Ольга Елисеева - Сын Солнца
— Почему бы и не потолковать? — пожал он плечами. — Времени до рассвета хоть отбавляй. А завтра мое горло уже не сможет выдавить ни звука. — Серебряный Лист сделал характерный жест, проведя ребром ладони по шее.
— Если мы договоримся сегодня, — прервал его Огмис, — завтра тебя уже здесь не будет.
— Договоримся? О чем? — Пленник приподнял бровь. — Мне от вас ничего не нужно. Впрочем, — он заложил руки за голову, — назовите предмет торга и цену. Это развлечет.
Вместо ответа Огмис резко выбросил вперед руку и с силой, неожиданной в дряхлом старике, прижал посохом горло пленника к стене.
— Ты полагаешь, что завтрашняя смерть освободит тебя от грехов? — В его свистящем шепоте слышался гнев, — Ты — негодная человеческая плоть, которую можно натянуть на кол! Встань, опусти глаза и отвечай только «да» или «нет».
Если б Серебряному Листу так не давили на горло, он бы расхохотался.
— Огмис, Огмис, — Риульф вцепился товарищу в руку, — мы не за тем пришли, чтобы наказывать его.
Справившись с приступом ярости, старший из гостей убрал посох, и пират смог вздохнуть.
— Ты задумывался, почему тебя не убили прямо на корабле? — с укоризной обратился к нему Риульф.
— Не убили сегодня, убьют завтра. — Арестант тряхнул головой. — А в чем дело?
— Я тебе объясню. — Берсерк присел на корточки и облизнул потрескавшиеся губы. — Видишь ли, ты как две капли воды похож на сына самого конунга. — Риульф сделал страшные глаза. — Принца Ахо. Ты его двойник.
В левом виске Серебряного Листа страшно заломило. Что-то подобное он о себе когда-то знал. Но обрывки мыслей, мигом промелькнув в голове, так же легко вылетели из нее, как и влетели.
— Мы хотим использовать тебя в своих целях, выдав за него, — подтвердил слова товарища Огмис. — Если хорошо сыграешь роль и будешь делать то, что тебе скажут, мы не только избавим тебя от виселицы, но и вернем память. Видишь, нам даже это известно. — Старик победно глянул на пирата.
Серебряный Лист молчал долго.
— Откуда мне знать, что вы не лжете? — наконец проговорил он. — Разве у вас есть сила возвращать память?
Вместо ответа Огмис снова вскинул посох, но на этот раз коснулся им середины лба пленника. Всего на мгновение. Какая же карусель там закрутилась! Вихрем понеслись обрывки картин, которые невозможно было соединить друг с другом. Рыча, мчался по джунглям пятнистый ягуар. Невыразимо прекрасная женщина в короне из радужных перьев принимала в себя его семя. Железная птица клевала недра горы. Белые червяки грызли мозг привязанного к железному столу человека. В сером тумане вставали стены непобедимой крепости, о которые, как море, с ревом раскалывались волны атлан. Дрожала и плакала под пологом шатра чумазая девочка. Грозный воин в тяжелых гиперборейских доспехах срывал с его головы золоченый шлем и в ужасе отшатывался назад. Скользил с бедер и падал на песок кованый золотой пояс. Кожа ощущала приятную прохладу воды. Разевало пасть с двумя рядами острых зубов морское чудовище…
— Достаточно? — Огмис убрал посох. — Мы можем продолжить, но тогда ты сойдешь с ума. А это не входит в наши планы.
Серебряный Лист сидел на полу, вцепившись руками в голову, и ошалело озирался по сторонам. Он был абсолютно уверен: то, что ему минуту назад показали, — его — собственное, со всеми потрохами. Оно принадлежит только ему. Это не блажь, не наваждение, не морок. А чтобы заполучить свое, пират был готов перегрызть старцам глотку или… если не удастся, заключить договор.
— Я согласен, — хрипло выдавил он, — сыграть этого, вашего, Ахо. Только куда он сам-то денется?
— Это уже наша забота. — Риульф и Огмис с торжеством переглянулись.
2Принцу Ахо никогда не натягивали на голову мешок. Не затыкали тряпкой рот и не отвешивали пинков под зад. Эти свежие ощущения не принесли наследнику радости. Особенно с похмелья.
Накануне вечером он перебрал. О нет, не вина. Его Ахо считал пойлом для черни. Конопляное масло с корнями алтея и чистым как слеза пшеничным спиртом — сильнейший афродизиак, который знали в здешних местах и употребляли на тайных мистериях в честь старых богов. Еще варили и настаивали до немыслимой крепости лемурийский чай. Жгли привозные ветки лавра. Объедались волчьих ягод. Выпаривали мухоморы и дышали над ними… Все, чтоб улететь от земли как можно дальше и разумом блуждать среди миров.
Это ничего, что завтра придется проснуться в собственных нечистотах. Такова плата за мгновенное возвышение до небес и столь же мгновенное падение в блевотину человеческого бытия. Люди должны знать свое место.
