Елизавета Дворецкая - Лань в чаще. Книга 1: Оружие Скальда
Он тоже не остался равнодушен к известиям фьяллей, но значительно лучше умел держать себя в руках.
– Твой сын жив и только ранен! – ответил Ормкель, глянув на кюну, чей испуганный и растерянный вид доставил ему немало удовольствия. Именно такими он мечтал увидеть лица всех слэттов!
Их слова прозвучали почти друг за другом. Как мало времени прошло, и как много мыслей и чувств пронеслось в душе Ингиторы!
Она перевела дух и только тут заметила, что в последние мгновенья не дышала – как ей показалось, очень долго. Если даже беспечная кюна Аста поняла опасность, то что же должна была почувствовать Ингитора, весь этот месяц не думавшая ни о чем другом! Стоявший перед ней человек принадлежал, без сомненья, к приближенным Торварда конунга. Первый человек от него, увиденный ею, казался частью самого Торварда; последние месяцы она так много думала о нем, что он словно бы все время находился рядом, но вот она впервые увидела что-то живое, не воображаемое, принадлежащее ему! Она вглядывалась в лицо Ормкеля, словно искала в нем черты самого Торварда, и ее поражало то простое сознание, что Торвард конунг, ее враг, существует на самом деле, что он не герой древнего и жуткого сказания, что он живет на свете сейчас и такой же живой, как она сама. В этом прихоть воображения: оно делает вымысел живым, но живому нередко придает облик вымысла. До сих пор она жила в саге, где был злодей, что-то вроде коварного конунга Атли, был герой – Эгвальд, была героиня – она сама. И вот только сейчас она действительно осознала, что все это – жизнь, а не сказание!
Однако Эгвальд жив! После первого потрясения Ингитора ощутила, что и это немало. Эгвальд жив, а все остальное поправимо. Все еще можно будет уладить! И она с новым нетерпением впилась глазами в лицо Ормкеля.
– Твой сын напал на Фьялленланд с шестью кораблями и полутысячей людей. Но и Торвард конунг собрал войско не хуже! Тор помог фьяллям, валькирии были на нашей стороне. Эгвальд ярл был разбит перед Трехрогим фьордом. Из его людей многие отправились прямо к Ран и Эгиру. Альв ярл из Альвадаля и Хладвир ярл из Камбенэса погибли. Остальные в плену у Торварда конунга, трое ярлов и четыре сотни хирдманов. Среди них и сам Эгвальд ярл.
Женщины ахнули, даже мужчины не сдержали возгласов. Фру Ауд, жена Альва из Альвадаля, с мертвенно-белым лицом села на скамью позади себя. Само то обстоятельство, что вести о походе пришли не от Эгвальда, а от фьяллей, не обещало ничего хорошего. Но разгром, плен! Чтобы Эгвальд, обладая такими большими силами, потерпел сокрушительное поражение! Это не укладывалось в головах.
– Я вижу, вы не очень-то склонны мне верить! – ответил Ормкель на общий изумленный возглас. – Я привез кое-что, что вас убедит.
С этими словами он принялся развязывать плотный кожаный мешок, с которым явился в гридницу. Не у одного промелькнула страшная мысль, что доказательством послужит чья-то голова. Но нет – предмет, лежавший в мешке, был слишком плоским и длинным.
Развязав кожаный ремешок, Ормкель сунул в мешок руку и извлек секиру – всем известную секиру, от обуха почти до самого лезвия покрытую узорной золотой насечкой. Ее имя было Великанша Битвы, и Хеймир конунг подарил ее сыну, когда того посвящали в воины.
– Я думаю, вы все хорошо ее знаете! – сказал Ормкель, показывая секиру сначала конунгу, а потом всем вокруг себя. – С этим оружием к нам явился Эгвальд ярл. Но после битвы она досталась Торварду конунгу. И он прислал ее тебе, Хеймир конунг. Те руки, которым ты ее доверил, оказались не очень-то удачливы.
Слэтты зароптали в ответ на эти весьма обидные слова, но Хеймир конунг сидел с непроницаемо-каменным лицом. Он не зря славился умом и понимал, что сейчас он не в том положении, чтобы обижаться.
– Он ранен? Что с ним? Да говори же! – волновалась кюна Аста, ломая руки в тревоге и тоске. – Он сильно ранен? За ним ухаживают? Где его устроили? Там хоть кто-нибудь о нем позаботится?
Она всегда любила Эгвальда, но сейчас, когда она возникла настоящая опасность его потерять, сын стал для кюны Асты дороже собственной жизни.
– Он ранен в плечо, но большой опасности нет, – небрежно ответил Ормкель. – Скоро опять будет руками махать, так что заглядишься! Торвард конунг требует выкупа за ваших людей. При его благородстве и великодушии он просит немного: по эйриру серебра за человека, по марке за ярла и две марки золота за самого Эгвальда ярла! И Торвард конунг хочет, чтобы ты, йомфру Вальборг, привезла ему этот выкуп!
