Елизавета Дворецкая - Ночь богов. Книга 1: Гроза над полем
– Аюшка! Малоня! – кричала она, но ветер разрывал имена на клочки и сразу уносил, топил в шуме ветвей и далеких громовых раскатах.
И вот впереди мелькнуло что-то белое.
– Вот же вы где! – с облегчением вскрикнула Далянка, бегом бросилась к мелькнувшему пятну, обогнула березу… и налетела прямо на Хвалиса.
Он глянул на девушку с не меньшим изумлением – в шуме ветра и мелькании ветвей он не услышал крика и не заметил ее приближения. А Далянка оторопела: она как раз думала о нем, но никак не ожидала его здесь встретить!
– Ты здесь откуда? – воскликнула она.
Едва ли Хвалис ее услышал, но догадался по ее лицу, что она сказала.
– Я… Повидаться хотел… – пробормотал он, и Далянка тоже сама поняла, что ответить ему особо нечего.
Сидеть на займище у Просима Хвалису было и скучно, и опасно. Ратиславичи ведь не дураки – очень скоро отсутствие Галицы свяжут с его исчезновением, вспомнят, что она жила замужем на займище старого бортника и вполне могла спрятать там своего молочного брата. Каждый миг следовало ожидать охотников, и Галица велела Хвалису уйти из дома. Вот только куда идти, не сказала. И он побрел в сторону веси Мешковичей – их угодья раскинулись поблизости от Просимова займища. Здесь он бродил все утро, не решаясь показаться людям на глаза и втайне надеясь увидеть Далянку еще хоть издалека. Галица пыталась присушить ее к нему – но похоже, изгнанная подсадка в поисках хоть какого-нибудь прибежища нашла дорогу обратно и внедрилась в сердце Хвалиса, который теперь не мог ни есть, ни спать спокойно. Образ Далянки не оставлял его ни на миг и не давал думать ни о чем другом.
И вот она стоит перед ним. Встревоженная, с прядями волос, выбившимися из-под беленькой косынки, которой она повязывала голову от солнца, Далянка даже в простой будничной рубахе выглядела стройной и прекрасной, как богиня Леля.
– Далянка! – Княжич шагнул к ней и схватил за руки. – Ты едва стоишь! Что с тобой! Ты бежала! За тобой гонится кто-то?
Девушка попятилась. Вчера она была на луговине перед святилищем. Всех мужчин ее рода призвали туда наряду с прочими, и они с матерью и бабкой их провожали. Далянка знала, что натворил вчера Хвалис. И это он стал виновником той грозы, что сейчас расстилает свои огненные полотна над землей угрян. Если его сейчас увидит хоть один человек, сын Замилы погибнет немедленно. Его смерть сейчас, может быть, порадует мстительную Громовицу, но едва ли отвратит ее гнев: богиня уже разыгралась, уже вошла во вкус, град обременяет ее огромную утробу, в руках жгутся и дрожат молнии. Далянка едва не разрыдалась, видя, что виновник всего этого стоит перед ней и даже не думает ни о какой вине!
– За мной! За тобой сейчас погонятся, ты что, не понимаешь! – отрывисто, с трудом переводя дыхание, ответила она. – За тобой! Гляди! Гроза идет! Градом все поля побьет! Тебя убьют, ты что, не понимаешь! Что ты здесь бродишь, горе ты наше! Тебя найдут – по полям размечут!
Рядом раздался еще чей-то крик. Хвалис мигом прижался к березе и застыл, а Далянка шагнула к тропе и увидела Толигу. Хвалисов кормилец тяжело дышал, раскраснелся и вспотел, борода его топорщилась на ветру.
– Эй, краса ненаглядная! – окликнул он Далянку, заметив ее между кустами. Ему приходилось кричать во все горло, чтобы одолеть гул ветра. – Чего ходишь, чего домой не идешь, гляди, Змей Горыныч унесет! Вона как разыгралось, помилуй нас Перун! Ты княжича моего не видала здесь?
Далянка, не столько расслышав, сколько угадав содержание его речи, сделала знак следовать за ней.
– Вон он, сокол ясный! – воскликнул Толига, увидев своего воспитанника. – За что меня чуры наказали, дурака старого, и надо же мне было тебя на коня сажать![23] Ты что, не смыслишь, что вся эта гроза на твою голову собралась! – Кормилец показал на небо, где гром гремел все ближе и молнии уже явственно сверкали огненными стрелами. – Бежать тебе надо, дураку! Замила меня послала: найди, говорит, сыночка дорогого, увези его отсюда! Уж мы с ребятами тебя и у Просима ищем, и по лесу ищем! А ты тут с девицей прохлаждаешься! Раньше надо было! А теперь беги! Вчера еще куда ни шло, а теперь тебе никак домой нельзя – разорвут. Гроза-то вон какая! Беги живее!
– Куда? – закричал Хвалислав, наклоняясь почти к лицу своего кормильца, но едва его слыша.
