Аарон Дембски-Боуден - Первый еретик. Падение в Хаос
Последним, что он услышал, был судорожный вдох одного из погибших братьев, раздавшийся на канале вокса.
И последним, что он увидел, стало движение Ксафена, тяжело поднимавшегося с палубы.
Лоргар снова отложил перо. Его глаза зажглись неведомым чувством — что бы это ни было, Аргел Тал ничего похожего не видел.
— Итак, круг замкнулся, — сказал примарх. — Вы умерли и воскресли. Вы обнаружили, что экипаж уничтожен. Вы выбрались из Ока, и на это потребовалось семь месяцев.
— Ты хотел получить ответы, мой лорд. Мы доставили их тебе.
— Я не мог бы гордиться тобой сильнее, Аргел Тал. Вы спасли человечество от невежества и вымирания. Вы доказали, что Император не прав.
Капитан пристально посмотрел на своего отца:
— Какая часть этой истории была тебе известна, мой лорд?
— Почему ты об этом спрашиваешь?
— Ты провел три ночи в кадианских пещерах вместе с Ингетелем. Что рассказало тебе это существо, прежде чем ты отправил нас в Око?
Лоргар выдохнул, то ли усмехаясь, то ли вздыхая.
— Сын мой, я не знал, что с вами произойдет. Прошу тебя, поверь мне.
Аргел Тал кивнул. Это уже неплохо.
Он попытался заговорить, но слова застряли в горле. А может, это генетическая лояльность всех Астартес к своим примархам, только усиленная для воинов Семнадцатого легиона? Сможет ли он когда-нибудь распознать обман в глазах своего отца, если Уризен солжет ему в лицо?
Целые миры уступали ораторскому искусству Лоргара и сдавались, не сделав ни единого выстрела. В глазах его сыновей он воплощал убедительное и проникновенное обаяние — столь блистательное у Императора, — что казался неизмеримо выше таких примитивных и грубых понятий, как ложь.
Но слова Ингетеля все-таки разбудили в его душе сомнения.
— Я верю тебе, отец, — произнес Аргел Тал, надеясь, но не зная наверняка, правдивы ли эти слова.
— Нам необходимо замести следы. — Лоргар медленно покачал головой. — Жизни кадианцев — это улика, которую не должен увидеть Император. От своих сторожевых псов, приставленных к нашему легиону, отец узнает, что мы наблюдали ритуалы кадианцев и забрались в Око. В глазах Императора мы должны остаться чистыми. Шторм не открыл нам никаких тайн. Кадианцы… Что ж, они были уничтожены по причине зараженности варпом.
Аргел Тал проглотил едкую слюну.
— Ты истребишь все племена?
— Надо замести следы. — Лоргар вздохнул. — Геноцид никогда не доставлял мне удовольствия, сын мой. По флотилии будут распущены слухи о беспорядках, и мы применим тектоническое оружие на месте приземления, чтобы уничтожить племена, живущие на равнине.
Аргел Тал ничего не сказал. Ему нечего было сказать.
— Ты переродился. — Лоргар свел перед собой ладони. — Боги преобразили тебя, одарив величайшим благословением.
«Это можно рассматривать и таким образом», — подумал Аргел Тал.
— Я одержимый. — Слово не совсем точно передавало суть совершенного насилия, но любое другое объяснение было бы слишком грубым. — Мы все одержимы. И это свидетельство правдивости рассказа Ингетеля о богах.
— Мне больше не требуется никаких свидетельств. Все наконец встало на свои места. Теперь, после двух столетий борьбы и поисков, я знаю, в чем состоит моя роль в Галактике. И мы будем считать ваш… союз… некоторым воплощением, знаком отличия в глазах богов. Но не жертвой. Ты был избран, Аргел Тал. Так же, как и я.
И все же его голос звучал не так убедительно. В заявлении Лоргара проскальзывали сомнения.
Аргел Тал, казалось, глубоко задумался, глядя, как двигаются кости в открывающейся и закрывающейся ладони.
— Ингетель всех нас предупредил: это только начало. Мы изменимся, когда одержимость укоренится, но не раньше назначенного времени. О нем здесь в шторме возвестят крики богов, и как только мы услышим их призыв, начнется наша… «эволюция».
— В какой форме проявятся изменения?
Лоргар опять стал записывать каждое слово своим быстрым красивым почерком. Он никогда не возвращался назад, чтобы исправить ошибки, поскольку никогда не допускал их.
