покачал он головой.

Его слова озадачили Телиму.

Самос поставил на стол опустевший кубок.

— Как обстоит положение дел в городе? — спросил он у Таба.

Выражение лица у того стало серьезным.

— Убары Силиус Максимус и Этеокль вместе со своими людьми уже оставили город. Имение Генриса Севариуса также брошено беглецами.

Здание городского Совета хотя и пострадало, но не разрушено. Город, как мне кажется, удалось спасти. Через четыре-пять дней флотилия уже будет здесь.

— Значит, — подытожил Самос, — Домашний Камень Порт-Кара в безопасности. Он поднял кубок. Мы выпили.

— Уже поздно, — заметил Таб, — и если мой капитан не возражает, я бы хотел удалиться.

— Пожалуйста, — разрешил я. Он коротко кивнул и вместе с Мидис вышел из зала.

— Не думаю, чтобы для ренсоводов было разумным надолго задерживаться в Порт-Каре, — вступил в разговор Хо-Хак. — Думаю, нам лучше уйти из города под покровом ночи.

— Еще раз спасибо вам и вашим людям, — поблагодарил я его.

— Ренсоводческие общины, образовавшие, кстати, конфедерацию, — всегда в твоем распоряжении, — ответил Хо-Хак.

— Спасибо, Хо-Хак.

— Мы перед тобой в неоплатном долгу, — продолжал Хо-Хак, — и за то, что ты спас наших людей от налетчиков из Порт-Кара, и за то, что подружил нас с длинным луком.

— Этот долг уже оплачен, — заверил я его.

— Значит, у нас больше нет долгов друг перед другом?

— Нет, Хо-Хак.

— Тогда будем друзьями, — сказал он, протягивая руку.

Мы обменялись рукопожатиями.

— Знай, что на болотах у тебя есть друзья.

— Спасибо.

Хо-Хак попрощался с остальными и поднялся из-за стола. Его мощная широкоплечая фигура бывшего гребца на галерах заняла добрую половину дверного проема. Даже здесь, в зале, был слышен его громкий голос, когда он собирал во дворе своих людей.

— С вашего позволения, капитан, — откланялись Клинтус и Турнок. — Уже поздно.

— Спокойной ночи, друзья, — пожелал я.

— Спокойной ночи, — ответили они. Теперь за столом остались только я, Телима и Самос. Огромный зал опустел.

— Скоро утро, — заметил Самос.

— Да, до рассвета час, не больше, — согласился я.

— Давайте набросим плащи и поднимемся на башню, — предложил Самос.

Мы отыскали плащи, вышли из дома, пересекли внутренний двор и по узким ступеням поднялись на башню.

Отсюда нам видны были матросы с «Верны» и «Телы», выставленные Табом на посты. Большие морские ворота, перекрывающие канал, ведущий в город, сейчас были закрыты. Ренсоводы спускались по веревкам с крепостной стены, выходящей к дельте реки, и рассаживались по своим легким, сплетенным из тростника лодкам.

Последним со стены спускался Хо-Хак. Мы подняли руки. Он тоже махнул рукой на прощание и исчез за краем стены.

Болота отливали тусклым светом в неярком предутреннем сиянии трех горианских лун.

Телима посмотрела на Самоса.

— Значит, мне было позволено убежать из вашего дома, — сказала она.

— Да, — подтвердил Самос. — И тебе было позволено взять этот золотой браслет, чтобы Хо-Хак и его люди смогли узнать тебя по нему на болотах.

— Я встретила их очень скоро.

— Они ждали тебя.

— Я не понимаю, — призналась Телима.

— У меня были насчет тебя кое-какие соображения, — задумчиво произнес Самос. — Поэтому я и купил тебя, еще когда ты была ребенком.

— Bы воспитывали меня как свою собственную дочь, — с волнением произнесла Телима. — И вот, когда мне исполнилось семнадцать…

— Да, — перебил ее Самос, — с тобой обращались с крайней жестокостью, как с настоящей рабыней, и затем, через несколько лет, позволили бежать.

— Но почему? — воскликнула она. — Почему?

— Самос, — включился я в их беседу, — это от тебя несколько месяцев назад на заседании Совета капитанов я получил записку, где говорилось о необходимости увидеться и поговорить?

— От меня.

— Почему же ты отказался, когда я у тебя об этом спросил?

— Подвалы здания городского Совета капитанов показались мне неподходящим местом для обсуждения дел Царствующих Жрецов.

— Царствующих Жрецов? — с замирающим сердцем пробормотала Телима. Я рассмеялся.

