Александр Бушков - Печать скорби
Помните, господин Сварог, был такой древний эстонский фильм «Отель “У погибшего альпиниста”»? Лана вряд ли его видела, возрастом не вышла, да и на других картинах воспитывалась, а вы-то наверняка смотрели – в те годы любая фантастика на киноэкранах была гостем наиредчайшим, как наша, так и зарубежная. Даже такая дурь была редкостью. Вот и у него, у Ольшанского, было как в том фильме: высокогорье, заснеженные склоны, кругом, куда ни глянь, сплошные горы, снег, камни, безлюдье и – единственное жилище посередь всего этого снежно-горного безмолвия. Жилище это казалось занесенным сюда сошедшей с гор лавиной, занесенным ненадолго – до следующей лавины, которая смахнет его вниз.
Потом Ольшанский погрузился в густой беспросветный туман и ничего не видел до тех пор, пока ноги не коснулись земли. А почувствовав под ногами опору, осмотрелся и кое-что все же разглядел. Сквозь туман проступали очертания высокой каменной ограды и смутно – темных строений. К ним-то он и направился, сам мало понимая, зачем и почему. Впрочем, так обычно в снах и бывает…
…А туман стоял такой, что сделал бы честь любому Лондону… Еще книжка такая есть. Кто ее написал? «Я тоже, господин Сварог, не помню». Там про то, как на весь белый свет наползает непроглядный туман, а в тумане том водятся чудовища, одно другого монструознее и злее… Так вот: в этих его, Ольшанского, видениях если и обитали некие чудовища и крались сейчас в тумане, то самое время им было выпрыгивать и вцепляться вострыми зубками, чтобы не опоздать совсем. Потому что он довольно быстро одолел расстояние до тех самых строений, уже подошел к высоким деревянным воротам, по краям обитым самоковаными железными полосами, и в эти ворота принялся настойчиво стучать.
Сперва послышались протяжное шуршание, звяканье и стук, потом заскрипели воротные петли. Одна половина ворот отошла внутрь, и в проеме показался бритоголовый человек с раскосым азиатским лицом, одетый в желтый балахон, какой носят буддийские монахи и священнослужители. Он оглядел Ольшанского, на его лице не отразилось ровным счетом ничего, бровью не повел, ни единым мускулом не дрогнул. Потом что-то спросил на незнакомом языке – но Ольшанский его почему-то отлично понял! Монах спросил, нет ли еще кого-нибудь. Отставших, заблудившихся, – вот что сказал монах. А Ольшанский ни слова не произнес в ответ, ни по-русски, ни по-английски. Он просто пожал плечами. Бритоголовый (а не только волосы, но и брови у него были сбриты) не пытался более налаживать с ним диалог, а отступил, еще больше приоткрыв створку ворот, и жестом руки показал: мол, входи, путник.
Пройдя в ворота, Ольшанский оказался на просторном песчаном дворе. Дождался, пока бритоголовый человек сведет воротные створы и задвинет в скобы затворный брус, потом направился следом за фигурой в желтом балахоне. Ничего толком нельзя было разглядеть сквозь туман. Угадывались очертания каких-то строений…
Они шли через обширный двор, и под ногами похрустывал песок. В гробовой тишине (хотя и хотелось на всякий пожарный избегать такого рода сравнений) этот хруст звучал прямо-таки оглушительно, гранатным грохотом отдавался в ушах. И Ольшанский против воли старался ступать мягче. «Хоть бы брякнуло, грохнулось, звякнуло что-то… Например, плохо закрепленное ведро. Или каменюга какой с горы скатился. А то аж жуть продирает».
Сквозь клубы тумана он разглядел в глубине двора высокое, где-то в полтора человеческих роста, сооружение из камней, более всего напоминающее… пирамиду. Спрашивать у проводника: «Что это такое?» – он не стал. Опять же – по совершенно непонятной причине.
«Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана», – припомнился Ольшанскому детский стишок, когда из тумана им навстречу вдруг выплыл еще один бритоголовый азиат в желтых одеждах, прошел мимо, из тумана в туман, не то что ножика не вынув, но даже не взглянув в их сторону…
Неясные пятна и неотчетливые контуры приближающегося строения постепенно сложились в фундамент здания, крыльцо и лестницу, идущую вверх снаружи по стене здания по типу пожарной. Насколько велико здание, отсюда, снизу, понять было невозможно, лестница уходила в туман, как в облака, поэтому и дом, казалось, не имеет крыши и завершения. И вдруг все стало размываться и пропадать…
– Тогда я так и не узнал, куда привел меня бритоголовый, – сказал Ольшанский, глядя на дорогу. – Я узнал об этом много позже. А в это время солагерники делали мне массаж сердца и искусственное дыхание и вернули меня к реальности. Вырвали меня из видения.
