Анатоль Нат - Приключения Вехтора
— Не вас, а нас, — лениво зевнув и осторожно зыркнув на Корнея из-под одеяла, скаламбурил Димон, в отличие от всех остальных, уже практически одетых, так и валяющийся в разобранной кровати.
— Вас, вас, — довольно оскалился Корней. — Конечно вас. Ты давай вставай, пронесённый, а то, как бы капитан и в этот раз вас не пронёс. Нам ещё столичную таможню проходить, а там сволочи, не чета пограничным. Всё, что я о них слышал, радости от знакомства с ними не прибавляет. Так что, — Корней внимательно присмотрелся к так и не пошевелившемуся Димону, — надо быть готовым, чтобы в случае чего свалить отсюда, хоть и с боем. А ну встал, — каким-то жёстким и неприятным голосом проговорил он, нависнув над валяющимся в постели Димоном, — живо умылся, и выполнить подготовительный к бою комплекс. — И, больше не разговаривая, сдёрнул с него одеяло, и за ногу стащил ленящегося Димона на холодный утром пол.
Придав ему дополнительного ускорения в виде хорошего пинка под зад, он, удовлетворённо окинув взглядом мгновенно опустевшую каюту, вышел вслед за всеми на палубу, где Сидор с Димоном уже выполняли комплекс воинского упражнения, старательно мешая матросам заниматься своими корабельными делами.
— Ну вот, — удовлетворённо потёр он руки, внимательно присмотревшись, как ребята старательно махают руками и ногами, — теперь можно и в столицу.
— А ты чего так рано встала, — обратился он к Мане, присоединившейся к ребятам. — Спала бы ещё. До города плыть не менее пары часов, как раз успела бы отоспаться.
— Отоспишься тут с вами, — недовольно пробурчала, зевая спросонья Маня. — Один ругается, как портовый грузчик. Другие прыгают, как ненормальные по палубе. Топочут, спать не дают. А некоторые, — Маня насмешливо глянула на довольного Корнея, — Вообще, ходют тут, понимаешь ли, по палубе, засунув руки в брюки и бедным девушкам спать, не дают
— Ага, — удовлетворённо кивнул головой Корней. — Бедные девушки, это надо понимать ты. Понятно. Тогда, бедные девушки, если вы не возражаете, то присоединяйтесь ка к этим двум тушкам, что лениво прыгают по палубе и начинайте прыгать вместе мс ними. Я думаю, что лишний стрелок нам сегодня, явно не помешает, а это прыганье как раз разгонит застоявшуюся кровь в жилах бедных девушек.
И насвистывая какую-то весёлую мелодию, Корней, теперь уже и под стенания и неожиданно влипнувшей в спортивные занятия Мани, отправился на корму к капитану. Больше он к разминающимся ребятам так и не подошёл, проведя всё время, до вывода лодьи в основное русло реки, возле капитана, о чём-то с ним оживлённо переговариваясь.
И дальше, когда все ребята уже утихомирились и разбрелись по своим, заранее оговоренным местам, он так больше и не комментировал утренние занятия, сосредоточившись на капитане, скорчившемся где-то возле рулевого то ли весла. То ли штурвала.
— Скоро таможня, — искательно заглядывая Корнею в глаза, негромко проговорил капитан, посмотрев на берег и заметив там какое-то, только ему понятное шевеление.
— Прежде, чем мы пристанем к пристани, нам надо принять на борт столичного таможенника. Это недавнее нововведение, но, говорят, что они очень много берут, не взирая на лица и обстоятельства. Если на границе нас пронесло, — вздрогнув, капитан, вжав голову в плечи, осторожно оглянулся по сторонам, и не увидев никого, облегчённо вздохнул, — то уж тут-то, не пронесёт. — Ещё раз он окинул встревоженным взглядом палубу лодьи, явно кого-то высматривая. — Готовьте кошельки.
— Едут падальщики, — зло проворчал он, прищурив глаза и наблюдая за направляющейся к ним от берега лодкой.
В этот момент он явно напомнил Корнею себя самого месячной давности, и он подивился, как может человек меняться за столь короткое время и при таких незначительных обстоятельствах.
Лишение кого-либо жизни, Корней уже давно не рассматривал, как какое-либо особое обстоятельство, как-то так особо влияющее на характер человека. И, особенно, на изменения в самом человеке.
'Смерть, это часть жизни', любил он приговаривать в таких случаях, часто, но неизменно каждый раз с удивлением наблюдая, как люди меняются под страхом смерти. А зачастую, даже при простейшей угрозе её применения.
