У рифа Армагеддон - Дэвид Вебер
Зазвонил колокол на высокой колокольне церкви. Его глубокий, раскатистый голос пел в летнем воздухе, выкрикивая радостные новости для всех, кто не видел сигнального огня, и Тимоти кивнул яркому, переливчатому пузырю счастья. Затем сам направился к церкви, спокойно кивая людям, мимо которых он проходил. В конце концов, он был мэром Лейквью, что накладывало на него определенную ответственность. Более того, он был одним из медленно, но неуклонно сокращающегося числа Адамов Лейквью, точно так же, как его жена Сара была одной из Ев города. Это возлагало на них обоих особую обязанность поддерживать надлежащую атмосферу достойного уважения, обожания и благоговения перед одним из бессмертных слуг Бога, который вдохнул само дыхание жизни в их ноздри.
Он добрался до церкви, где его ждал отец Майкл. На самом деле священник был моложе Тимоти, но выглядел намного старше. Майкл был одним из самых первых детей, появившихся на свет здесь, на Сэйфхолде, в ответ на Божье повеление плодиться и размножаться. Сам Тимоти, конечно, вообще не был "рожден". Бог создал его бессмертную душу Своей Собственной рукой, а архангел Лэнгхорн и его помощник, архангел Шан-вей, создали физическое тело Тимоти в соответствии с Божьим планом.
Тимоти проснулся прямо здесь, в Лейквью, стоя с другими Адамами и Евами на городской площади, и одно воспоминание о том первом великолепном утре - тот первый взгляд на великолепные голубые небеса Сэйфхолда и яркий свет Ко-чжи, прорвавшийся через восточный горизонт, как капающий шар расплавленной меди, с высокими зелеными деревьями, полями, уже вспаханными и ожидающими богатого урожая, темно-синими водами озера Пей и рыбацкими лодками, пришвартованными и подготовленными в доках - все еще наполнял его душу благоговейным трепетом. Если уж на то пошло, это был первый раз, когда он увидел свою Сару, и это само по себе было чудом.
Но это было почти шестьдесят пять лет назад. Если бы он был таким, как другие мужчины, рожденные от союза мужчины и женщины, его тело давно бы начало слабеть. Действительно, хотя он был на четыре года старше отца Майкла, священник был сутулым и седовласым, его пальцы с возрастом начинали скрючиваться, в то время как волосы Тимоти оставались темными и густыми, не тронутыми сединой, хотя в его бороде кое-где пробивалось несколько серебряных прядей.
Тимоти вспомнил, как отец Майкл был краснолицым, плачущим младенцем на руках у матери. Сам Тимоти уже был взрослым мужчиной - мужчиной в расцвете ранней зрелости, каким были все Адамы при пробуждении. И поскольку он был тем, кем он был, прямым творением божественных рук, следовало ожидать, что его жизнь будет длиннее, чем жизни тех, кто еще дальше удален от прямого прикосновения божества. Но если Майкла это как-то возмущало, Тимоти никогда не видел ни единого признака этого. Священник был смиренным человеком, всегда помнящим, что разрешение на его священническую должность было прямым и ощутимым знаком Божьей благодати, той благодати, которой ни один человек никогда не мог быть по-настоящему достоин. Что не освобождало его от попыток стать таким.
- Радуйся, Тимоти! - сказал теперь священник, и глаза его загорелись из-под густых седых бровей.
- Радуйся, отец, - ответил Тимоти и ненадолго опустился на одно колено, чтобы Майкл возложил руку на его голову в благословении.
- Пусть Лэнгхорн благословит и сохранит вас всегда в Божьих путях и законах, пока для всех нас не наступит Долгожданный День, - быстро пробормотал Майкл, затем легонько похлопал Тимоти по плечу.
- А теперь вставай! - скомандовал он. - Ты здесь Адам, Тимоти. Скажи, что я не должен так нервничать!
- Ты не должен так нервничать, - послушно сказал Тимоти, вставая, чтобы обнять своего старого друга за плечи. - Действительно, - добавил он более серьезным тоном, - ты молодец, Майкл. За твоей паствой хорошо следили со времени последнего Посещения, и она неуклонно прирастает.
- Ты имеешь в виду нашу паству, - ответил отец Майкл.
Тимоти начал было качать головой, но потом подавил этот жест. Со стороны Майкла было любезно так выразиться, но они оба знали, что, как бы добросовестно Тимоти ни стремился выполнять свои обязанности администратора Лейквью и окружающих ферм, вся его власть в конечном счете исходила от архангелов, а через них и от Самого Бога. Это означало, что здесь, в Лейквью, высшая власть в любом вопросе, духовном или мирском, принадлежала отцу Майклу, как представителю Матери-Церкви.
Но это похоже на него - так говорить, не так ли? - подумал Тимоти с улыбкой.
- Пойдем, - сказал он вслух. - Судя по характеру сигнального огня, теперь это не займет много времени. Нам нужно подготовиться.
* * *
К тому времени, когда светящийся нимб кесей хи появился далеко над голубыми водами озера Пей, все было готово.
Все население Лейквью, за исключением нескольких рыбаков, которые были слишком далеко на огромном озере, чтобы увидеть сигнал к возвращению, собралось на городской площади и вокруг нее. Прибыли также семьи с нескольких ближайших ферм, и достаточно большой площади Лейквью уже не хватало, чтобы вместить их всех. Они вышли за ее пределы, плотно заполнив подъездные улицы, и Тимоти Харрисон почувствовал глубокую, удовлетворяющую волну радости от доказательства того, что он и его товарищи Адамы и Евы действительно были плодотворны и размножались.
Кесей хи подскочил ближе, быстрее, чем могла бы скакать самая быстрая лошадь, быстрее, чем мог бы атаковать самый быстрый ящер-резак. Шар света становился все ярче и ярче по мере того, как приближался к городу. Сначала это было всего лишь блестящее пятнышко далеко над озером. Затем он стал больше, ярче. Он стал звездой, упавшей со свода собственных небес Бога. Затем еще ярче появилось второе солнце, меньшее, чем Ко-чжи, но достаточно яркое, чтобы бросить вызов даже его ослепительной яркости. А затем, когда он пронесся последние несколько миль, стремительный, как любая пикирующая виверна, его яркость полностью превзошла яркость любого простого солнца. Он полыхал над городом, не вызывая жара, но в то же время слишком яркий, чтобы его мог вынести любой глаз, отбрасывая тени с резкой, как лезвие ножа, остротой, несмотря на полуденное солнце.
Тимоти, как и любой другой мужчина и женщина, склонил голову, прикрывая глаза от этого ослепительного великолепия. А затем сияние уменьшилось так же быстро, как и появилось, и он медленно поднял голову.
Кесей хи все еще был над Лейквью, но он поднялся так высоко
