А. Захарченко - Пираты Гора
— Люди из Трева храбры, — говорил он, — но не сошли с ума.
Порывы ветра нещадно трепали птицу, но она настойчиво летела вперед. Я не знал, насколько силен шторм, но надеялся, что его эпицентр находится хотя бы в нескольких пасангах в стороне. Из-за ветра птица не могла лететь прямо к Порт-Кару, нам приходилось лавировать, и мы очень скоро потеряли из виду продирающуюся сквозь бушующие волны флотилию. Время от времени птица, покрытая коркой льда, не выдерживала нагрузки и с пугающей стремительностью теряла высоту, но, отыскав подходящую струю ветра, снова и снова поднималась вверх и продолжала упорно работать крыльями.
Мальчишка Фиш, в насквозь промокшей и обледеневшей одежде, с волосами и лицом, тоже покрывшимися коркой льда, болтался на веревке под брюхом тарна.
Один раз ослабевшая птица опустилась настолько низко, что веревка, за которую держался юноша, и его ноги прочертили пенящуюся дорожку по угрюмо вздымающимся серым волнам, и все же птице, послушной моим командам и натянутым поводьям, удалось, хотя и с большим трудом, подняться на несколько ярдов над водой.
Так мы и летели, обдаваемые срывающимися с гребней волн солеными брызгами, к которым примешивался сыплющийся сверху мокрый снег.
Постепенно снег сменился дождем, сначала крупным, проливным, потом более мелким, моросящим, затем прекратился и дождь, и в лицо бил один лишь пронизывающий ветер, а еще немного погодя серая поверхность Тассы внезапно заиграла в скупых лучах осеннего солнца.
Птица вышла из полосы шторма.
Вдали показались мелкие островки, а затем и скалистое побережье, заросшее кустарником и деревьями ка-ла-на.
Я постепенно отпустил поводья, и птица, осторожно сбрасывая скорость и высоту, сделала над землей широкий низкий круг, давая Фишу возможность спрыгнуть на землю, а затем опустилась сама. Я выбрался из седла и, когда птица стряхнула с себя воду, набросил на нее свой адмиральский плащ. Мы с юношей развели костер. Теперь можно было высушить одежду и обогреться.
— Мы вернемся в Порт-Кар после наступления темноты, — сказал я.
— Конечно, — кивнул он.
Мы с Фишем находились в залитом тусклым светом центральном зале моего дома, где еще вчера вечером отмечали мою победу.
Единственным источником освещения огромного зала служила жаровня, в которой еще продолжали тлеть угли, отбрасывая на стены кроваво-красный отблеск.
Наши шаги гулко разносились по пустым коридорам.
Тарна мы оставили снаружи, на лужайке внутреннего двора.
Город был погружен во тьму.
Тарнсменов нигде не было видно.
Мы облетели весь город, вглядываясь в темные улицы между мрачных строений, оживляемые лишь отблеском трех лун, отражающихся в многочисленных каналах.
После этого мы пришли в мое имение и стояли теперь, оглядываясь, в центральном зале казавшегося совершенно опустевшим дома.
Мечи у нас в руках — у меня, адмирала, и у мальчишки раба — были обнажены.
Мы внимательно оглядели все вокруг, но никого не встретили ни в комнатах дома, ни в коридорах.
Из дальнего угла зала, утопающего в темноте, донесся какой-то шорох.
Мы осторожно приблизились.
Здесь на коленях стояли привязанные спина к спине и ко вделанному в стену рабскому кольцу две девушки. Во рту у каждой был огромный кляп. В глазах у обеих застыло выражение ужаса. Увидев нас, они подались нам навстречу и, стараясь привлечь наше внимание, завертели головами.
Это были Вина и Телима.
Фиш бросился к ним, но я удержал его за плечо и жестом приказал спрятаться у входа в зал, за дверью, где бы его совершенно не было видно.
Сам я, стараясь производить как можно больше шума, направился к женщинам. Я не освободил их. Они сами позволили схватить себя, использовать как приманку. Вина, конечно, еще слишком молода, но Телима, выросшая среди ренсоводов, испытавшая на себе все прелести рабства, могла бы, кажется, придумать что-то, чтобы спрятаться и не сидеть сейчас подсадным гантом.
В том, что это приманка, я не сомневался. Подойдя, я отвесил ей звучный подзатыльник.
— Ну что, глупая рабыня? — приветствовал я ее.
Расширенными от ужаса глазами она пыталась дать понять мне, что вокруг были враги, выжидавшие только момент, чтобы на меня наброситься.
— Что же ты молчишь? — продолжал глумиться я, разглядывая кляп у нее во рту.
Бедная девушка могла только глухо протестующе сопеть в свое оправдание.