— Ведёшь себя, как обычно, — бросил он капитану, внимательно наблюдая за приближающейся лодкой. — В споры не вступать, комментариев никаких не выдавать. Услышу какое-нибудь подозрительное слово, или что-то мне в тебе не понравится, первым пойдёшь рыб кормить, — повернув голову к капитану, глянул он ему в глаза. — И без фокусов мне, — с угрозой добавил он враз сникшему капитану.
Следующие полчаса он, вместе с капитаном, наблюдал за приближающейся неторопливо лодкой, в которой вальяжно развалился на корме какой-то человек.
— Ну здравствуйте, — приветливо поздоровался он, подымаясь на борт лодьи и старательно оглядываясь по сторонам. — Будем по углам шарить, — улыбнулся он капитану. — Или сразу платить будете.
— Да платить то нам и не за что, — пожал плечами капитан. — На судне никого, кроме пассажиров, да их лошадей и нет. И никакого товара, тоже нет.
— Как это нет, — удивлённо уставился на него столичный таможенник. Продолжая всё ещё улыбаться. — А лошади? А пассажиры? А само судно?
— Какое такое судно? — растерянно уставился на него капитан.
— Как какое? — удивлённо воззрился на капитана таможенник. — А вот это самое, — притопнул он ногой, — на котором мы оба стоим. Разве это не судно?
— Так за него мы на границе заплатили, — удивлённо вытаращился на него капитан.
— Во-от, — удовлетворённо протянул таможенник, — начинаешь понимать. Там ты заплатил тем таможенникам. Пограничным. А здесь, надо платить нам, таможенникам столичным, — улыбнулся он, глядя на растерявшегося капитана. — Таможни же разные, — продолжая доброжелательно улыбаться, пояснил он капитану, как какому-то несмышлёному пацану. — Значит и платежи тоже разные. Там, — кивнул он в сторону, откуда пришла лодья, — одна таможня. А здесь, — ткнул он себя пальцем в грудь, — другая. Значит, и платежи разные.
— Значит, — начал он загибать пальцы, так и продолжая стоять перед капитаном и не обращая ни на что больше своего внимания. — Вы должны заплатить: за лодью, поскольку она находится в столичных водах; за лошадей, поскольку их можно продать, и поэтому их можно считать товаром; и за пассажиров, — загнул он последний палец.
— Сколько у вас лошадей то будет, — наконец изволил поинтересоваться он. — А, впрочем, не важно, — безразлично махнул он рукой. — Раз больше одного, то плати, как за сотню, вот и разойдёмся по-доброму, — ласково улыбнулся он, глядя на всё более мрачнеющего капитана.
— Кстати, — как-то разом оживился он, — и за пассажиров надо бы заплатить. Кто они у тебя будут? — вопросительно взглянул он на подошедших к месту торговли Сидора с Димоном и не обратив никакого внимания на держащегося в стороне Корнея.
— Путешественники, — мрачно буркнул капитан, начиная уже понимать, что немереная жадность таможенника сейчас обернётся лично ему крупными неприятностями.
— Путешественники, — улыбнулся таможенник, расплывшись в улыбке, как будто при виде родного, горячо любимого дядюшки, которому, к тому ж, задолжал немереную сумму, каковую совершенно не хотелось бы возвращать. — Люблю путешественников. Как правило, это люди богатые и проблем с ними не бывает, — снова улыбнулся он, умильно глядя на глядящих на него с любопытством Сидора с Димоном.
— Вообще-то у нас не сто лошадей, — довольно невежливо перебил его Димон, которому уже успел надоесть нескончаемый монолог таможенника, — а всего только двадцать с небольшим лишком. И за сотню, мы платить не будем. Да и плату за лошадей, как мы прекрасно знаем, берут не в столице, а на границе, при выезде. Так что, пошёл ты, братец, к чёртовой матери со своими претензиями.
— А за пассажиров, вы тоже на границе платить будете, — продолжая всё так же умильно улыбаться, поинтересовался таможенник. — Въездная столичная пошлина берётся со всех, не смотря на чины и звания. Путешественник ты, не путешественник, не имеет значения. Плати, раз прибыл в наш город.
— Кстати, — снова оборотился он к капитану, у вас все путешественники?
— Нет, — мрачно буркнул капитан, остро блеснув глазами. — Ещё две девицы, которых эта троица сопровождает и доктор при них.
— Доктор, — сразу же насторожился таможенник. — Так они что, больные эти девицы?
— Да нет, — поморщился капитан, картинно махнув рукой. — Только одна из них поначалу немного приболела. А потом ничего, выздоровела. Всего то, лихорадка и приключилась.
— Лихорадка, — неожиданно необычайно встревожился таможенник. — Так она ведь может быть заразная. Вы что! — теперь уже совершенно враждебным взглядом уставился он на насторожившихся Сидора с Димоном. — Привезли к нам заразу! — теперь уже чуть ли не визжал таможенник.
