Фрэнк Херберт - Бог-Император Дюны
— Стража сказала мне, что меня ищешь, — сказал Монео.
— Где он, Монео?
— Где кто?
Монео окинул взглядом фигуру Айдахо, отметил старомодный мундир Атридесов: черный с красным ястребом на груди, высокие сапоги, начищенные до блеска. Во всем облике Айдахо было что-то РИТУАЛЬНОЕ.
Айдахо неглубоко вздохнул и проговорил сквозь стиснутые зубы:
— Не затевай со мной эти игры!
Монео отвел взгляд от лезвия в ножнах на поясе Айдахо. Нож, с его украшенной драгоценностями рукояткой, выглядел музейным экспонатом. И где только Айдахо его достал?
— Если ты имеешь в виду Бога-Императора… — сказал Монео.
— Где он?
Монео ответил мягким и спокойным голосом.
— Почему ты так рвешься умереть?
— Мне сказали, что ты с ним.
— Уже нет.
— Я найду его, Монео!
— Не прямо сейчас.
Айдахо положил руку на свой нож.
— Мне что, надо использовать силу, чтобы заставить тебя заговорить?
— Я бы тебе не советовал.
— Где… он?
— Ну, раз уж ты настаиваешь, он в пустыне с Сионой.
— С твоей дочерью?
— Разве существует другая Сиона?
— Что они делают?
— Она держит испытание.
— Когда они вернутся?
Монео пожал плечами, затем сказал:
— Зачем этот неуместный гнев, Данкан?
— Каково оно, испытание твоей…
— Я не знаю. А почему ты так взбудоражен?
— Меня мутит от этого места! Рыбословши! — он отвернулся и сплюнул.
Монео поглядел по коридору — туда, откуда пришел Айдахо, соображая, каким же путем он следовал. Зная Данканов, он легко догадался, чем именно вызван приступ нынешней ярости.
— Данкан, — сказал Монео, — для незрелых женщин абсолютно нормально, точно так же, как и для незрелых мужчин, испытывать чувство физического притяжения к особям собственною пола. Большинство проходит через это в своем развитии.
— Этому следует положить конец! И это не…
— О, поспокойней. Стараясь подавить такие инстинкты, только усиливаешь их.
Айдахо грозно на него взглянул.
— Рассказывай мне теперь, будто не знаешь, что сейчас происходит с твоей собственной дочерью!
— Сиона держит испытание, я тебе сказал.
— И что это должно означать?..
Монео поднес руку к глазам и вздохнул. Он опустил руку, удивляясь, почему он мирится с этим глупым, опасным, ДОПОТОПНЫМ человеком.
— Это значит, что она может там умереть.
Айдахо был так ошарашен, что гнев его несколько улегся.
— Как можешь ты позволить…
— Позволить? По-твоему, у меня есть выбор?
— У каждого человека есть выбор!
По губам Монео скользнула горькая улыбка.
— Отчего и почему ты настолько глупее других Данканов?
— Другие Данканы! — проговорил Айдахо. — Как они умерли, Монео?
— Точно так же, как умираем все мы. Выпали из своего времени.
— Ты лжешь, — Айдахо проговорил это сквозь стиснутые зубы, костяшки его пальцев побелели на рукоятке ножа.
Говоря все так же мягко и спокойно, Монео продолжил:
— Поосторожнее. Есть предел даже тому, что я стерплю, особенно учитывая нынешний момент.
— Здесь все прогнило! — сказал Айдахо. Он указал свободной рукой на коридор позади себя. — Есть то, чего я никогда не приму!
Монео невидящим взглядом поглядел на пустой коридор.
— Ты должен созреть, Данкан. Должен.
Рука Айдахо еще напряженнее стиснула нож.
— Что это значит?
— Сейчас время, когда Он очень чувствителен. Все, что хоть как-то выбивает его из колеи, ВСЕ, ЧТО УГОДНО… должно быть предотвращено.
Айдахо еле сдерживался на грани того, чтобы применить силу, его гнев обуздывался только чем-то загадочным в поведении Монео, хотя были сказаны такие слова, которые он не мог проигнорировать.
— К черту! Никакой я не незрелый ребенок, которого ты можешь…
— Данкан! — это был самый громкий крик, который Айдахо когда-либо слышал от сдержанного и мягкого в обращении Монео. Удивление остановило руку Айдахо, а Монео продолжил:
— Если тебя одолевает зрелость твоей плоти в то время, как что-то препятствует твоему созреванию, твое поведение становится просто отвратительным. Не заостряйся.
— Ты… обвиняешь… меня… в…
— Нет! — Монео указал рукой вдаль по коридору — О, я знаю, что ты там видел, но это…
— Две женщины, страстно целующиеся! По-твоему, это не…
— Это не важно… Юность очень по-разному выплескивает избыток своих сил.
— Я рад узнать тебя, Монео.
— Ну, что ж, я узнавал тебя НЕСКОЛЬКО РАЗ.
