Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — эрцпринц
— Кто рисовал?.. Какие существа?
Хреймдар оглянулся с удивлением.
— Человек, конечно.
— Почему конечно?
Он ответил, уже не поворачивая головы:
— А для вас новость, что человек — единственное существо, способное рисовать прямые линии?
— Что, — спросил я с недоверием, — даже эльфы не могут?
— Даже эльфы, — подтвердил он. — Надеюсь, про троллей спрашивать не станете?
— Нет, — ответил я. — Теперь уже и сам сомневаюсь, что смогу эту самую прямую…
— Возможно, — произнес он отстраненно, — вы в некотором смысле тролль… Ура, получилось!
Надсадно заскрипело, дверь пошла в сторону, нещадно перетирая в пыль крупнозернистый песок, занесенный ветром.
Открылся темный и низкий проход, настолько узкий, что двигаться можно только по одному. Воздух пошел навстречу холодный, а бы даже сказал, могильный.
Хреймдар зябко повел плечами.
— Ты не против, — сказал я бодро, — пойти первым?
Он испуганно дернулся.
— Конечно, против!
Я подбадривающе похлопал его по плечу.
— Тогда будешь совсем героем!
Он вздохнул и с обреченным видом шагнул в проем. Я пошел следом, там впереди новая дверь, словно здесь шлюзовая система, и снова множество значков, где никакой системы: математические и астрологические символы вперемежку, а еще вообще непонятное, что больше всего похоже на иероглифы, но слишком стилизованные, словно абстрактные рисунки.
Я всматривался, старался найти взаимосвязь, Хреймдар что-то спросил тихонько, я пробормотал:
— В человеке больше двухсот костей, а мышц около пятисот, зато у кузнечика девятьсот, а у гусениц, подумать только, больше четырех тысяч!.. Таракан живет без еды девять дней, а потом умирает от голода…
Он спросил в недоумении:
— Чего-чего?
Я оторвался от созерцания головоломки, взглянул затуманенными глазами.
— Что?.. Ах да, это… Зачем я вам рассказываю?.. Как вспомню, так скажу.
Он сказал в благоговейном экстазе:
— Вы знаете такие сложности!.. У кузнечика девятьсот мышц? С ума сойти… Это же такие сокровенные знания!
— А что толку, — сказал я тоскливо, — я такой хрени знаю на сто томов!
— Это не хрень, — сказал он твердо, — это великие знания. Нужно только правильно ими распорядиться. И ваша мощь будет неизмерима!
— Дарю, — сказал я щедро. — А вот тебе еще: кальция и фосфора в каждом человеке по четыре фунта, калия, серы, натрия, хлора — считаные щепотки, железа… и на ложку не хватит, но есть, есть… бабочки пробуют еду ногами…
Он прошептал:
— Ваше высочество, это остатки величайших знаний, которые можно использовать в магических формулах!
— Дарю, — повторил я. — Знаешь, мне кажется, нас заманили в ловушку.
— Кто?
— Не знаю. Наверное, этот кто-то попытается нас убить. А мы вывернемся и сделаем все наоборот.
— А шансы есть?
— Нет, конечно! — ответил я с удивлением. — Откуда им взяться?
Он буркнул:
— Ну спасибо…
— Шансы нужно создавать самим, — пояснил я.
Дверь дрогнула и отъехала в сторону. Хреймдар
вытаращил на меня глаза.
— Как вы это сделали?
— Я думал, это ты…
Он покачал головой.
— Н-нет, я даже не представляю..
— Значит, — сказал я, — это кто-то снизу. Например, огнедышащий дракон, что ждет нас, чтобы поджарить себе на обед.
Хреймдар взглянул в темный проход за дверью, сам потемнел, словно вступил в густую тень.
— Что-то у меня снова падает настроение.
Я принюхался, пахнет горелым, хотя чему там гореть, неужели угольные пласты тлеют, повернулся к Хреймдару.
— Ладно, теперь топай сзади.
— Ну, сзади я еще кое-как смогу.
Некоторое время двигались молча и сосредоточенно, потом за спиной испуганно охнуло, и сразу же вся пещера, через которую пробираемся, озарилась злове-ще-красным огнем.
Я торопливо оглянулся — в сотне шагов позади из стены выдвинулась багрово-оранжевая фигура обнаженной и горящей пурпурным огнем женщины. Лица в подробностях не рассмотреть, только оранжевые глаза на багровом лице, правильный нос и полные губы, волосы собраны пучком кверху, от них поднимается рой искр, очень красиво очерчены линии геометрически округлых грудей, широкие спортивные плечи и узкая в поясе, хорошие бедра и длинные изящные ноги…
Хреймдар прошептал в испуге:
— Фея Огня!.. Но почему она здесь…
— Что, — спросил я, — пожар устроит?
