Елизавета Дворецкая - Лань в чаще, кн. 1: Оружие скальда

Женщины, правда, восхищались ею заметно меньше мужчин. Фру Сванхильд и ее дочь фру Альвгейра, сидя в полутемной и душной девичьей, не раз заводили речь о том, как странно скорбит их гостья: неотомщенная гибель отца, видите ли, мешает ей «искать забав», но под забавами она, как видно, понимает только шитье и прочие полезные работы, а кататься с горы чуть ли не в объятиях Эгвальд ярла ей, видите ли, обет ничуть не мешает! Йомфру Вальборг при этих речах только поднимала брови, что, дескать, ее это не касается. Но конунг и кюна горой стояли за Ингитору: Хеймир конунг ценил ее как лучшее украшение своих пиров, а кюна Аста просто радовалась за своего сына, которому общество Ингиторы доставляет такую радость.

А Ингитора чувствовала себя вправе смеяться, потому что месть ее, не как у других, осуществлялась не один раз, а постепенно и многократно. Ей не требовалось год сидеть, нахмурясь, ни с кем не разговаривая и обдумывая, как нанести врагу единственный, но верный удар секирой по шее. Ее месть уже осуществлялась, когда сама Ингитора ехала на лыжах с горы или бросала снежок, целясь (и обычно попадая) в шапку Эгвальда ярла. Врагу ее уже было плохо, так отчего же ей не веселиться? Слухи о его зимних неудачах просачивались через Островной пролив и достигали Эльвенэса. Отчего же ей не смеяться? Но месть не женское дело, и шить рубашку или ткать ковер, одновременно сочиняя очередную «песнь позора», было бы как-то глупо, ведь правда?

В девичьей у Ингиторы завелись две подруги, целиком с ней согласные: йомфру Стейннрид и уладка Этелахан. Этелахан появилась в Эльвенэсе чуть больше года назад и была частью добычи того самого похода на Зеленые острова, из которого Эгвальд привез подаренное Ингиторе ожерелье. Невысокого роста, легкая и стройная, с мягкими чертами лица, с розоватой кожей и зелеными глазами, с пышными кудрявыми волосами цвета недоспелого желудя, восемнадцатилетняя Этелахан была почти красавицей, но участь ей досталась довольно печальная. Дочь одного из уладских ригов, она попала в плен и теперь ожидала, когда за нее пришлют выкуп. Выкуп все не привозили, и девушка не очень-то на него надеялась. У ее отца имелось восемь дочерей: из них две, старше Этелахан, уже вышли замуж, а остальные еще только подрастали, но им со временем понадобится приданое, а владения ее отца не так уж и богаты! Этелахан подозревала, что ею пренебрегли, хотя не по бессердечию, а по бедности, и здесь, в девичьей кюны Асты, ей и предстоит состариться. С ней обращались мягко, ласково, женщины жалели ее, и только йомфру Вальборг, не обижая ее открыто, любила давать Этелахан разные мелкие поручения: принеси, позови, передай. Ей нравилось помыкать дочерью заморского конунга, которая дома сама имела служанок, и это мелкое тщеславие не красило ее в глазах Ингиторы. Сама Ингитора полюбила болтать с Этелахан, которая была неглупа, добросердечна и знала множество сказаний своей земли, и они нередко сидели втроем с ней и с йомфру Стейннрид. За год жизни в Эльвенэсе Этелахан научилась понимать язык Морского Пути и запомнила много слов, но употребляла их так странно, что ее речи вызывали невольный смех. Если ее спрашивали, заснула ли кюна, Этелахан отвечала: «Она ушла в свой сон».

Среди ее сказаний имелось одно, которое казалось ей похожим на судьбу Ингиторы.

– Была одна дочь один риг, и имя она имела Мис, – рассказывала Этелахан в какой-то из длинных зимних вечеров, когда пира не было и Ингитора сидела в девичьей. – Риг тот бился в битве и имел там свою гибель. И когда Мис имела знание… узнавание про гибель риг, она пришла найти его на поле и… И имела питье свое в крови его ран, и тогда пришла она в свое гельтахт.

