Ольга Новикова - Венец айтаны
– Лес, отойди, пожалуйста.
– И не подумаю! – Она с тревогой переводила глаза с одного на другого. Ну прям как мальчишки! Ведь взрослые мужики уже! И Кен тоже хорош! Почему он позволяет Итону нарываться?
– Отойди, Лес, все в порядке. – Дрогов встретился с ней взглядом, будто поцеловал. – Не беспокойся.
Лесси развернулась и ушла в карету к Арману и старому графу. Как ей сказать Итону? У нее же язык не повернется!
– Что случилось, госпожа Лесси? – подошел к карете Джастин. – Кто это?
– Это Итон Нолни, – рассеянно ответила девушка, глядя туда, где разговаривали мужчины. Итон возвышался над Дроговым – рядом с Нолни любой казался маленьким, – и Лесси явственно чувствовала исходящую от него угрозу.
– Из ваших?
– Да.
Она не слышала разговор, но хорошо догадывалась о его содержании. Она видела, как сперва рука Нолни легла на эфес, а через несколько мгновений к оружию метнулась и рука Дрогова. Сердце ее замерло. Великие небеса, что же они делают?! Итон все-таки вынул саблю, но капитан сложил руки на груди и покачал головой. И Нолни будто сломался, как-то сразу сник, опустил голову. Дрогов неторопливо развернулся и пошел прочь. Не в силах больше сидеть в карете, Лесси побежала ему навстречу.
– Что ты сказал ему? – спросила она у мужа.
– Правду, – ответил Кейен. – Я сказал ему правду.
Лесси с тревогой обернулась на Нолни. Тот стоял неподвижно, словно изваяние, потом поднял голову, поймал ее виноватый взгляд, подошел.
– Это правда? – тяжело спросил он. – Ты стала женой этого… пирата?
– Да, Итон. – Она не отвела глаз. – Я люблю Кена, и я стала его женой.
Еще несколько мгновений он смотрел ей в лицо, кривя губы, будто пытаясь удержать рвущиеся наружу слова.
– Что ж… Желаю счастья, – выдавил он из себя наконец. Развернулся и, тяжело ступая, отошел к своему коню. Неторопливо стреножил, сел рядышком на обочину, глядя на заходящее солнце. Лесси молча смотрела на него и не чувствовала ничего, кроме жалости.
Лагерем встали неподалеку – все равно было уже поздно искать другой ночлег. Лесси грустно глядела на неподвижно сидящего Итона, потом не выдержала, подошла.
– Чего тебе? – выдавил Нолни.
– Ты сердишься на меня?
– Я люблю тебя. – Он сказал это спокойно, просто констатировал факт. – Ты меня не любишь, ты любишь другого. Что ж, твое право. Такова жизнь. Наверное. Наверное, когда-нибудь я с этим смирюсь. Не беспокойся, Лесси. Наверное, он чем-то заслужил твою любовь, наверное, он лучше меня. Наверное. Это твой выбор, Лесси. Что я могу сказать кроме того, что я тебя все равно люблю? Даже если ты теперь чужая жена…
– Не надо, Итон, – мягко остановила его Лесси.
– Наверное, ты права, – согласился он. – Скажи только, что мне делать теперь, Лесси? Я не знаю.
– Все пройдет, Итон. Я не хочу тебя жалеть. Прости.
– Спасибо. – Он долго смотрел ей в глаза, потом вздохнул: – Вы едете к Марису?
– Да.
– Я тоже. Как вы нашли принца?
– Пойдем к огню, Ит. – Лесси встала. Немного помедлив, Нолни последовал ее примеру.
Серебряное наваждение отпустило Лесси. Нет, оно не исчезло совсем, но ушло на задний план, спряталось в дальний уголок ее существа. Зато теперь вместо серебряной паутинки ведьму беспощадно захлестнула боль родной земли. Она чувствовала, что ее Ор-Сите болен, отравлен присутствием шарритов. Она хорошо чувствовала и самих чужеземных колдунов. Все вокруг – и трава, и ветер, и певчие птицы, и дикие звери – все кричало, что отрава там, все молило ее об избавлении, и она знала, что никто, кроме нее, им не поможет. Там, где они проезжали, она старалась защитить свою землю. Да, она сознавала, что так только расходует силы и показывает шарритам свой путь, но, видя, как вновь начинают тянуться к небу цветы, понимала, что не может по-другому.
– Сила дана мне для защиты моей земли, – тихо говорила она Дрогову, когда тот в который раз находил ее, обессилевшую, в лесу около лагеря. Капитан не упрекал жену, он никогда ее не упрекал – только нежнее целовал ее лицо, только крепче обнимал, и она снова понимала, что ей нельзя любить его, что любовь делает ее уязвимой, понимала, но – благодарила судьбу за то, что он рядом.