Монео наблюдал за эффектом этих слов, словно веревкой опутывающих Айдахо. Гхолы постоянно не могли избежать зачарованности ТЕМИ ДРУГИМИ, которые были их предшественниками.
Айдахо спросил хриплым шепотом:
— Что ты узнал?
— Ты преподал мне ценные уроки, — сказал Монео. — Все мы стараемся развиваться, но если что-то нас сдерживает, то можно направить наши силы на боль — ища ее или причиняя. Незрелая юность особенно уязвима.
Айдахо ближе наклонился к Монео.
— Я говорю о сексе!
— Ну, конечно, о нем ты и говоришь.
— И ты обвиняешь меня в незрелом…
— Именно.
— Я перережу тебе…
— Ох, замолчи!
Монео не владел отточенными всеподчиняющими нюансами Голоса Бене Джессерит, но и в его интонациях чувствовалась долгая привычка повелевать. Что-то заставило Айдахо повиноваться этому окрику.
— Извини, — сказал Монео. — Меня выбило из колеи то, что моя единственная дочь… — он осекся и пожал плечами.
Айдахо два раза глубоко вздохнул.
— Вы тут сумасшедшие, все вы! Ты говоришь, что, может быть, твоя дочь умирает, и все же ты…
— Дурак ты! — огрызнулся Монео. — Ты хоть как-то представляешь себе, сколь ничтожными выглядят для меня твои заботы! Твои глупые вопросы, твое эгоистичное… — он опять осекся и покачал головой.
— Я кое-что списываю на то, что у тебя есть личные проблемы, — сказал Айдахо. — Но, если ты…
— Списываешь! ТЫ, что ты мне списываешь? — Монео сделал дрожащий вздох. — Это уж слишком.
Айдахо чопорно проговорил:
— Я могу простить тебя за…
— Ты! Ты лепечешь о сексе, прощении и боли… По-твоему, ты и Хви Нори…
— Оставь ее, она тут ни при чем!
— О, да, не упоминай ее. Избавь меня от этой БОЛИ! Ты занимаешься с ней сексом и даже помыслить не желаешь о разлуке с ней. Скажи мне, дурак, можешь ли ты поглядеть правде в глаза перед самим собой?
Ошарашенный Айдахо глубоко вздохнул. Он не подозревал, что в тихом Монео тлеет такая страсть, но это нападение, этому нельзя было…
— По-твоему, я жесток? — вопросил Монео. — Заставляю тебя думать о том, что ты предпочел бы избегнуть. Ха!! Владыке Лито причинялась и большая жестокость — лишь ради нее самой!
— Ты защищаешь его? Ты…
— Я знаю его как никто!
— Он тебя использует!
— Ради чего?
— Вот ты мне и скажи!
— Он — наша лучшая надежда увековечить…
— Извращенцы не увековечивают!
Монео заговорил успокаивающим тоном, но его слова потрясли Айдахо:
— Я скажу тебе это лишь однажды. Гомосексуалисты были среди лучших воинов нашей истории, среди самых отчаянных берсеркеров. Они были среди наших лучших жрецов и жриц. Не случайно в религиях устанавливался целибат. Не случайно также, что из незрелых юношей выходили лучшие солдаты.
— Это извращение!
— Совершенно верно. Полководцы уже тысячи веков знают, что сексуальные устремления превращаются в стремление причинять, либо терпеть боль.
— Это то самое, что делает великий Владыка Лито?
Все так же мягко и спокойно Монео сказал:
— Насилие требует того, чтобы ты причинял боль и страдал от нее. Насколько же лучше управлять армией, опираясь на глубочайшие инстинкты.
— Он и из тебя сделал чудовище!
— Ты предположил, что он меня использует, — сказал Монео. — Я дозволяю использовать себя, потому что знаю, что он платить цену намного большую, чем сам требует от меня.
— Считая и твою дочь?
— Сам он ничего не жалеет. Почему же должен жалеть я? Думаю, тебе понятна эта черта Атридесов. Данканы всегда были в этом смысле понятливы.
— Данканы! Черт тебя побери, я не буду…
— У тебя просто не хватает мужества уплатить ту цену, которую он просит, — сказал Монео.
Одним сверхбыстрым движением Айдахо выхватил нож из ножен и сделал выпад. Но как ни быстр он был, Монео двигался быстрее — отклонившись в сторону, он перехватил Айдахо и швырнул его лицом на пол. Айдахо упал вперед, перекатился и начал пружинисто подниматься, затем заколебался, осознав, что попытался напасть ни на кого иного, как на Атридеса. Монео ведь был Атридесом. Айдахо оцепенел в шоке. Монео стоял, не шевелясь, глядя на него. На лице мажордома было странно печальное выражение.
— Если ты собираешься убить меня, Айдахо, то лучше всего сделать это тайком и со спины, — сказал Монео. — Может, так тебе это и удастся.