— Демон ничего об этом не сказал, — признался Аргел Тал. — Он сказал лишь о том, что эта эпоха закончится еще до завершения следующего столетия. И тогда Галактика займется пламенем и боги закричат. До тех пор мы будем носить в себе вторую душу, позволяя ей созревать.
Некоторое время Лоргар молчал. Наконец он отложил перо и улыбнулся своему сыну — ободряющей и доброжелательной улыбкой.
— Ты должен научиться скрывать это от Кустодес. И до призыва богов скрывать это от всех за пределами легиона.
Глава 19
ИСПОВЕДЬ
ВОЗРОЖДЕНИЕ
ГАЛ ВОРБАК
Еще до того, как открылась дверь, Блаженная Леди уже знала, кто пришел.
Она удобно уселась на краю кровати и сложила руки на коленях, прикрытых пышным серо-кремовым одеянием жрицы. Невидящие глаза обратились к вошедшему и следовали за шорохом босых ног по полу. Вместо гудения активного доспеха она услышала шелест одежды, и эта новая деталь вызвала на ее губах улыбку.
— Здравствуй, капитан, — сказала она.
— Исповедник, — ответил он.
Ей потребовалось немалое самообладание, чтобы скрыть свое потрясение. За месяцы лишений его голос изменился и звучал суше. И было что-то еще… несмотря на слабость, он стал более звучным.
Конечно, до нее дошли кое-какие разговоры. Если верить слухам, им пришлось убивать друг друга и пить кровь своих братьев.
— Я ожидала встретить тебя раньше.
— Извини за задержку. С самого возвращения я все время провел с примархом.
— У тебя усталый голос.
— Слабость пройдет.
Аргел Тал уселся на пол, заняв свое привычное место. Последний раз он сидел так три ночи назад, хотя для Несущего Слово прошел почти целый год.
— Я скучал по тебе, — признался он. — Но я рад, что тебя с нами не было.
Кирена не знала, с чего начать.
— Я кое-что… слышала, — заговорила она.
Аргел Тал улыбнулся:
— Скорее всего, это правда.
— Человеческий экипаж?
— Погиб, до последнего человека. Вот поэтому я и рад, что тебя не было с нами на борту.
— Насколько мне известно, вы тоже пострадали?
Несущий Слово усмехнулся:
— Это зависит от того, что именно тебе сказали.
Его стоицизм, как всегда, привел ее в восхищение. Уголки губ дрогнули, предвещая еще одну улыбку.
— Подойди ближе. И встань на колени, чтобы я смогла тебя осмотреть.
Он повиновался, подставил ей лицо и бережно держал ее запястья, направляя руки, пока она кончиками пальцев прикасалась к его коже, обводя исхудавшее лицо.
— Я всегда гадала, красив ли ты. Так трудно определить, полагаясь лишь на прикосновения.
Эта мысль еще ни разу не приходила ему в голову. Полученное воспитание не касалось подобных вещей. Он сообщил об этом Кирене и насмешливо добавил:
— Красив я или нет, но прежде я выглядел немного лучше.
Кирена опустила руки.
— Ты очень похудел, — заметила она. — И кожа слишком горячая.
— Питание было слишком скудным. Как я говорил, слухи правдивы.
Они оба замолчали, но тишина показалась Кирене неловкой и тревожной. Никогда раньше им не приходилось подбирать слова. Кирена стала теребить локон волос, заботливо причесанных ее служанкой всего полчаса назад.
— Я пришел для исповеди, — наконец нарушил он молчание.
Но эти слова не успокоили ее, а только заставили сердце забиться чаще. Она сомневалась, хочет ли слушать рассказ о бесчинствах на борту «Песни Орфея».
Но, кроме всего прочего, Кирена хранила верность своему легиону. Ее роль нравилась ей, и она с честью исполняла свой долг.
— Говори, воин. — В ее голосе появились дружески-формальные нотки. — Поведай о своих грехах.
Она ожидала рассказа об убийстве братьев и о том, как ради выживания он пил их кровь. Она приготовилась услышать об ужасах варп-шторма — шторма, которого никогда не видела своими глазами и о котором имела лишь слабое представление по немногословным рассказам других членов экипажа.
Капитан заговорил медленно и отчетливо:
— Я потратил десятки лет своей жизни на войну во имя лжи. Я приводил миры к Согласию с построенным на обмане обществом. Мне необходимо прощение. Моему легиону необходимо прощение.
— Я не понимаю.
Он начал описывать Кирене последний год своей жизни, как описывал его отцу. Она прерывала его гораздо реже и, когда повествование закончилось, обратилась не к ужасным последствиям, а к тому эпизоду, где голос Аргел Тала дрожал сильнее всего.
