Йен Макдональд - Дорога Отчаяния
— Чего, собственно, ей от нас надо? — спросил Умберто Галлацелли.
— Она говорит, что хочет выманить сюда парламентариев и дать им решающее сражение, — сказал господин Иерихон.
— Милосердный боже! — сказал Луи Галлацелли. — Откуда вы знаете?
— Говорил с солдатами, — неубедительно объяснил господин Иерихон.
— Я думаю, она собирается нами прикрыться, — сказал Раджандра Дас. — Она думает, что мы выгнали ее из города, и вернулась, чтобы расплатиться. Сучка.
— Значит, месть? — предположил Умберто Галлацелли.
— Думаю, здесь находится что‑то очень нужное ей, — сказал Удивительная Язва сиплым шепотом. Он сжег голосовые связки в тот день на площади Корпорации, побежденный собственной мощью. Никогда больше не блистать ему сарказмом. — Когда она захватила нас в Хрисии, мне показалось, что мы нужны ей живыми по какой‑то причине, связанной с этим местом.
Господин Иерихон ударил сжатым кулаком по ладони с видом глубоко задумавшегося человека. Он консультировался с Высокими Пращурами, обыскивая их сохраненные персоны на предмет древних озарений.
— Благословенная Госпожа! Я понял! Милостивое дитя, машина времени! Вторая модель времянамотчика Алимантандо. Святый боже, абсолютное оружие!
Хруст земли под сапогами снаружи. Шикая друг на друга, нарушители комендантского часа потушили свечи и устремились сквозь паутину тоннелей и пещер по своим постелям.
На двадцатый день оккупации Арни Тенебра приступила к приготовлениям к битве. Автобусы с громкоговорителями, освобожденные из‑под власти Компании, разнесли весть, что все горожане, достигшие возраста трех лет, призываются в трудовые отряды, и объявили время и точки сбора. Под дулами полеизлучателей 14 и 22 инженерных батальонов люди принялись сооружать насыпи на утесах, закладывать концентрические минные поля вокруг всей Дороги Отчаяния по внутренней границе Кристальных Земель и строить лабиринт траншей, бункеров, блиндажей и стрелковых ячеек, из которых защитники могли накрыть огненной волной перепутанные улочки города. Солнце достигло полуденной точки, однако трудовые отряды продолжали работать, ибо освобождение коснулось и тирании сиесты. Случались обмороки и солнечные удары, проявления лености и отказы от работы. Толстый, обильно потеющий владелец отеля по имени Маршалл Кри бросил наземь лопату и наотрез отказался трудиться. Двое стражников из инженерного батальона увели его прочь. Через полчаса его отрубленные руки были вынесены на всеобщее обозрение на заостренных ветках. Если он не желал использовать свои руки на благо Армии Освобождения, то ему не положено пользоваться ими вообще. В 13 часов 13 минут, когда даже зимой солнце опрокидывается над Дорогой Отчаяния тиглем расплавленного жара, двое солдат из инженерного батальона явились за Женевьевой Тенебра.
— О нет, нет, нет, нет, пожалуйста, только не меня, — вопила она, пинаясь и молотя руками так яростно, что казалось, ее древние картонные кости вот–вот рассыпятся. Солдаты, однако, отвели ее не в ампутационный блок, но в ее собственный дом, где ее ждала дочь.
— Привет, мама, — сказала Арни Тенебра. — Как ты? Хорошо. Заглянула, чтобы поздороваться. — Женевьева всегда несколько побаивалась свою ворованную дочь. Когда ей доводилось слышать имя дочери по радио в связи с очередным злодейством, она говорила себе, что Арни — Манделла, да, и вовсе не ее плоть и кровь — потому что боялась. Теперь один вид закованной в броню и раскрашенной под демона дочери привел ее в ужас.
— Я на самом деле хотела повидаться с матерью и отцом, но они мертвы, как и мой брат и мой племянник. И никто и не подумал мне сообщить.
— Чего ты хочешь? — спросила Женевьева Тенебра.
Арни окинула заросшее грязью и заваленное хламом жилище неопрятной и несколько забывчивой сумасшедшей старухи оценивающим взглядом. Ее глаза остановились на голубом пузыре на загаженной каминной полке. Пузырь висел над чем‑то, напоминающим швейную машинку, окутанную саваном из паутины. За сферическими стенками изоинформационного полям ее приемный отец все также закладывал голубые сальто. Теперь он безмолвствовал. После двенадцати лет в камере–одиночке ему не о чем было говорить. Губы Арни Тенебра коснулись голубого пузыря.
— Привет, папочка. Я пришла освободить тебя, как и ты когда‑то освободил меня. — Управление времянамотчиком было довольно похоже на наручную панель полезлучателя; неудивительно, ибо оружие Армии Родной Земли базировалось на разработках доктора Алимантандо. Переводя верньеры в нулевое положение, она улыбнулась.