Был и человек, приносимый в жертву, и прыгавшие нагишом бабы, и жареное сердце на блюде, и еще какая-то непереносимая скука. Принц чувствовал, что пресытился этим. Раньше его щипало за нервы. Запретное возбуждает. Но если все время есть острое, начнется изжога. Сейчас Ахо переживал несварение души. И такое бывает.
Развлечь его могли только клубы сизого конопляного дыма, уносившие прочь от земной пошлости. Подумаешь, голова на блюде! Будет изысканно, если вынуть ей глаза ложечкой для десерта и вставить на их место спелые виноградины.
Из заоблачных высей Ахо возвращал только голос Тикаля. Как всегда, скрипучий и раздраженный. Проклятый колдун нашел его и здесь, вдали от Асгарда. Принц давно тяготился им: маги лишь поначалу сулят много, а потом приходится платить. Щедро платить за каждую каплю конопляного масла и щепотку кактусовой трухи, ради которой Ахо теперь готов был зарезать родного отца.
Впрочем, он всегда был готов зарезать отца. Смешная мысль! Забавно, что она пришла ему в голову именно сейчас, когда Алдерик и без посторонней помощи вот-вот сойдет в могилу. Все-таки терпение — величайшая добродетель. Сиди и жди, пока мимо тебя не пронесут труп твоего врага…
— Ваше высочество, вы слушаете меня? — Проклятый Тикаль вновь вторгся в его мысли и бесцеремонно разорвал тонкую розовую пленку, окутывавшую мозг Ахо. — Я приехал поговорить с вами о серьезных вещах.
Маг с раздражением убрал из-под носа наследника деревянную чашку с распаренными ростками конопли. Ее запах Ахо старательно вдыхал, накрыв голову полотенцем.
— Возвращайтесь на землю, мой прекрасный принц. Хватит грезить.
Наследник с раздражением отнял тряпку от лица и воззрился на жреца красными, слезящимися глазами.
— Чего тебе надо, синезубый черт?
Тикаль рассмеялся:
— Раньше вы именовали меня иначе.
— Раньше ты не требовал денег, проклятый колдун! — огрызнулся принц, сметая со стола чашку.
— Я и сейчас не требую. — Тонкие пепельно-серые губы мага вытянулись в хищной ухмылке. — Мне всего и надо-то: еще больше угодить вашему высочеству.
— Еще больше ты угодишь мне, если уберешься!
Вместо ответа Тикаль стремительно наклонился вперед и, словно клещами, вцепился во взмокшие волосы Ахо.
— Слушай меня, убожество, — прошипел он. — Мы расчистили тебе дорогу к власти. Твой соперник в Атлан мертв. Сам наложил на себя руки. — Жрец издал короткий сухой смешок. — Утопился… Впрочем, это неважно. Теперь помешать тебе может только ребенок Деи.
Ахо осоловело хлопал глазами. «Какой соперник? Не знает он ни про какого соперника. И чем ему может помешать ребенок Деи? Ублюдок, которого она нагуляла неизвестно где!»
— Рано или поздно Алдерик простит ее, — терпеливо втолковывал принцу Тикаль. — Тогда ее дитя, воспитанное сторонниками твоего отца, покусится на твою власть.
Это было разумно. В словах жреца прослеживалась логика. Правда, не хватало главного звена — чей это ребенок? Но Ахо не готов был сейчас пускаться в рассуждения. Когда его выдергивали на поверхность конопляного тумана, он чувствовал себя неспособным на сложные логические построения. Там, внутри, да. Каких только вершин мысли и глубин сознания не достигал его разум. Но для этого требовался теплый, мягкий, обволакивающий дым…
Ахо с силой растер ладонями лицо. Это означало, что он готов слушать.
— Твоя сводная сестра живет на острове Руге. Уединенно и почти без охраны. Забери у нее младенца и используй по назначению. — Жрец с презрением кинул взгляд в угол шатра, где валялись опрокинутые треножники, ритуальные блюда и другие принадлежности ночных оргий. — Кстати, вот ему ты и можешь вставить в глаза виноград! — Тикаль разразился каркающим смехом, а принц не сразу осознал, что его мысли не являются для жреца тайной.
«Ничтожество, — думал Тикаль. — И зачем только боги вложили этот жалкий клинок в наши руки? Но нет пределов их мудрости: с его помощью мы должны отомкнуть ворота Гипербореи!» Мысли жреца прервал шорох за стенкой шатра. Маг стремительно откинул полог. На улице никого не было, лишь в грязи у порога остались вдавленные следы тяжелых сапог. Тикаль по-собачьи потянул носом воздух. Пахло костром и конским навозом. Причем не издалека, как положено, а прямо здесь, у стены палатки. Тонкие ноздри колдуна дрогнули. Неужели их с принцем кто-то подслушивал? Лаге! Кому же еще! Только этот немытый дикарь способен так вонять на всю округу.