– Близко нельзя – найдут! Ты же, почитай, всю волость на год без хлеба оставил! – Толигнев тоже сердился, но воспитанник и ему был как сын, поэтому оставить его без помощи он не мог, пусть и считал, что Хвалислав заслужил самое суровое наказание. – На Жижалу поедешь. Мы тебе уже и лодку приготовили, и припас собрали, мои ребята тебя проводят. Поедешь по реке до Селибора, там по лесу идти, но недолго, а там и Жижала. И не смей возвращаться, пока сам не велю. Есть там, на Жижале, городок, Верховражье, сидит там боярин Оклада со своим родом, а жена его – моя сестра. Они тебя примут, пересидишь, а там видно будет. Главное, чтобы не достали тебя наши. Вот тебе! – Боярин вынул из-за пазухи туго набитый кошель. – От матушки тут. Ну, давай живее, а то Лютава с волками выследит – я тебя защищать перед ней не буду, я тоже еще пожить хочу!
Хвалислав взял кошель и сунул за пазуху, а потом, не глядя на кормильца, снова сжал руку Далянки.
– Поедем со мной! – закричал он ей в самое ухо. Гром ударил почти над их головами, так что Толига невольно сгорбился и схватился за оберег. – Поедем. Ведь я, может, и не вернусь больше!
– Да ну тебя! – Далянка с досадой вырвала руку. – Себя спасай, дурная голова!
– Не хочешь? – Хвалислав нахмурился. Только что ему казалось, что Далянка, беспокоясь о нем, дает ему надежду, так неужели это обман? – Ну, тогда я вернусь еще! Вот увидишь!
– Поезжай, горе мое, а мне в город надо матушку твою спасать! Долго ты еще меня держать будешь? – орал Толига, с трудом перекрикивая шум ветра и раскаты грома.
Хвалис вопросительно глянул на него.
– К Просиму беги, там Новина с лодкой ждет! Под берегом, увидишь там!
Позади раздался еще чей-то слабый крик. Далянка обернулась и увидела на дальнем конце тропы те две маленькие фигурки в белых рубашонках, которые искала и высматривала везде.
Ахнув, она бросилась навстречу нестерам, которые бежали к ней, и вдруг остановилась: в десяти шагах позади девочек между кустами стоял волк. Он просто стоял, наполовину показавшись из зелени, и внимательно наблюдал за людьми круглыми желтыми глазами. Далянке показалось, что серо-рыжая морда зверя выражает отчасти тревогу, отчасти добродушие – как у умной и преданной собаки.
В первый миг замерев от неожиданности, Далянка сорвалась с места и со всех ног кинулась навстречу девочкам, схватила их обеих в охапку, но поднять не смогла.
– Волк, волк! – лепетали наперебой Аюшка и Малоня. – За нами! Мы заблудились, а он бежал за нами, но не съел!
Далянка снова подняла глаза и посмотрела поверх двух светловолосых головок с короткими косичками. Зверь все так же стол на прежнем месте, глядя на них, совершенно неподвижный среди мечущихся зеленых ветвей. А потом подался назад и мигом исчез за кустами.
От облегчения и волнения у Далянки выступили на глазах слезы. Она стояла, наклонившись и обняв обеих девочек. Волк и не собирался их есть. Он нашел их в лесу и погнал, как пастух овечек, в сторону дома. А теперь ушел восвояси, убедившись, что девочки встретили родню.
Тем временем Толига торопил Хвалиса: он не понял, куда и почему убежала вдруг Далянка, но опасался, что Немигина дочь приведет людей и его воспитанник попадет в руки разъяренных угрян.
– Давай живее, а не то приведет людей, и себя погубишь, и меня, голову мою седую! – тормошил кормилец своего воспитанника. – Девка людей приведет, отцу скажет, и тебя разорвут, и меня заодно!
Хвалис вздохнул и пошел по тропе, не торопясь, не обращая внимания на порывы ветра и первые капли дождя. Уход был не намного лучшим выходом, чем смерть, – ведь никогда он больше не вернется на Угру, не увидит Далянку… Или – еще вернется?
Молния ослепительно вспыхнула над головой, осветив каждую травинку. И в этой яркой вспышке Хвалис увидел, что перед ним стоит женщина – стоит, как сама Громовица Опалена, госпожа этой грозовой стихии. Он узнал Галицу, но сам не поверил глазам. Это была словно бы совсем другая женщина – властная, уверенная. Черты этой женщины и раньше понемногу поступали под привычным обликом послушной и недалекой челядинки, но именно сейчас Хвалис осознал, что перед ним совсем не та женщина, к которой он привык, – словно молния осветила наконец ее глубоко спрятанную внутреннюю суть.
Лютомер остановился посреди поля, подняв голову и подставив лицо струям дождя. Гром гремел прямо над головой, в тучах блестели молнии. И все ближе, все тяжелее нависала градовая туча. После каждой ослепляющей вспышки душа замирала в ожидании оглушительного раската, и Лютомеру, который унаследовал от своего божественного отца неистребимый, вечный, как сама вселенная, ужас перед огненными стрелами Перуна, стоило большого труда не пригибаться, не бежать со всех ног, не искать спасения где-нибудь под корягой…
