Майкл Стэкпол - Драконы во гневе
Мерцание рубина заливало тесное, темное пространство под одеялом. Камень медленно пульсировал. Керриган внимательно разглядывал его. Ощущая тепло в пальцах — по крайней мере, так ему казалось, — он поднес камень к щеке, чтобы проверить, верны ли его ощущения.
Да, камень источал слабое, едва уловимое тепло. Внезапно мерцание прекратилось и превратилось в малиновый туннель, который затягивал Керригана в себя. Его охватила паника, все внутри задрожало. По телу побежали мурашки. Такое же чувство, от которого волосы на затылке вставали дыбом, возникало, когда молодой маг видел невидимое. Керриган попытался отодвинуть голову, опустить руки, но обнаружил, что тело утратило способность двигаться, словно бы оказалось заключенным в магическую броню, сковавшую его плоть.
Ты всего лишь мальчик.
Бестелесный голос произнес эти слова мягко, шепотом, и в то же время казалось, что звук пронизывает весь красный туман вокруг. Ощущение тела у Керригана исчезло, однако осталось чувство свободы. Будто бы все его существо куда-то сместилось, оказавшись вне поля его зрения. Он хотел повернуться и посмотреть, кто говорит с ним, но не смог.
Не пытайся ничего увидеть, мальчик, потому что ты внутри.
Керриган мгновенно осознал две вещи. Во-первых, стало ясно — тот, кто говорит с ним, читает его мысли. Маг попытался заслонить их, но даже самую элементарную защиту тут же смело, словно сухой лист порывом ветра.
Вторая мысль заставила бы его затрепетать — вот только тело было не в состоянии двигаться. Слова затопляли сознание, словно гигантская волна, но они не были пеной на ее гребне: переведенные, очищенные, процеженные и подготовленные таким образом, чтобы он мог усвоить их под всей этой массой нахлынувшей на него невероятной мощи.
В его сознании проносился миллион вопросов. Хотя сам он не мог навести порядок в этом хаосе, говорящий — или, точнее, говорящая, в этом он почему-то был уверен, — без труда рассортировывала его мысли, словно горстку монет. Возникло ласкающее ощущение чего-то, похожего на веселье. Он постарался сосредоточиться.
Эти усилия вызвали новый взрыв веселости.
Тебя неплохо обучили, мальчик, но мудрым назвать тебя еще рано. Ты — дитя, вырядившееся в одежду отца и играющее роль мужчины.
Эти слова — «мальчик», «дитя», «отец» и «мужчина» — звучали так, словно произносящая их веселилась от души. Они обозначали то, что и обычно, но одновременно несли в себе нечто гораздо большее. В представлении Керригана в понятиях «мужчина» и «мальчик» ощущалось существенное возрастное различие, однако сейчас оба слова несли в себе ощущение молодости, даже детскости. Предполагалось также, что понятия «отец» и «дитя» должны быть насыщены ощущением родственной близости, а вместо этого в них чувствовалось какое-то несоответствие. Как если бы отец осознавал свою биологическую связь с ребенком, но никак не соглашался с тем, что именно на нем, на отце, лежит ответственность за воспитание и обучение своего отпрыска.
Керриган сосредоточился.
Кто ты?
Последовал новый всплеск веселья, но на сей раз он жалил, словно удар кнута.
Имена, как тебе известно, заключают в себе силу. Но только не сейчас, не по отношению к нам. Мы участвуем в игре, но играем не мы. Мы пешки. Наш удел встречаться и расставаться, а потом снова возвращаться, чтобы растворяться или уничтожать.
До него доходили эти слова, но его занимало чувство, будто он парит, описывает круги, делает петли и ныряет — словно птица в потоках ветра над утесом. Поначалу это породило в нем ощущение легкости и скорости, но затем его вдруг нещадно тряхнуло, что окончательно лишило юного мага понимания происходящего.
Мягкое, ласковое прикосновение к сознанию вернуло ему покой.
Прости, мальчик, но я слишком долго провела в полном одиночестве и совсем забыла, какова моя сила.
Керриган содрогнулся.
Я не мальчик. И не пешка.
Ни одна пешка не воспринимает себя как пешку.
Кто управляет мною?
Это непростая игра, Керриган Риз. Много игроков, много тех, кто управляет ими. Наша задача не сопротивляться, но сознавать, когда нами управляют. Не от нас зависит, где упасть, но от нас, как именно.
