Аарон Дембски-Боуден - Ловец душ
— Будьте готовы замедлить ход при первых признаках атаки, — предупредил Септимус по воксу.
— Принято, — ответили три сервитора.
— Понял, — отозвался более низкий голос.
Астартес. Септимус понятия не имел, кто именно.
Струйка пота стекала по спине раба. Противная влага, казалось, скапливалась у каждого позвоночного выступа. Одно дело — знать, что ты когда-нибудь погибнешь на службе Восьмому легиону. Совсем другое — понимать, что смерть ждет тебя в ближайшие минуты. Даже если Черный легион прекратит сбивать катера Повелителей Ночи, какой у них шанс прорваться обратно на орбиту и войти в шлюзовую камеру прямо в разгар космического сражения?
Септимус выругался вполголоса и открыл общий вокс-канал:
— Все части Восьмого легиона, это «Громовой ястреб» десятой роты «Опаленный». Доложите о вашем местоположении.
В голосах, прозвучавших в ответ, слышалось напряжение, гнев и ярость боя. Септимус уменьшил тягу. Двигатели взревели громче, и боевой катер приблизился к месиву беспорядочной схватки, захлестнувшей посадочную площадку войск Магистра Войны.
— Следите за небом, Повелители Ночи, — сказал пилот на беглом нострамском. — Мы на подходе.
— Поспешите, — отозвался кто-то. — Большинство из нас уже вынуждено убивать их голыми руками.
В хоре голосов Септимус разобрал детальный список того, что надо было эвакуировать с поверхности. Там оставались «Лэндрейдер», четыре «Рино», «Поборник» и сорок один Астартес.
Всего через несколько минут «Опаленный» завис над посадочной площадкой. Двигатели высоты поддерживали корабль в воздухе.
Посадочная площадка, построенная одиннадцатой ротой с «Предчувствия», была самой базовой — если вообще заслуживала это название. Уцелевшие танки и люди сгрудились вокруг клочка опаленной земли, обратив оружие на плотные ряды окруживших их смертных рабов Черного легиона. Смертные заметили приближающиеся боевые катера и пытались теперь скрыться, захватив машины Повелителей Ночи.
Как и сказал неизвестный Астартес, несколько воинов Восьмого легиона отбивались от смертных кулаками. Поставка боеприпасов прекратилась несколько часов назад. Даже орудийные башни танков лишь изредка изрыгали смертоносный огонь в бурлящую вокруг них человеческую массу.
— У них там не хватает места, чтобы перезарядить танки. Мне начать стрелять по толпе? — спросил Септимус. — Мой боезапас практически на нуле.
Катер, зависший в пятидесяти метрах слева, немедленно начал поливать смертных огнем из тяжелых болтеров, пробивая в запаниковавшей толпе огромные дыры.
Глупо спрашивать такое у Повелителей Ночи. Открыв огонь, Септимус добавил свою лепту к царившему внизу хаосу.
Брат-сержант Мелькия целеустремленно продвигался по вражескому кораблю.
Его люди разбились на отряды по пять и следовали за ним.
Темнота не смущала брата-сержанта. С ней легко справлялись системы визора. Переплетающиеся коридоры тоже не представляли никаких затруднений. Он выбирал направление по памяти, потому что ударные крейсеры Астартес почти идентичны друг другу. В этом заключалось рациональное зерно постройки кораблей по стандартизированным шаблонам, принятым у Адептус Механикус.
Мелькия крался по коридорам, держа перед собой тихо ворчащий цепной меч и плазменный болтер. Тьма, затопившая судно Предателей, расступалась перед ним. Линзы шлема окрашивали все вокруг в изумрудно-зеленый, выхватывая из мрака детали: участки стен, боковые туннели и тепловые следы недавно прошедшего здесь человека.
— Ауспик, — передал сержант брату Хиралусу.
— Движения нет, — ответил Хиралус. — Слабые тепловые отпечатки повсюду вокруг. Они сходятся в отсеке впереди нас.
— Вперед, во имя Императора, — сказал Мелькия, продолжая движение.
Сержант снял шлем, решив, несмотря на абсолютную темноту, положиться на собственные чувства. Он был Астартес. Такова их природа.
Восприятие Мелькии, больше не скованное шлемом, обострилось в ту же секунду. Шлем, при всех своих достоинствах, не всегда мог заменить природные чувства.
Весь корабль был пропитан скверной. Даже в воздухе ощущался ее отвратительный привкус. Судно слишком много времени провело в варпе, слишком долго его обитатели дышали рециркулированным воздухом. Теплый и затхлый, он покалывал кожу и стальные заклепки над бровью Мелькии. Три штуки — знак долгой и славной службы.