— Пока, папочка.
Голубой пузырь лопнул: взрыв воздуха в воздухе. Призрак отца исчез.
Она передала времянамотчик майору Дхавраму Мантонесу из элитной 55 стратегической инженерной группы.
— Заставь его работать, Дхав, — сказала она и отправилась осматривать строительные площадки. Ей нравилось гулять меж траншей и насыпей, мысленно играя в героев и демонов.
Дхаврам Мантонес явился к ней, едва забрезжило утро.
— Невозможно, — объявил он. — Единственное, чего мне удалось добиться — поле локализованной временной стабильности.
— Если доктор Алимантандо сумел, сумеешь и ты, Дхав, — сказала Арни Тенебра, глядя из окна своей стальградской штаб–квартиры, как будто чтобы подчеркнуть скоротечность времени. — Если тебе нужна помощь, возьми господина Иерихона, Раджандру Даса и Эда Галлацелли. Они работали над оригиналом времянамотчика. Вероятно, у нас получится склонить их к сотрудничеству.
Инструментом убеждения служило устройство под названием Судорожный Конек Чарли. Оно представляло из себя простой металлический треугольник, подвешенный в полутора метрах над полом. Метод его работы был соответственно несложен. Лицо, которое требовалось убедить, раздевалось догола, руки привязывались к потолочной балке, чтобы исключить падение, и человек усаживался на нижнюю сторону треугольника верхом. Несколько часов на Коньке Чарли хватало, чтобы убедить самых упорных наездников. Господину Иерихону и Раджандре Дасу не потребовалось и минуты.
— Мы знаем только то, что тебе и так известно.
— А что Эд Галлацелли?
— Он мертв.
— Мог он что‑нибудь рассказать своей любимой жене?
— Мог, но она исчезла. Улетела.
— Кто тогда мог знать?
— Лимаал Манделла.
— Не смешно. Он тоже мертв.
— Тогда, может быть, Раэл? Лимаал передал Раэлу–младшему многие секреты доктора Алимантандо.
— Мне это известно. Но мы ничего не нашли ни в записных книжках, ни вообще в доме.
— Может быть, ты должна спросить его лично. Лимаал мог сообщить ему что‑то, чего нет в книгах.
— Разумеется, мог.
Так Раэл Манделла–младший, который после убийства отца, исчезновения тети и пирровой победы над Компанией практически превратился в затворника, получил неожиданное приглашение прокатиться на Судорожном Коньке. Он также оказался не слишком устойчив к его воздействию и всего лишь через четыре часа скачки был снят с него почти в коматозном состоянии; за эти четыре часа Арни Тенебра пришла к мнению, что он не знает ничего, связанного со внутренними арканами хронокинетического искусства доктора Алимантандо. Впрочем, один фрагмент информации, отсрочивший его смерть, ей удалось получить, а именно — все секреты доктора Алимантандо, включая таинственную Темпоральную Инверсию, позволяющую добиться хронодинамизма, следует искать на стенах его дома. Дхаврам Мантонес был отправлен поближе ознакомиться с фресками под угрозой вечной скачки на Коньке Чарли. Раэла Манделлу–младшего срезали с балки и отнесли назад в фамильный дом. Жаль; Арни Тенебра охотно оставила бы его сидеть, чтобы посмотреть, удастся ли ему побить нынешний тридцатичетырехчасовой рекорд верховой езды.
Раэла Манделлу–младшего внесли на кухню его бабушки, где она и ее дочь как могли облегчили его страдания и уложили в постель. Здесь его посетила галлюцинация, будто когда‑то у него был отец из клена и мать из цветов и консервных банок. Он пролежал пластом три дня, и дочь соседа, скромная девушка по имени Квай Чен Пак, помогавшая Санта Екатрине во времена бесплатного супа, приносила ему цветы и красивые камни, а еще готовила леденцовых кенгуру и печенье с изюмом из своего скудного рациона. К концу третьего дня он поднялся, зная два важных факта. Первый: он был безумно влюблен в Квай Чен Пак. Второй: этой ночью войско парламентариев обложило Дорогу Отчаяния, готовое к последней битве.
61
— Пожалуй, их там примерно восемь тысяч, — сказал господин Иерихон, напрягая свое благочинное зрение, чтобы извлечь полезную информацию из двигающихся среди кристаллоидов сгустков жара. Севриано Галлацелли шевелил лопатой, прикидываясь, что работает.
— Ладно, а это что за штуки? — Он кивнул в направлении гигантских трехногих машин, которые важно вышагивали по усыпанной кристаллами местности и то и дело испаряли обломки ферротропа ударами яростных бело–голубых лучей.