Взгляд Ормкеля уперся вдруг прямо в Ингитору, и он смотрел на нее, произнося эти слова. Никто не указывал ему дочь Хеймира, он сам ее узнал. Только такой могла быть дочь конунга: высокой, стройной, гордой, с прекрасным белым лицом, с пылким блеском глаз! Красное платье, золотые ожерелья, рыжие волосы делали ее похожей на живой язык пламени; она сразу бросилась ему в глаза, и никаких других женщин он уже не замечал.
– Это я – йомфру Вальборг! – вдруг с возмущением вскрикнул звонкий голос где-то в стороне.
Со скамьи поднялась другая девушка: невысокая, светловолосая, тоже красивая, но совсем другая. За спиной ее стоял Оддбранд Наследство. Увидев его и встретив его значительный взгляд, Ормкель понял свою ошибку и почувствовал некое разочарование: все равно как если бы ему показали овцу и сказали, что это – олень.
– Это я – йомфру Вальборг! – с оскорбленным видом повторила светловолосая и бросила на рыжую в красном платье гневный взгляд, как будто та сама пыталась занять чужое почетное место. – И если нужно, чтобы я отвезла выкуп за моего брата, то я готова сделать это!
– Что ты, дочь моя! – кюна Аста чуть не заплакала от страха. – Ты, еще ты, когда Эгвальд… Чтобы девушка ехала за море к такому человеку! Нет, лучше уж я сама поеду!
– Нет, конунг, это должна сделать я! – Вальборг повернулась к Хеймиру конунгу и сжала руки, в глазах ее горела страстная мольба.
– А я бы сказала, что этот человек не так уж ошибся! – возразила Ингитора и тоже шагнула вперед. – Конечно, я не дочь конунга, но и я не чужая Эгвальду ярлу! И если уж так случилось, что он попал в беду, то и я имею право помочь ему!
Мысль о том, что Вальборг отправится исправлять ее, Ингиторы, промахи, казалась ей хуже смерти. Опасность, которой дочь конунга при этом подверглась бы, служила бы к ее чести и к унижению Ингиторы, и она сама была готова на любую опасность, только бы этого избежать!
– Ты приносишь ему одну неудачу! – гневно ответила ей Вальборг. – Если бы не ты, он вообще не пошел бы в этот поход! Ты подталкивала его своими стихами, но они оказались недостаточно сильны, чтобы обеспечить ему победу!
– Уж в этом если и есть виноватые, то это не я! Не я, а ты с самого первого дня пророчила ему поражение и позор! Это правда, и все это знают! Все здесь были свидетелями, даже кюна Аста! Все знали, что ты предрекала твоему брату поражение! И если ты теперь поедешь за ним, то он и вовсе никогда не вернется!
– Но поехать должна я! Ведь Торвард конунг пожелал, чтобы приехала я!
– Конунг, пусть едет она! – чуть не плача, умоляла мужа кюна Аста, и он не сомневался, что жена его имеет в виду Ингитору. – Я не вынесу, если моя девочка поедет к этому чудовищу! Ты же знаешь, что про него рассказывают! Говорят, он одну дочь уладского конунга прямо при всех чуть ли не… – Кюна сама себе зажала рот, не в силах вымолвить такие ужасные вещи. – Я тогда в море брошусь! Он обесчестил нашего сына, так неужели ты согласишься, чтобы он обесчестил еще и дочь! Конунг, ты не можешь этого допустить!
– Конунг, это я должна поехать! – почти одновременно с ней горячо твердила Ингитора. – В чем-то твоя дочь права, без меня не было бы этого похода, Эгвальд ярл хотел помочь мне, он готов был пожертвовать собой ради чести моего рода, и теперь я должна сделать все, чтобы спасти его!
Хеймир конунг переводил взгляд с одной женщины на другую. Скромный размер суммы в сочетании с требованием, что привезти ее должна сестра пленника, сразу навел его на мысль, что на самом деле Торвард конунг собирается взять другой выкуп. Но если честь сына, побежденного и попавшего в плен, новыми победами восстановить было можно, то честь дочери не восстановишь уже никак, даже смертью похитителя этой самой чести.
– В справедливости твоим словам отказать нельзя! – заметил он наконец, обращаясь к Ингиторе. – Как и самой тебе – в смелости и отваге. Ты действительно готова это сделать? Подумай как следует! Ведь Торвард конунг ненавидит тебя за твои стихи, а против моей дочери он ничего иметь не может. Для тебя это вдвойне опаснее, чем для нее. Ты понимаешь, что он имеет в виду?
– Сумасшедшая, ты погибнешь! – стонала за спиной у Ингиторы Стейннрид и дергала ее за рукав, словно умоляла опомниться. – Ты понимаешь, какой выкуп он с тебя возьмет!
– Если он это задумал, то с Вальборг он возьмет то же самое, – в состоянии лихорадочной отваги отвечала Ингитора, и выиграть этот спор ей казалось не менее важно, чем саму войну с Торвардом конунгом. – А она не виновата, что Эгвальд ярл там оказался. Он пошел в тот поход ради меня. И для него он тоже был опасен.