На плече каждого воина виднелась рубиновая капля крови величиной с кулак смертного, с белыми мраморными крыльями по бокам. Этот символ пережил тысячелетия, так что Повелители Ночи узнают его без труда. Собственная эмблема Предателей казалась издевательской и извращенной пародией на символику Кровавых Ангелов: клыкастый череп вместо священной крови примарха, и нетопыриные крылья вместо чистого оперения убиенного Ангела, Сангвиния.
Давняя ненависть вскипела в сердце Мелькии, когда он с плазменным пистолетом на изготовку проник в отсек. Дрожь, сотрясавшая корабль, становилась все яростней. Удивляло то, что это был не рваный ритм боя, когда судно содрогается под вражескими ударами, а куда более регулярная тряска. Трение при вхождении в атмосферу? Возможно. Однако у Мелькии не хватало данных, чтобы объяснить поведение вражеского корабля, и брат-сержант выкинул это из головы. Ему следовало выполнять долг. Он дал клятву.
Помещение было довольно просторным. Почти впечатляющим. На борту «Злобы» такая же комната служила часовней Бога-Императора Человечества. На «Завете», похоже, ее приспособили под загон для рабов. Мусор усыпал пол. Столы, пустые и пыльные, стояли в случайном порядке. У одной из стен валялись спальные мешки.
— Ауспик, у вас есть что-нибудь? — снова спросил Мелькия. — Я ничего не вижу.
— Вот поэтому ты покойник, — прошипел Талос, падая на сержанта с потолка.
Словно пауки, они выжидали в засаде, закрепившись на потолке. Когда Кровавые Ангелы вошли в комнату, Первый Коготь рухнул вниз, пролетев десять метров и уже на лету поливая лоялистов огнем.
Талос нанес удар первым. Аурум отразил болтерный снаряд и в глубоком выпаде вонзился в грудь сержанта, имевшего глупость снять шлем.
— Аурум! — зарычал сержант. — Наш клинок!
В ответ Талос ударил противника головой в лоб. Заклепки, полученные за долгую службу, пробили кость и вонзились в мягкую мозговую ткань.
Два отделения врезались друг в друга. Они были равны во всем, но Первому Когтю удалось застать противника врасплох.
Талос рванул меч влево, разрезав позвоночник Мелькии, легкие, одно из сердец и керамитовый нагрудник с такой легкостью, словно кромсал пустой воздух. Кровавый Ангел, пошатнувшись, отступил назад, и Повелитель Ночи всадил в его шею болт. Всего один снаряд. У Мелькии была ровно секунда на то, чтобы впиться пальцами в открытую рану, — после чего громыхнул взрыв, и голова сержанта разлетелась кровавыми брызгами.
— За Императора! — выкрикнул кто-то из Ангелов.
Темноту прорезали вспышки болтерного огня и сполохи силовых клинков.
Талос прыгнул на крик. Его золотой меч обрушился вниз, расколов надвое болтер Ангела. Противник встретил обратный удар клинка собственным гладиусом.
— За Императора! — снова крикнул Ангел, и на сей раз в голосе его прорезалось рычание.
— Твой Император мертв! — рявкнул Талос.
И тут настал этот миг: миг, когда взгляд Ангела метнулся к клинку, сжатому в темных перчатках Повелителя Ночи. Талос не видел глаз врага, но почувствовал секундную потерю концентрации. В этот решающий момент Талос отшвырнул противника к стене. Три болтерных снаряда мгновенно прошили шлем и череп Кровавого Ангела. Талос благодарно кивнул Кириону.
Узас, Меркуций, Ксарл, Адгемар, Кирион и Талос замерли во мраке, прислушиваясь к шипению остывающих болтерных стволов и глядя на последнего Кровавого Ангела, появившегося в дверях. Тот развернулся и побежал, тяжело грохоча ботинками по палубе.
— Неожиданный ход. — Талос сдержал смех. — Узас, сделай одолжение.
Узас ринулся во тьму под рев своего цепного меча.
Кровавый Ангел не собирался спасаться бегством. Узас это знал.
При всем нежелании допустить подобную мысль Повелитель Ночи вынужден был признать, что Кровавые Ангелы являлись грозной силой — по крайней мере во времена Великого Крестового Похода. Теперешние, с разжиженной кровью, не могли равняться с прежними. Истинное геносемя примарха было в них настолько разбавлено, что они стали почти смертными. И все же Ангел не бежал. Астартес уходили от боя лишь в одном случае — когда понимали, что смогут принести больше пользы в другом бою. Фокус, как усвоил Узас, заключался в том, чтобы убить врага раньше.
Он настиг Ангела меньше чем через минуту, но лоялист не собирался дешево продавать свою жизнь. Теперь, когда элемент неожиданности — столь блестяще, как неохотно признал Узас, привнесенный в схватку Талосом — был потерян, противники стоили друг друга.