– Постой, куда она пришла – в свое… – не поняла кюна Аста. – Это место такое? Гель…

– Гельтахт. Это не место есть, это… гельтахт. Те, кто ушли в гельтахт, могут делать прыжок такой огромный и легкий, что могут перенести себя сразу на… далеко. И еще гельт могут ходить по веткам деревьев. И они не живут с людьми больше никогда, а только в лесу, и не имеют одежды.

– Это что, нищие? Бродяги? – уточнила фру Альвгейра.

– Нет, это есть гельт, – твердила Этелахан. – У гельт нет дома, нет разума… Мис была бенгельт .

– Безумная?

– Да. Можно так. Пусть безумная, – подумав, Этелахан согласилась, хотя видно было, что она просто не знает более подходящего слова. – И тогда она имела свой уход на сторону запад и сделала свой прыжок через долину, и эта долина имеет потом имя Мис-Мел, и пришла к гора, и гора имеет потом имя Слиаб Мис. И она убивала людей и скот и имела тоже питье свое в крови их ран.

– Это не безумие, это когда живые мертвецы! – воскликнула фру Сванхильд. – Вот ведь нагородила сразу ерунды!

– Это народ такой чудной, ничего-то у них не поймешь! – заметила фру Йорфрид, мать Стейннрид.

– Это бенгельт . – Этелахан пожала плечами. – Так рассказывают.

– Пила кровь! Что за ужасы ты рассказываешь на ночь! – Кюна Аста прижала руки к щекам, даже позабыв выпустить иголку, так что чуть не вонзила ее себе в глаз и вскрикнула. – Я же спать не буду!

– Выросли перья и шерсть на ней так долго, что они имели тяну… волочение за ней по земле.

– Перья? – со все большим недоумением переспрашивала фру Сванхильд. – Как это перья на человеке могут вырасти? Или она превратилась в птицу?

–  Гур фас клюм э груайг хом фада сан уирте го мбиод аг слиобад на талмун иона деадайг , [22]  – тихим, печальным голосом подтвердила Этелахан, но только никто не понял, и ей пришлось снова трудиться, пытаясь перевести причудливые сказания своей причудливой родины, и убеждаться, что нельзя перевести слова, когда сам ход мышления другой.

– Может, волосы выросли такие длинные, что волочились по земле? – предположила Ингитора.

– Так она имела свою жизнь три раза сто и еще половина сто зим, – продолжала Этелахан, предоставив им объяснять услышанное, как сумеют. – А был потом риг Федельмид, и был у него филид Дув Рис. Он имел приход свой к Мис, и три дня имел перед ней пение и игру на арфе, и тогда было падение перья и шерсть. Дув Рис два месяца жил с ней, и она стала иметь свой облик человек опять. И тогда Дув Рис имел ее свою жену.

– То есть на ней женился, – удовлетворенно перевела Стейннрид. – Все как полагается, так что не бойся, кюна.

Ингиторе понравилось это диковатое и все же чарующее сказание, и она несколько дней после того обдумывала, нельзя ли переложить его в правильные стихи. Но получалось плохо: в этом нелепом сказании о странной безумной женщине бенгельт , то ли птице, то ли живом мертвеце, содержалось нечто неприятно смущающее, задевающее что-то в глубине ее души, и мысли о ней наполняли жутью. «Когда Мис имела узнавание про гибель риг, она пришла найти его на поле…» Ингитора не могла не вспоминать, как сидела на сундуке и смотрела в мертвое лицо своего собственного отца. Сходство в положении ее и Мис было, и холодная жуть сказания о женщине-кровопийце, обезумевшей и одичавшей от горя, словно и саму Ингитору затягивала в какую-то черную пропасть из той в общем-то совсем неплохой жизни, которую она здесь вела.