– Приятного аппетита, миледи, – командор протянул Элине тарелку. Девушка поблагодарила, он сел рядом с ней. Элине нравилось смотреть, как ест Ронтон. Она вообще ловила себя на том, что ей хочется на него смотреть. Она часто – слишком часто – вспоминала ночь бегства из замка, крепкие объятия командора и стук его сердца. Элина сердилась на себя – в конце концов, она же не крестьянка какая-нибудь, она графиня! – но не подобающие ее положению воспоминания упрямо возвращались, и она спасалась только высокомерно поднятой головой.
Она ехала с повстанцами уже почти две недели, и за это время растущий будто снежный ком отряд Ронтона не раз участвовал в вооруженных стычках. Каждый раз Элина с замиранием сердца ждала конца схватки, бесконечно выискивая Мариса в гуще сражающихся и умирая от страха за него. В первый раз увидев на командоре кровь (вообще-то, как она потом поняла, порез был пустяковый, хоть и выглядел страшно – во всю грудь), она пересилила свою глупую гордость и попросила разрешения помочь. Неумело нанося целебную мазь на рану, она вдруг поняла, что сидит слишком близко к нему и чувствует под ладонью стук его сердца. Графиня смутилась, а Ронтон, как назло, поднял глаза и встретился с ней взглядом – всего на миг, но ей вдруг стало жарко. Однако Элина только повыше задрала нос и с независимым видом закончила мазать рану, а затем каждый раз невозмутимо предлагала свою помощь.
Парли Фетса в отряде не было – они с Ронтоном разделились, чтобы охватить Картеви с двух сторон, с севера и с юга. Командор шел южнее, рассчитывая к тому же встретиться с герцогом Контердом, который был уже недалеко. Еще три отряда мятежников и горцы сдерживали немногочисленные альгавийские силы на востоке, и их главной целью был Гоун.
– У вас есть еще какое-нибудь пристанище, миледи? – спросил Ронтон Элину на следующее утро после бегства из замка. Девушка вспомнила особняк в Картеви, и тогда командор невозмутимо заявил, что у нее будет возможность добраться до родных стен, так как он собирается взять город.
Иногда она была почти уверена, что нравится командору – например, сейчас, когда он посмотрел на нее упрямыми черными глазами и улыбнулся, несмотря на то что минуту назад был хмур.
– Что-то случилось? – спросила графиня.
– Ничего необычного, – невесело усмехнулся Ронтон. – Наверное, я просто дурак. Никак не могу понять, миледи, почему ваше сословие в девяносто девяти случаях из ста оказывается на стороне Аль-Гави? Неужели наше дело так безнадежно?
– Не судите нас строго, Марис, – печально ответила девушка. – Просто большинству дворян, в отличие от ваших солдат, есть что терять. Таких глупых юных рыцарей, как Джастин, увы, немного. Не хотелось бы вас разочаровывать, но и герцог Контерд сто раз подумал бы, поддерживать ли вас, если бы альгавийцы дали ему возможность сохранить свое положение при дворе.
– Неужели все так плохо, миледи? – отрывисто спросил Ронтон. А Элине вдруг невыносимо захотелось пригладить его непослушные темные волосы и вечно торчащий на макушке хохолок. Будто почувствовав это, командор вдруг глянул ей в глаза, и девушка снова опустила ресницы.
– Я надеюсь, что когда к нам присоединится принц Арман, ситуация изменится, – подбодрила она Мариса. Тот поблагодарил ее легкой улыбкой.
Всадники прибыли после обеда. Отряд и так был немалый – почти сотня человек, – к тому же он был плотно окружен мятежниками, отчего казался еще больше. В гуще всадников виднелась карета.
– Эти люди заявляют, что знают вас, командор, и что вы их ждете, – начал было сержант, но Ронтон неожиданно отстранил его и сделал несколько быстрых шагов навстречу вновь прибывшим.
– Лесси!
– Марис! – соскочив с лошади, ведьма бросилась командору на шею. Элина хмуро смотрела, как тот расцеловал девушку в обе щеки, и сердилась на себя за эту нелепую… ревность? Что еще за глупости? В конце концов, это же брат с сестрой! «Названые, – ядовито напомнил внутренний голос. – В них нет ни капли общей крови». Вот он наконец выпустил свою ведьму из рук, она показала в сторону кареты, оттуда вылезли принц Арман и ее отец. Вот Марис подошел к ним, почтительно откозырял мальчику, поклонился графу. Вот с разных сторон появилось еще двое мужчин – высокий светловолосый и пониже – смуглый, черный, с властным лицом. Ронтон сердечно пожал руки обоим (ее отец, почему-то грустно отметила Элина, руки командору так и не подал), а граф ди Гордони вдруг заметил дочь, нахмурился и быстро подошел.
– Элина! Что ты тут делаешь? – строго, пытаясь скрыть беспокойство, спросил он.
– Долго рассказывать, отец. – Она обняла его.
– Элина! А ты как здесь оказалась? – это ее заметил Джастин.