— Место действительно не совсем подходящее, — признался я. — Но ведь когда записка была отправлена, тебя еще даже не было в городе.

— Верно, — согласился Самос. — Я надеялся, что в случае отказа эта простая уловка поможет мне отрицать связь между этой запиской и мной самим, ее отправившим.

— Впоследствии ты никогда не пытался снова установить со мной контакт, — заметил я.

— Ты не был к этому готов. Да и Порт-Кар нуждался в твоем присутствии.

— Значит, ты состоишь на службе у Царствующих Жрецов, — задумчиво произнес я,

— Да, — согласился он.

— И именно поэтому ты пришел на помощь тому, кто некогда тоже был у них на службе.

— Не только. Ты многое сделал для моего города. Именно благодаря тебе у Порт-Кара есть теперь свой Домашний Камень.

— Это имеет для тебя такое значение? — с удивлением спросил я у этого хищного, жестокого, бесчувственного ларла в облике человека, работорговца и убийцы.

— Конечно, — ответил он.

Мы отвели взгляды друг от друга.

В тающем свете горианских лун, серебрящемся на серой поверхности болот, беззвучно скользили по воде легкие суденышки ренсоводов, исчезающие в чернеющих вдали зарослях тростника.

— Возвращайся на службу к Царствующим Жрецам, — глядя мне в лицо, предложил Самос. Я старательно отводил глаза.

— Не могу. Я этого недостоин.

— В душе каждого человека, будь то мужчина или женщина, есть зачатки трусости и жестокости, злобы и эгоизма, самолюбия и коварства, — всего того мерзкого и уродливого, что мы таим от всех окружающих, а зачастую и от самих себя.

Мы с Телимой удивленно посмотрели на него.

Самос не без некоторой нежности, совершенно для него неожиданной, положил одну руку на плечо мне, а вторую — на плечо Телиме.

— Человеческое существо, — продолжал он, — это хаотическое переплетение подлости и благородства, ненависти и любви, великодушия и эгоизма — всего того, что достойно величайшего презрения и не менее великого восхищения. В основе всех его поступков лежат мотивы высокие и низкие. Все это старые истины, но мало кто их понимает по-настоящему.

Я снова взглянул на болота.

— Значит, меня вовсе не случайно перехватили на болотах, на пути к Порт-Кару.

— Это не было случайностью.

— Хо-Хак тоже состоит на службе у Царствующих Жрецов?

— Он об этом не знает. Но много лет назад, когда он бежал с галер и вынужден был скрываться, я спрятал его у себя в доме, а позже помог ему добраться до болот. Поэтому с тех пор он иногда оказывает мне небольшие услуги.

— И что ты сказал Хо-Хаку насчет меня?

— Что мне стало известно о том, что вскоре один из жителей Порт-Кара будет проплывать по болотам.

— И это все?

— Ну, за исключением того, что им следует выставить Телиму приманкой для твоей поимки.

— Ренсоводы ненавидят людей из Порт-Кара.

— Да, — согласился Самос.

— Они могли убить меня.

— Да, определенный риск у меня, конечно, был.

— Ты с такой легкостью играешь судьбами людей, — заметил я.

— На карту поставлены судьбы миров, капитан, — возразил Самос. Я кивнул.

— Миску, Царствующему Жрецу, что-нибудь об этом известно? — спросил я.

— Нет, — покачал головой Самос. — Он бы этого не допустил. Но Жрецы, со всей их мудростью и проницательностью, слишком мало знают о людях. — Он тоже бросил взгляд на болота. — Есть люди, которые выступают связующим звеном между Царствующими Жрецами и человеком, координируют их действия, служа тем самым общему делу борьбы с Другими.

— А кто это — «Другие»? — спросила Телима.

— Не вмешивайся в разговор мужчин, — оборвал ее Самос.

Телима обиженно насупилась.

— Когда-нибудь я тебе все объясню, — пообещал я.

Самос держался вежливо, но, как ни крути, он оставался рабовладельцем.

— Мы предвидели, — продолжал он, — что твоя человеческая сущность возобладает над перспективой бессмысленной смерти на болотах, заставит тебя пресмыкаться и униженно молить о сохранении тебе жизни.

Сердце мое разрывалось от боли.

— Bcе так и было, — пробормотал я.

— Как говорят воины, ты предпочел позорный ошейник свободе умереть с честью.

У меня на глаза навернулись слезы.

— Я обесчестил свой меч, свой город. Я предал все, чему был верен!

— Ты познал себя, познал свою человеческую сущность.