Кляп был сделан на совесть. Плотно скатанную репсовую материю во рту удерживали широкие кожаные ремни, туго завязанные на затылке. Во всем чувствовалась рука специалиста. Не думаю, что сидение с таким кляпом во рту могло доставить кому-нибудь большое удовольствие.
— Наконец-то хоть кто-то нашел способ заставить замолчать девчонку-ренсоводку, — выразил я свое сочувствие.
На глаза Телимы навернулись слезы. Она яростно извивалась, давая выход переполнявшим ее страху и обиде.
Я снисходительно похлопал ее по плечу.
В глазах девушки ярость боролась с отчаянием.
Я отвернулся от девушек, но продолжал стоять рядом.
— Ну что ж, — говорил я, словно размышляя вслух, — пожалуй, стоит вас освободить.
В это мгновение я услышал, как где-то за дверью раздался громкий свист, вслед за которым по коридорам загрохотали десятки бегущих ног. В зал вломились люди; в руках у многих были факелы.
— Взять его!
В человеке со шлемом на голове, украшенным капитанским гребнем из шерсти слина, я по голосу узнал Лисьяка. Сам он, однако, не спешил броситься ко мне.
Вместо него это сделали его приспешники.
В зале к этому времени собралось уже, наверное, человек сорок.
Я встретил их с мечом в руке, двигаясь быстро, постоянно меняя позицию, стараясь держаться как можно ближе к обеим девушкам, чтоб нападавшие на меня спиной были повернуты к двери.
В отличие от своих противников, я видел быстро перемещающуюся среди них тень, так же старательно взмахивающую мечом, как и они сами, но старавшуюся не приближаться к свету факелов. Видел я, как тень надела на себя шлем, сделавший ее совершенно неотличимой от всех остальных. Те, у кого за спиной тень на мгновение появлялась, тоже не успевали ее заметить и беззвучно сползали на пол с перерезанным горлом, не в силах даже понять, что произошло.
Нападавшие же были слишком увлечены схваткой, чтобы заметить, как быстро тают ряды их товарищей у них за спиной.
У них не было времени вертеть головой по сторонам; я им его не давал.
Вокруг меня уже лежали на полу девять воинов.
Тут в коридорах снова раздались чьи-то голоса, и зал осветился множеством факелов. Темнота отступила.
Обнаруженный противником, Фиш дрался уже рядом со мной, и мы могли прикрывать друг друга.
— Ну, раб, теперь-то ты понимаешь, что тебе следовало остаться на корабле? — поинтересовался я.
— Все в порядке, — ответил Фиш и, помедлив, добавил: — Хозяин.
Я рассмеялся.
Юноша, отбив направленный в него меч противника, моментально сделал ответный выпад, дюйма на четыре вонзив в грудь нападавшего свой клинок и выдернув его прежде, чем человек успел осознать, что произошло.
В таком сражении, где противников вокруг тебя несколько, наносить глубокие ранения нельзя, иначе не успеешь выдернуть из тела меч.
— Уроки пошли тебе на пользу, — заметил я.
— Спасибо, хозяин, — ответил он, отправляя на пол следующего противника.
Отставать мне было не к лицу, и двое нападавших на меня воинов один за другим последовали примеру противника мальчишки.
Но коридорам снова загрохотали шаги.
Дверь, идущая на кухни, распахнулась, и в зале появилась новая группа людей с обнаженными мечами и с факелами в руках.
«Вот теперь-то нам конец», — промелькнуло у меня в голове.
Особую ярость во мне вызвало то, что людей, как я заметил, привел Самос.
— Значит, я все же был прав, — закричал я ему, — полагая, что ты поддерживаешь связь с врагами Порт-Кара!
Однако, к моему изумлению, люди Самоса набросились на одолевавшего нас неприятеля.
Я заметил, что некоторые из пришедших с Самосом были моими собственными людьми, которых я оставил охранять свое имение. Другие были мне незнакомы.
— Отступаем! — закричал Лисьяк.
Его люди, отбиваясь, стали медленно отходить к двери центрального входа в зал, но пришедшие с Самосом продолжали теснить их, даже когда те оказались в коридоре. После этого они одновременно вернулись в зал н закрыли за собой двери. Мы с Самосом заперли их, задвинув в прочные металлические кронштейны толстий брус.
Самос, мокрый от пота, тяжело дышал. Рукава его туники были оторваны, а на лице виднелись следы засохшей крови.
— Что с флотилией? — спросил он.
— Победа за нами, — отоетил я.
— Это хорошо, — сказал он, убирая меч в ножны. — Мы удерживаем за собой крепостную башню и примыкающую к ней часть стены, ту, что огораживает твои владения от дельты реки. Пошли с нами.