Его охватило смятение. Пока он рос в Вильване, ему постоянно приходилось слышать загадочные изречения; такая уж манера у магов. Он всегда воспринимал это как способ запутать собеседника, однако здесь все было иначе; здесь услышанное воспринималось как рябь на поверхности огромного океана. И хотя он страстно желал узнать больше, он также понимал, что может утонуть.
Быть может, это мудро. Слова, казалось, обволакивали его теплом. Ты знаешь, сколь многое предстоит сделать. Однако ты не сделаешь этого в одиночку. Ты сильнее, чем думаешь, но силу дают тебе друзья. Стоит забыть об этом, и пострадает весь мир.
Последовал жестокий, быстрый, жалящий удар и странное оцепенение покинуло Керригана. Его бросило вперед. Он перекатился на левый бок, прижимая фрагмент Короны Дракона к животу. Все тело била дрожь, маг попытался сжаться в плотный комок, но при его размерах это было трудновато. Боль, точно молния, пронизала все тело. Но спустя некоторое время исчезла, оставив Керригана в холодном поту.
И таким же холодным теперь был камень, который он сжимал в руках.
Сбросив одеяло, маг жадно вдохнул прохладный воздух, перевернулся на спину и застыл, тяжело дыша. На сбитых на скорую руку досках потолка танцевали тени и пятна света. Пот жег глаза, Керриган смахнул его рукой. Потом снова положил фрагмент в кожаный мешочек и сунул под рубашку.
У него не было никаких объяснений тому, что только что произошло, — только обрывки мыслей. Чей-то разум соприкоснулся с его разумом. Он знал, что это не Кайтрин, потому что от нее ему наверняка досталось бы. Этот разум не таил в себе злого умысла. Боль, которую Керриган испытал в конце, явилась лишь следствием того, что прозвучало слово «пострадает», имевшее там гораздо более глубокий смысл, чем в обычном человеческом понимании.
Это слово всплыло в его сознании, и он ощутил его по-новому — точно маску, за которой что-то скрывается. Так король Ориозы прячет за маской свою трусость. Однако в данном случае за этим словом скрывалось нечто куда более ужасное — настолько ужасное, что, окажись маска сорванной, — и разум Керригана разлетелся бы на мелкие осколки.
Логика подсказывала, что он говорил с драконом. В конце концов, Корона Дракона и была задумана с той целью, чтобы сделать драконов поданными ее владельца. Тот фрагмент, которым владела Кайтрин, обеспечил ей власть по крайней мере над одним драконом. Неужели Керриган соприкоснулся с разумом порабощенного дракона?
Он повел плечами и сел. Это не имеет значения. Был ли то порабощенный дракон или какие-то чары, насланные Кайтрин, — несущественно. Страдание, о котором говорил он, распространится на весь мир, если Кайтрин победит.
Молодой маг покачал головой. Он был полон решимости воспрепятствовать этому — с помощью своих друзей.
ГЛАВА 4
Изо всех сил молотя руками, чтобы хоть как-то — совершенно, впрочем, безрезультатно — управлять своим полетом, караульный рухнул на круглый деревянный стол, расколов его в щепки. Свалившись оттуда на пол, несчастный застонал. Оловянный шлем слетел с его головы, отскочил в сторону, с гулким стуком запрыгал по полу и угодил Коллу Мэбли прямо по колену, что искренне порадовало Алексию, хотя такой поворот событий не входил в ее планы.
Мэбли — тощий темноглазый человечек, чью лысину прикрывали тщательно зачесанные назад пряди жидких волос, — зашипел и схватился за колено, устремив на принцессу испепеляющий взгляд.
Лицо этого персонажа скрывалось под ориозанской зеленой маской, украшенной разнообразными клеймами и символами, свидетельствующими о вверенной ему власти толсинского судьи. Однако кричащее, даже показушное убранство маски сводило всякое впечатление на нет и придавало сердитому взгляду ее обладателя что-то комичное. Расположившись за столом в таверне «Чертополох», он выпрямился и заговорил, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно и веско.
— Чему я обязан столь высокой честью, принцесса Алексия?
Алексия сделала шаг вперед, припечатав сапогом правую руку караульного к полу.
— Я пришла, чтобы повидаться с Вороном, однако у этого человека сложилось ошибочное впечатление, будто это невозможно.
Ноздри Мэбли затрепетали, но он тут же схватил источающую пар чашку подогретого вина с пряностями.
— Он не ошибся. Посетители к Предателю не допускаются.
Алексия нахмурилась, слегка повернула голову влево и посмотрела на сидящих у камина клиентов таверны. Они тут же потупили взгляды, делая вид, будто погружены в раздумья по поводу собственных дел.