Он потряс головой.
— Нет… Да перестаньте пялиться на нее так откровенно! Она благородная фея, плохих манер не терпит!
— Если мужчина смотрит с восторгом, — пробормотал я, — всякая женщина такое стерпит, и еще как стерпит… А что, если не пожар?
Фея медленно плыла через пещеру наискось, совершенно не обращая внимания на двух человечков, хотя однажды я встретил взгляд ее огненных глаз и постарался смотреть особенно восторженно и ошеломленно ее дивной и огненной красотой.
Хреймдар прошептал:
— Она появляется в пожарах, но не она их вызывает! Просто ей нравится огонь, она получает от него силу. Бывает, когда голодна или устала, вбирает в себя лесной пожар целыми милями!
— Ого, — сказал я с уважением. — Значит, даже тушит?
— В некоторых случаях, — уточнил он.
— С паршивой козы хоть шерсти клок, — сказал я. — Ее как зовут?
— Ваше высочество, — воскликнул он шокирован-но, — мы идем к великим тайнам, а вы все о женщинах!
— Я бы предпочел идти к великим разгадкам, — пробормотал я, — и к великим свершениям, а с феей… гм, это так, на будущее. Кто знает, где мы можем оказаться полезными друг другу?
Фея задела на своем прямом пути стену, легко вошла в нее и некоторое время двигалась так, постепенно исчезая в ней. В последний момент еще раз посмотрела на меня, я увидел на ее губах улыбку.
Хреймдар охнул:
— Ваше высочество! Даже не знаю, поздравить вас или принести соболезнования.
— В чем дело?
— Это же Фея Огня!
— Да, — признал я, — это весьма горячая женщина…
— Это не женщина! — воскликнул он. — Это… это элементаль!
— А-а, — сказал я разочарованно, — ну, элемен-тали меня интересовать не должны, я христианин и рыцарь. Хотя… когда этот элементаль в таком виде, можно сделать себе некоторую поблажку. Совсем небольшую, я же понимаю, что это нарушение, но если небольшое, то…
Воздух, как ни странно, все еще холодный, хотя иногда чувствую в нем легкий запах не только гари, но и чего-то тревожного, опасного, громадного. На ходу перешел на запаховое, голова сразу закружилась, все чувства как сошли с ума, ошалев от неожиданности, когда вместо привычных визуальных образов приходится получать, обрабатывать и перекодировать в нечто хотя бы слабо понимаемое.
Прежний мир исчез, только под ногами твердь, которой не вижу, а только чувствую, да еще ладонь упирается в нечто солидное…
Издали донесся встревоженный голос:
— Ваше высочество… с вами все в порядке?
— Голова закружилась, — пробормотал я. — Видно, съел что-то. Сейчас пройдет, погоди…
Запаховое зрение упиралось и не хотело перекодироваться в примитивное визуальное, наконец я увидел в дико ярком цветном мире огненные полосы, поднимающиеся снизу из прохода, куда, как понимаю, идем, там эти полосы еще отчетливее, уже различаю оттенки, можно бы уловить и побольше, но этот неистовый жар гасит, подавляет все остальное.
Я тряхнул головой, закрыл и открыл глаза, заставив себя усилием воли вернуться к обычному зрению. Красочный мир запахов исчез, оставив тягостное чувство утраты, зато я различил встревоженное лицо Хреймдара.
— Все прошло, — сказал я хрипло. — Но… там внизу опасность. Нам точно туда?
Он покачал головой.
— Нет, нам сейчас налево. Но если там опасность, нас найдут! Кто там?
— Не понял, — ответил я честно. — Сказал бы даже, что огнедышащий дракон, но откуда ему взяться в подземелье?.. Другое дело, в небе…
Он спросил настороженно:
— А почему нельзя в подземелье?
— Ну, — сказал я, — сперва же крылья отрастают, а только через семь лет после этого развивается огненное нутро. А как он там с крыльями? У него же крылья в растопырке чуть ли не на милю!
— Могли отвалиться, — предположил он. — Или крысы отгрызли. Или вообще… ну, порода такая!
Я прислушался, сказал трезво:
— Стой здесь. Я пойду вниз, посмотрю, что это за. Если что, кричи «караул» погромче.
— О, — заверил он бодро, — это я умею!
Я не стал запускать шарик света, мне и так видно, а яркие краски ни к чему, не художник, и слава Богу, а то бы уже серьгами в ушах и кольцами в носу звенел, как эти, которые.
Дорога вниз то вела ухоженными ступеньками, то они оказывались заваленными глыбами камней, упавшими сверху и вывалившимися из стен, но дальше, к счастью, пошли крепкие стойки, упертые в темный свод, а проход расширился так, что могла маршировать армия.