Ни тогда, ни после Ольшанский ни на секунду не усомнился, что это был еще один Знак. Ему указывали путь. Ему показывали место, которое он должен отыскать, а отыскав, что-то обязан там узнать для себя. И нашел он это место спустя одиннадцать лет.
Впрочем, гораздо раньше Ольшанский, так сказать, сузил район поисков и определил объект. Помогли явленные в видении подсказки. Пирамидальное сооружение в полтора человеческих роста высотой, как заверили его щедро оплачиваемые консультанты, было не чем иным, как Ступой. Ступа – это обязательная принадлежность буддистских монастырей, вертикальная модель мироздания и памятник Просветленному Уму Будды, ее начинают строить вместе с монастырем…
После этого не оставалось уже сомнений, что раскосые бритоголовые люди в желтых одеждах – монахи, ну а само место – не что иное, как затерянный в горах монастырь. Только где именно, в каких горах? Большинство из консультантов, с которыми советовался Ольшанский, приводя разные аргументы, все же сходились на том, что монастырь находится, скорее всего, в Тибете или Непале. Только там таких монастырей полным-полно, тут же добавляли ученые, а кроме того, не про все горные монастыри известно на равнине и в городах. И уж тем паче не во всякий монастырь приведут белого человека.
Зацепок было немного. И все же Ольшанский отыскал этот монастырь, который существовал и в реальности, а не только в видениях. И тут спасибо надо сказать уже не генсеку Андропову, а козлу вонючему, алюминиевому магнату Зубкову, пошедшему на олигарха войной…
– Город Старовск, – прочитала Лана название населенного пункта на придорожной табличке.
Глава третья
ВДАЛИ ОТ ШУМА ГОРОДСКОГО
Старовск они проскочили за считанные минуты, хоть и сбросили скорость до сорока кэмэ в час, как того требовали суровые правила дорожного движения и почему-то обилие гаишников на дороге. Ольшанский несколько напрягся, но все обошлось, никто их не остановил. Большой протяженностью Старовск похвастать никак не мог, да и обогнули они его по окраине, не заезжая в центр. И вот перечеркнутая табличка «Старовск» осталась позади. Еще какое-то время вдоль дороги тянулись отчего-то не вошедшие в городскую черту обнесенные шаткими заборчиками частные дома с непременными огородами, но и они вскоре пропали за кормой джипа. Слева и справа стеной встала тайга, с каждым километром подступавшая к дороге все ближе.
– Не понял, – сказал Сварог, – мы же должны были что-то забрать в этом Старовске, кого-то захватить, а также отдохнуть, перекусить и насладиться видами этого чудного города. Или я что-то напутал?
– Увы, приходится быть чертовски осторожным, мон колонель, приходится натаптывать ложный след, в такие времена живем, никому нельзя верить, – с деланной скорбью произнес олигарх. – Чем меньше знают друзья, тем меньше знают враги. Что знают двое, то знает и свинья.
– Ну, ну, герр Мюллер, старый лис, – Сварог покачал головой. – А отчего-то я нисколечки не удивлен, представьте.
– Ладно, на сей раз скажу вам истинную правду – ваши расчеты на отдых скоро оправдаются. Часика через два, это ведь скоро?
Ольшанский замолчал. Уточнять насчет отдыха, равно как и продолжать свой рассказ про тибетско-непальские монастыри, он не намеревался, видимо, отложив все это до того самого таинственного места, до которого осталось «часика два»…
Езда пошла насквозь унылая. Пейзаж за окнами не радовал большим разнообразием – деревья и сопки, изредка ручьи и речки. Сопки то подступали вплотную к дороге, то отпрыгивали подальше. Сварог ожидал, что асфальт вот-вот закончится. Ежели закончились обитаемые места, то кому нужен этот ваш асфальт, скажите на милость?
Так оно и вышло. Вскоре они уже катили по грунтовке, дорога становилась все уже, вот-вот и ветки начнут хлестать по стеклу…
На одной из развилок они свернули с грунтовки на еще более узкую и уж совсем, что невооруженным глазом видно, малопроезжую дорогу. С колдобинами не справлялись даже амортизаторы олигархических автомонстров, и пришлось им всем досыта попрыгать на автомобильных сиденьях.
– Блин, куда ты нас завез… – начала было Лана, но тут же утихла, едва не прикусив язык.
– Сейчас увидишь, – пообещал Ольшанский.
И действительно, неизвестность тянулась недолго. Лес расступился, и взорам открылся хуторок в лесу. Бревенчатый дом, дощатые сараи, ухоженный огород – все это обнесено высоким частым стамовником. Дорога упирается в ворота (довольно хилые, видимость, а не ворота). Дальше хутора дорога не ведет.
